Пыльцын А.В.: Когда вспоминаешь, что через меня прошла не одна сотня фронтовиков, говорить об их характерах сейчас сложно. Потому что действительно были всякие. В конце войны у меня были случаи, когда один из штрафников говорил: "Ладно, посмотрим, кому первая пуля попадёт". То есть это была или угроза, или "пожелание". Этот боец, попавший к нам из исправительно-трудовых лагерей, говорил, что вообще до заключения он был шеф-поваром ресторана и даже в лагерях хорошо готовил пищу для заключённых из скудного тюремного пайка. Поэтому и здесь из армейского пайка он будет отлично готовить. Я назначил его на ротную походную кухню, потому что кого-то надо назначать. А потом пришёл другой штрафник, который просидел в тюрьме несколько лет. Худой, пожилой очень. Я посмотрел: куда же его? Ему автомат дать в его исхудавшие птичьи лапки - так он его не удержит. Думаю, лучше я его на кухню поставлю. А этому, с кухни, говорю: "Твоя кухонная часть службы закончилась, будешь рядовым автоматчиком". И вот он мне тогда то ли пригрозил, то ли прогнозировал, кому первому пуля достанется.
Ким Н.: Вы вообще их опасались?
Пыльцын А.В.: Как говорят, я был из тех, кто мало чего опасался и тогда и теперь. Опасения о том, что тебя убьют, уходили, в другое измерение. В это время не думаешь, что тебя убьют, а думаешь о том, как подняться, как поднять подразделение за собой. Поэтому опасения о том, что меня кто-то убьёт, были вторичными. У нас не было случаев таких, чтобы, как в том "Штрафбате" Володарского, командир роты, бывший "вор в законе", убивает одного из своих подчинённых. У нас не было подобных случаев, как и в отношении своих командиров.
Ким Н.: Расскажите, как Вы сами себя подбадривали? Какими качествами должен обладать молодой командир штрафного взвода, роты, чтобы за ним, за молодым, пошли уже бывалые бывшие офицеры?
Пыльцын А.В.: Осознание того, что ты командир, что за тобой должны идти в опасность люди, перебарывало все остальные доводы, чувство страха или сомнения. У меня, вероятно, не было никогда сомнений, ЧТО Я ДОЛЖЕН по положению, и что я ДЕЛАЮ НА САМОМ ДЕЛЕ. Как я поведу взвод в атаку, если я сам не встану? Если я не пойду вперёд и не скажу: "В атаку, за мной!", - значит не впереди меня, а именно за мной. Значит, я иду впереди, и мои подчинённые видят, что я первый рискую напороться на пулю противника или на осколок снаряда, гранаты. Они это понимали прекрасно, что командир не прячется за спины своих подчинённых, а ведёт их в бой сам, не будучи штрафником, впереди подчинённых штрафников. Раз он сам впереди, как они могут остаться сзади? Остаться может только трус, дезертир, предатель. Такие могут остаться, а человек с сознанием офицера, с честью офицерской, хотя он и рядовой, - такой не останется.
Ким Н.: Александр Васильевич, расскажите, как Вы преодолевали чувство страха, боролись со страхом?..
Пыльцын А.В.: Я Вам примерно уже рассказал, но расскажу вначале одну предысторию. Когда мы стояли ещё в обороне под Жлобиным, я первый раз был в окопах, со штрафниками в боевой обстановке. Вдруг передают, что меня вызывают в штаб батальона. Пройти надо через большую безлесную поляну. И вот только на неё ступил и побежал, а в это время - артиллерийский налёт противника. Снаряды рвутся кругом, как назло, и на этой поляне. Я, конечно, упал на землю, жду, когда же кончится этот ад, и уже думаю: "Да пусть уж попадёт в меня да разорвёт сразу на части, зато кончится это ощущение страха!", потому что переживать это ожидание, этот страх ежесекундной смерти, как оказалось, очень нелегко. А потом подумал: "А чего я лежу? Если я лежу, в меня попадёт снаряд, если я встану - попадёт тоже. Какая разница, в лежачего, бегущего или стоящего? Конец-то будет один!
