Логика режима Ивана IV (завершившего собой предшествующую череду зловещих правителей Московии) не только принесла неисчислимые страдания его подданным, но и оказалась, в конечном счёте, саморазрушительной. Опустошая страну террором и истребляя все живые и самостоятельные силы в Московии, царь вверг её в глубочайший экономический, социальный и внешнеполитический кризис, сделал лёгкой добычей внешних врагов. Опричный режим мог лишь истреблять оппозицию, но не защищать страну от внешних противников (что и показали поражения в войнах с Крымом и Литовской Русью). А, убив своего сына и наследника (и предварительно старательно перебив других родственников), Иван IV подписал приговор и собственной династии.
По словам В.Б.Кобрина: "Как и большинство диктаторских режимов, режим Грозного, сцементированный лишь террором и демагогией, не пережил своего создателя, хотя и оставил неизгладимые следы как в психологии господствующего класса и народных масс, так и в судьбах страны… Думается, не только разорение страны, даже не только жестокое крепостничество, но и в не меньшей степени развращающее влияние на общественное сознание обусловливают отрицательную оценку роли опричнины и в целом деятельности Ивана Грозного в истории России". Произвол и насилие со стороны власти, рабство и бесправие подданных (утешающихся лишь тем, что ими правят могучие государи, а у них самих в полном подчинении есть ещё более бесправные рабы) окончательно стали в эпоху Ивана IV неотъемлемыми чертами русской политической жизни, а деспотизм в Московии восторжествовал в своих крайних и законченных формах.
Споры об Иване IV в исторической науке
Оценки личности и деятельности Ивана IV в российской исторической науке XVIII–XX веков были, порой, диаметрально противоположны: от "параноика-безумца" до "великого и прогрессивного правителя". Одни историки делали акцент на анализе психологии Ивана IV и эмоционально-моральных оценках его поступков, другие, напротив, стремились к подчёркнуто внеморальной, "объективистской" позиции и акцентировали внимание на социальном смысле этой эпохи, на её "прогрессивности/реакционности".
Различные оценки Ивана IV пытался примирить в своей концепции в начале XIX века Н.М. Карамзин, который писал о "двух Иванах", противопоставляя первого – "хорошего", раннего Ивана IV (эпохи Избранной Рады) второму – "плохому" деспоту времён опричнины. Такая оценка, кстати, соответствовала тогдашней политической конъюнктуре, связывая "хорошего" Ивана с его женой Анастасией Романовой, а "плохого" – с её смертью (и тем самым отчасти легитимируя новую династию, сменившую Рюриковичей на троне Московии).
В целом, по констатации В.Б. Кобрина, "к середине XIX в. в русской исторической науке твердо установилось отношение к царю Ивану как к жестокому и злобному тирану".
Крупнейший русский историк XIX в. С.М. Соловьёв, рассматривающий историю как процесс постепенного вытеснения старых "родовых" начал новыми "государственными", считал деятельность Ивана Грозного, при всех жестокостях, большим шагом вперед, к победе начал "государственных", прогрессивных.
Видный историк первой четверти XX века С.Ф. Платонов, развивая эти мысли, рассматривал правление Ивана IV как борьбу прогрессивного централизованного государства с "реакционным боярством". А глава официальных догматических историков-марксистов М.Н. Покровский даже утверждал, что Иван Грозный в ходе опричнины осуществил "дворянскую революцию" против отсталого боярства.
Подобные взгляды стали общепринятыми и обязательными в 1930-е – 1950-е годы в СССР, как в исторической науке, так и в массовом сознании. Под нажимом высшего руководства страны образ Ивана IV представлялся в виде прогрессивного царя, борющегося с боярской изменой за укрепление государства и интересы простых людей. Этот образ нашел своё талантливое выражение в первой серии знаменитого и апологетического фильма С. Эйзенштейна "Иван Грозный", тогда как вторая серия была осуждена специальным постановлением ЦК ВКП(б) (в сентябре 1946 года), поскольку в ней будто бы недостаточно воспевалось и было даже опорочено "прогрессивное войско опричников". Террор Ивана IV оправдывался и возвеличивался (по личному указанию И.В. Сталина, интуитивно ощущавшего свою духовную близость к этому правителю), как государственная необходимость, а сам царь представлялся великим государственным деятелем и патриотом. Всякие моральные оценки изгонялась из истории под девизом: "цель оправдывает средства" и в рамках оправдания большевистского террора против населения и воспевания "великих личностей" как двигателей истории. По замечанию В.Б. Кобрина: "Режим стремился тем самым гальванизировать наивно-монархические предрассудки масс и воспитать (или поддержать) убеждение, что счастье народа зависит не от него самого, а от мудрого вождя, уверенно ведущего государственный корабль к светлому будущему и безжалостно сметающего со своего пути путающихся под ногами коварных врагов-изменников и хлюпиков-интеллигентов".
