4. Эдвард Подволл и "Уиндхос"
Эдвард Подволл (1936–2003) является не коллегой и соратником, а скорее продолжателем идей Лэйнга. Его проект "Уиндхос" часто называют одним из самых успешных среди проектов-последователей Кингсли-холла, а его теория метанойи, обогащенная авторскими наработками, представляет красочные примеры душевных исцелений. В теории Под-волла критическая составляющая сокращается до минимума, а на первый план выходит практика обретения себя.
Психическое заболевание для Подволла – не необратимый процесс психической деградации, но циклический кризис, который, хотя и не может быть запущен вспять, но может быть успешно пройден. В своей книге "Вновь обретая здоровье: помогающий подход в понимании и лечении психозов" он приводит примеры восстановления душевного здоровья после погружения в психотические эпизоды: пример аристократа Джона Персеваля, поэта и художника Анри Мишо и других людей, которые, пройдя через безумие, силой собственной воли и интеллекта смогли побороть болезнь.
Особенно примечательным здесь является случай Джона Томаса Персеваля (1803–1876), который открыл в XX в. Грегори Бейтсон. Он любопытен в силу сразу двух причин: во-первых, поскольку полутора столетиями ранее проиллюстрировал теорию метанойи; во-вторых, поскольку продемонстрировал это в те времена, когда даже сама научная психиатрия еще только начинала формироваться. Случай этот имел место в самом начале XIX в., когда господствовала теория дегенерации, психическое заболевание рассматривалось как стремительно развивающееся слабоумие, а психиатрическая больница напоминала тюрьму, вый ти из которой было невозможно, поскольку само безумие считалось неизлечимым. В эту эпоху великого заточения и жил Персеваль.
Грегори Бейтсон, разбирая этот случай, указывает на целебные свойства шизофрении, на то, что сочетание "патогенного" и "целебного" часто ведет к выздоровлению на пути к новому, более полноценному функционированию. В предисловии к этой истории он пишет: "Такова одна из самых интересных характеристик странного состояния, называемого "шизофрения": что эта болезнь – если это болезнь – иногда имеет целебные свойства. <…> Таким образом, при помощи таинственного бессознательного процесса Персевалю удалось выполнить оркестровку своего внутреннего опыта и привести в исполнение свой проход через психоз". На взгляд Бейтсона, точно так же, как некоторые органические заболевания являются своеобразными попытками тела откорректировать некую глубинную патологию, а сновидения – попытками отреагировать на накопившееся за день напряжение, шизофрения иногда – это стратегия личностного изменения. Обращение к историям, подобным истории Персеваля, по Бейтсону, открывает принципиально новые горизонты во взгляде на шизофрению: "Создается впечатление, что единожды рухнув в психоз, пациент должен пройти определенный путь. Он словно бы отплыл в странствие, которое завершается только с его возвращением в нормальный мир, в который он возвращается с прозрениями, которых никогда не бывает у тех, кто никогда не отправлялся в такое странствие. Кажется, что, начавшись, шизофренический эпизод идет столь же определенным путем, как и ритуал инициации, т. е. путем смерти и возрождения. В этот эпизод новичок мог быть низвергнут семейной ситуацией или случайными обстоятельствами, однако его ход направляется главным образом внутренним (эндогенным) процессом".
Джон Персеваль был английским дворянином, одним из 12 детей премьер-министра Великобритании Спенсера Персеваля, род которого восходил к ирландским королям. Он был красив, получил прекрасное воспитание и образование, обладал великолепными манерами, был ответствен и дисциплинирован. Дисциплинированность эта и сыграла с ним злую шутку. Требовательность к себе и другим, всегда бывшая одной из центральных черт его характера, постепенно входила в противоречие с эгоистичностью окружающей его культуры, с распространенными стремлениями к власти и богатству. Перемены начали наблюдаться где-то в 1830 г.