И преодолел свой страх, встал и побежал, несмотря на разрывы вокруг. И, как по волшебству, обстрел в это время закончился. Думаю: "Как повезло". Эта мысль о том, что какая разница, как тебя убьют - лёжа или стоя, уже засела в голове. И лучше пусть стоя. После войны был спектакль, по-моему, по книге испанца, сейчас не вспомню автора, "Деревья умирают стоя". Может быть, и представлял себя таким человеком, которому уж если умереть, то лучше стоя, чем лёжа. Так что с этой мыслью поднимался и поднимал бойцов в атаку. И даже штрафники многие так поступали. Вот, например, поднялся в атаку, бежишь, а расстояние до противника - 50-100 метров. Если перебежками - перебежал, лёг, встал, перебежал, лёг. Но каждый раз вставать, когда ты уже лежишь на земле, зная, что ты встаёшь под пули - это каждый раз надо преодолеть свой естественный страх. И для того, чтобы потом этот страх каждый раз не переживать, встал и уже не ложишься, отрываешься от земли-спасительницы. Многие штрафники вставали и не ложились в этих перебежках, шли напрямую. Даже очевидцы говорили: "О, штрафники в атаку ходили не сгибаясь!". Известный современный певец Александр Маршал в песне про 13-й штрафбат поёт, я не помню дословно, что "нам нельзя пригибаясь, а только во весь рост, нам нельзя иначе, мы штрафники". Нельзя иначе? Да не потому, дорогой Александр, что запрещали штрафникам ложиться и заставляли идти, не применяясь к местности, а потому что сами они понимали, что потом подняться труднее, если ляжешь.
Ким Н.: А Вы знаете, что Александр Маршал будет ведущим программы, в которой будет этот фильм?
Пыльцын А.В.: Слышал, но как совместятся в одном фильме такие разные наши понятия о штрафниках, какие он вставил в свою песню о 13-м штрафбате на Шерпенском плацдарме. Я попрошу передать в дар мою последнюю книгу, может, она внесёт ясность в этот вопрос.
Ким Н.: Я хотела спросить: там же были и те, кто струсил, и самострелы, наверное. Насколько же их было сложно мотивировать идти вперёд, или они сами по собственной инициативе хотели действительно искупить свою вину?
Пыльцын А.В.: Мотив, наверное, был один - пойти с тем, чтобы восстановить своё офицерское положение. Это много значит. Поэтому они понимали, что от того, как он будет воевать, зависит, будет он дальше офицером или не будет. А каждому, естественно, хотелось вернуться в офицерский строй. Поэтому сказать, что они сами по своей инициативе поднимались - это не так. Должна инициатива проявиться, от кого-то исходить, вот она и исходит от командира взвода или роты. А когда есть эта инициатива, уже есть кому подражать, за кем идти, есть повод проявить и свою инициативу вслед за инициативой командира. Вот он и поднялся, преодолел себя самого.
Ким Н.: Александр Васильевич, действительно ли штрафные батальоны, штрафные роты посылали на самые тяжёлые направления?
Пыльцын А.В.: Так было положено, определено сталинским приказом "направить их на тяжёлые участки фронта".
Ким Н.: И потери действительно были большие?
Пыльцын А.В.: Потери были. Если в армии были определённые потери, то в штрафных батальонах потери были в два, в три раза больше.
Ким Н.: И даже в шесть?
Пыльцын А.В.: Да, статистика показывает, что даже в три-шесть раз больше. Это зависит от условий и хода боевых действий. Когда мы действовали под Рогачёвом, потери у нас были совсем небольшие, два процента в лучшем случае. Потому что из 800 человек мы потеряли убитыми немногим более 50 человек. Какую-то часть потеряли пропавшими без вести, просто не установлено, куда они девались. Предположить можно, во-первых, потому, что действуем в тылу противника, могли просто не знать о всех погибших. Во-вторых, этими обстоятельствами могли воспользоваться перебежчики. Могли просто причислить неустановленные потери именно в этот разряд "без вести пропавших".
Ким Н.: А где потери были значительные, в каких боях?
Пыльцын А.В.: Значительные потери были в операции "Багратион", когда мы освобождали Брест. Я не имею точных данных о том, какие именно они были.
Очень большие потери были на Наревском плацдарме в Польше, когда мою роту фактически пустили на минное поле.
Ким Н.: Об этом случае расскажите подробнее. Это было при генерале Батове? Как это происходило?
Пыльцын А.В.: Это случилось, когда мы были в составе 65-й Армии генерала Батова. Перед наступлением пришли сапёры и сказали, что идут проверить, нет ли минного поля, а если есть - разминировать его. Где-то часа через полтора они вернулись: "Минного поля нет. Можете в атаку идти спокойно". В атаку идти спокойно, безопасно? Как будто нам прогулка предстоит, хотя нас там пулемёты противника будут встречать. Но, слава Богу, минного поля нет! А когда пошли в атаку, оказалось, что рота идёт по минному полю, под бойцами взрываются мины… Рота потеряла там 80 %, из них часть убитыми, часть ранеными. Обычно соотношение убитых и раненых 1:2. Допустим, убитых 30, а раненых в два раза больше. Вот такие потери, не в 3–6 раз больше, а 80 %…
Ким Н.: Вас что, специально это минное поле разминировать послали?