Однако в1950-е – 80-е годы историки С.Б. Веселовский, А.А. Зимин и В.Б. Кобрин подвергли разрушительной критике подобный взгляд на эпоху Ивана IV, восстановив в правах традиционную, резко негативную оценку этого правителя. Они стремились сочетать психологический анализ личности царя и моральную оценку его деятельности с комплексным рассмотрением социально-экономических и политических процессов, происходящих в Московии в его время.
Князь против царя (Андрей Курбский и Иван Грозный)
Наиболее принципиальной, целостной и последовательной критике из всех современников подверг политику Ивана IV, ещё при жизни царя, его вчерашний друг и соратник, а затем противник и страстный обличитель князь Андрей Михайлович Курбский.
Герой взятия Казани, князь-Рюрикович, блестящий полководец, широко образованный мыслитель, талантливый публицист и историк, достойный ученик и приверженец нестяжателей, член Избранной Рады, Андрей Курбский в 1564 году, спасая жизнь, бежал из Московии в Литовскую Русь, рассматривая это как реализацию старинного (и уже запрещённого) права на отъезд аристократа в другую часть Руси. Оттуда он дерзко прислал Ивану IV несколько страстных в гневных посланий, обвиняя его в тирании и жестокосердном кровопийстве и вызывая на Божий Суд за его преступления.
Курбский называл Ивана IV всего лишь "великим князем Московским" (подчеркивая тем его равенство с другими Рюриковичами), осуждал московский княжеский род ("этот ваш издавна кровопийственный род") и утверждал, (обосновывая курс Избранной Рады), что государь должен в своей политике быть милостивым и советоваться с боярами, купцами, церковью и вообще с "всенародными человеками". Курбский ярко и пронзительно перечислял злодеяния, совершаемые царем и его "кромешниками".
Иван IV принял вызов, дерзко брошенный князем-политэмигрантом, и ответил на его послания своими письмами, полными укоров, саркастической брани и ссылок на Священное Писание. Он обвинял Курбского (и его друзей: "собаку Алексея" (Адашева) и "попа" (Сильвестра)) в измене, и обосновывал свою беспредельную власть Божественной волей, чередуя площадную ругань с витиеватыми ссылками на отцов церкви. "Все рабы и рабы и никого больше, кроме рабов", – так резюмировал основные мысли Ивана IV В.О. Ключевский. В посланиях царя идея самодержавия получила яркое и законченное оформление. Переписка государя и его бежавшего боярина стала важной вехой в развитии русской публицистики и общественной мысли.
Ливонская война
Стремясь к установлению прямой торговли с Англией не через Северную Двину и Белое море, а через Балтийское море (а значит – к устранению монопольного немецкого посредничества на Балтике) и опьянённый легкими победами над Казанью к Астраханью, Иван IV в 1558 году напал на ослабевший Ливонский Орден. Ливонская война (1558–1583 гг.) началась с лёгких побед, одержанных русскими воеводами. Московские отряды в 1558–1560 годах захватили Нарву и Дерпт, уничтожая войска ливонцев. Нарва стала ненадолго важнейшим пунктом московской торговли с Англией (через неё вывозили лес и зерно). Однако Иван IV хотел большего, стремясь к захвату Ревеля и Риги.
В 1560–1561 годах характер войны решительно изменился. Наследниками распавшегося Ливонского Ордена выступили Литовская Русь, Польша (с 1569 года они объединились а Речь Посполитую), а затем и Швеция и Дания. Эти могущественные державы, далеко превосходившие по своей мощи Московию, вступили в войну. К тому же начавшийся на Руси опричный террор, бегство воеводы – главнокомандующего в Ливонии – Андрея Курбского в Литву, сопротивление прибалтийского населения и жителей Литовской Руси московским захватчикам существенно ослабили силы московитов.
В 1564 году поляки и литовцы наголову разбили большую армию Ивана Грозного под Оршей и под Полоцком.
Мощные, мобильные, прекрасно вооружённые и обученные шведские и литовские армии легко побеждали огромные, но нестройные полчища московских воевод. По словам В.Б. Кобрина: "Два сильных противника вместо одного слабого оказались перед Россией в этой войне". А В.Я. Хуторской заметил, что: "Двадцатилетняя Ливонская война показала, что в военном искусстве русские уступали своим западным соседям в той же мере, в какой превосходили татар".
На завершающем этапе войны Московии, ослабленной опричниной и крымскими набегами, пришлось столкнуться с объединённым польско-русско-литовским государством Речью Посполитой, войсками которой командовал выдающийся полководец и новоизбранный король Стефан Баторий. Баторий взял Полоцк, Великие Луки, но не смог захватить Псков, героически выдержавший осаду его армии. Шведы в это время выбили Московское войско из Нарвы, Ивангорода, Яма, Копорья и других крепостей.