Тогда Персеваль все больше и больше обращался к религии: молился, читал Библию, но все это только укрепляло его ощущение моральной деградации мира, приводя к устойчивой депрессии. Оставив девятилетнюю военную службу, он двинулся в Оксфорд в колледж Магдалины, дабы посвятить себя религиозным штудиям. Там он с головой погрузился в учебу, почувствовав прилив сил и наконец обретя возможность преодолеть собственные противоречия. Вскоре он прослышал о христианах-евангелистах, говоривших на "языках", и направился к ним, дабы разделить их веру.
Однако жизнь в общине привела не только к укреплению его веры, но и к нарастанию сомнения в том, должен ли он отдаться вере, свидетельства которой наблюдал. Однажды в таверне он разговорился с незнакомым юношей, и они провели весь вечер в беседах на религиозные темы. Юноша сетовал на ощущение брошенности, отчужденности от Христа, и его переживания тронули Персеваля: "Меня терзала мучительная внутренняя борьба: казалось, я движусь непонятно куда: в конце концов, я опомнился и вопреки всему отдался во власть Бога…". Теперь Персеваль ощущал внутри себя "силу Духа", и понял, что может открыть свое тело и свою душу для более глубоких изменений. Он отдался во власть духа.
Персеваль чувствовал, что его мощь начала постепенно нарастать. Теперь духи говорили и пели посредством него, он мог говорить голосами других людей, и эта странная "вдохновленность" отнюдь не понравилась его товарищам по общине: многие считали, что им движет дьявол, и вскоре его попросили оставить их общество. Персеваль направился из Шотландии в Дублин и в это время почувствовал еще одно важное изменение. Он отчетливо ощутил, как вскрылись ресурсы его сознания и души. Одновременно появились и другие признаки изменений: вселившаяся в него сила стала приводить в движение конечности. По ночам какой-то дух стал приказывать ему кричать во весь голос или принимать неестественные позы. Тогда он жил у друзей семьи, приехавший в Дублин его старший брат во время встречи с ним сразу же понял, что с Персевалем творится неладное: тот был больше похож на несмышленого ребенка, чем на взрослого юношу.
Персеваля поручили докторам, и в январе 1831 г. он был помещен в частную психиатрическую лечебницу Эдварда Фокса в Брислингтоне. Его лечили методами того времени: ледяными ванными, кровопусканием, физическим принуждением. Несмотря на лечение, состояние Персеваля по-прежнему ухудшалось. Он понимал, что все, что с ним происходит, и все, что с ним делают, происходило по божественному произволению, дабы наказать его и очистить от всех грехов. Именно это говорили ему слышимые им голоса, и все происходившие с ним события вписывались в эту схему, посредством которой интерпретировался весь мир.
Параллельно с нарастающими изменениями на первый план в душевной жизни Персеваля стали выходить вспышки сомнения, которые часто подрывали его веру в воспринимаемый мир и переживаемый опыт. В моменты охваченности ощущениями, голосами и мыслями Персеваль иногда спрашивал себя: "Я лишь грежу?", и его болезнь тут же отступала: "Я чувствовал, что это или была ужасающая правда, или жуткая и отвратительная иллюзия". Когда он выводил на сцену это сомнение и поверял им реальность, вся его вера в овладение духом и его опыт одержимости духами немедленно исчезали.
Со временем Персеваль начал понимать, что эти моменты сомнения были самым большим препятствием на пути к духовному изменению и обновлению, ведь именно сомнение и колебания препятствовали исполнению им воли голосов. Персеваль поставил своей целью преодоление сомнения, задумал подчинить его вере и окончательно отошел от моментов душевной ясности. В результате он полностью подчинился миру галлюцинаций: все, что он делал, диктовалось ему голосами.
Сами голоса ввергали его в ситуацию противоречия. Грегори Бейтсон, представляя историю Персеваля, писал: "Голоса преподносят ему ложный тезис об альтернативах поведения, из которых он может выбрать ту, которую голоса одобряют. Он пытается повиноваться, делает выбор, но всегда получает обвинение более абстрактного уровня, например, его обвиняют в неискренности. Голоса заключают его в так называемый даблбайнд: даже если он поступает правильно, его обвиняют, что он сделал это по неправильным причинам". Персеваль, таким образом, попадает в ловушку галлюцинаций, из которой практически невозможно выбраться.