На всех захваченных землях московский государь проводил примерно одну и ту же политику, призванную ослабить присоединённые территории, разрушить существующее там общество, и возвысить Москву. По словам С.Т. Жуковского и И.Г. Жуковской: "Московские князья всеми правдами и неправдами присоединяли к себе всё новые территории, ликвидировали там власть местных правителей, органы городского самоуправления и назначали своих воевод-наместников… самовластие московских великих князей продолжало усиливаться, зачастую приобретая характер грубого произвола… Былое самоуправление старинных городов и княжеств вызывало в новой столице сильное раздражение. Единство Московского государства укреплялось распространением на все подвластные территории московских порядков. В состав Московской Руси вошли земли, сильно отличавшиеся по своим традициям, обычаям, приёмам управления, но постепенно местные самобытности, особенности, уходили в прошлое, заменяясь московским единообразием".
Массовые переселения местных "элит", казни, конфискации их земель, заселение княжеств новыми, всецело зависящими от Ивана III дворянами – эта социальная перекройка путём насилия была основой политической трансформации, предпринятой с тем, чтобы на смену многообразным старым живым институтам самоуправления снизу и общественным связям можно было поставить централизованную самодержавную власть сверху, предварительно уничтожив все общественные связи и структуры, нелояльные захватчикам. На смену пёстрому и живому конгломерату княжеств и республик, с развитыми местными традициями социальной жизни и культуры пришёл серый унылый монолит самодержавной власти московского государя. Не удивительно, что обычно, за присоединением к Московскому княжеству других русских земель происходил их стремительный политический, культурный и экономический упадок. Это было связано с тем, что старая знать разбегалась (отчасти в Литву, отчасти в Москву – искать милостей при дворе новых хозяев Монгольской Руси), а новые московские наместники безжалостно разоряли присоединённые земли, стремясь нажиться сами и сломать существующие здесь региональные связи и особенности. Как правило, современные археологи, раскапывая старинные русские города, обнаруживают, что в городах, захваченных Москвой в XV–XVI веках, с момента их оккупации прекращается мощение брёвнами уличных настилов – характерный и яркий симптом всеобъемлющего упадка! Централизация и унификация Московской Руси достигались за счёт умерщвления всего живого и самобытного в захваченных регионах и перекачивания из них средств, людей и ресурсов в пухнущую и поднимающуюся как на дрожжах столицу.
Несмотря на стремительный территориальный рост Московского государства в XV веке, по словам С.Т. Жуковского и И.Г. Жуковской, "приращение территорий доставалось ему скорее из-за слабости соседей, нежели благодаря его собственной мощи". В XV веке Московия всё ещё оставалась глухой окраиной христианского мира, далёкой от общеевропейских процессов. Московия возникла в своеобразном вакууме силы после одновременного развала Золотой Орды и взятия (в 1453 году) Константинополя турками, и поневоле втягивалась в этот вакуум, понемногу захватывая территории, бывшие прежде ордынскими, и продвигаясь на север, юг и северо-восток – за Волгу. Если в начале княжения Ивана III Московия была окружена со всех сторон землями других русских княжеств, то в конце его правления все они вошли в состав Московии.
Разумеется, это усиливало амбиции московского правителя, делая его в собственных глазах преемником Орды и Византии, повелителем всей Монгольской (и не только) Руси, защитником православной веры (а его противников – "изменниками" Руси и вере). По С.Ф. Платонову: "Одно это обстоятельство должно было изменить его политику.
Ранее, окружённый такими же, как он сам, владетелями, Иван был одним из многих удельных князей, хотя бы и самым сильным; теперь, уничтожив этих князей, он превратился в единого государя целой народности. В начале своего княжения он мечтал о примыслах, как мечтали о них его удельные предки; в конце же он должен был думать о защите целого народа от иноверных и иноземных его врагов. Коротко говоря, сначала его политика была удельной, а затем его политика стала национальной". А В.О. Ключевский, в свою очередь, отмечал: "Вобрав… в состав своей удельной вотчины всю Великороссию… Московский государь стал заявлять требование, что все части Русской земли должны войти в состав этой вотчины". Пределы же Московии "в каждый данный момент были случайностью, раздвигаясь с успехами московского оружия и с колонизационным движением великорусского народа". По справедливому замечанию В.Д. Назарова, к середине XV века "Вильнюс перестал быть потенциальным центром государственно-политического объединения Северо-западной и Северо-Восточной Руси". Теперь эта роль постепенно переходит к Москве. Так, становящаяся самодержавной, Москва к концу XV века захватила всю Залесскую Русь и встала на путь непрерывной военной экспансии, продолжавшейся затем несколько столетий.
Но прежде надо было окончательно покончить счёты с ордынским игом, ослабевшим за последние полвека, но по инерции все ещё гнетущим Русь. По мере развала Золотой Орды уменьшался её контроль над Русью и слабело представление о легитимности её власти на Руси. Однако привычка – пресмыкаться перед монголами и страх перед призраком непобедимой степной конницы всё ещё прочно владели сердцами великих князей Владимирских. Осмелевшая церковь – некогда надёжный союзник Золотой Орды и её главный помощник в деле владычества над Русью и угнетения её жителей – теперь начинает призывать робких московских князей, трепещущих перед вчерашними повелителями и хозяевами, к сопротивлению им под флагом защиты веры. Отдельные шайки, отряды и осколки рассыпающейся Орды нападают на Русь или поступают в услужение к московскому князю. Порой ордынские отряды, грабящие окраины Московии, получают отпор, порой – опустошают целые города и княжества. Однако эти набеги уже были не сопоставимы по масштабам с нашествием Батыя, набегом Тохтамыша, с "Дюденевой" или "Неврюевой" "ратями" и набегом Едигея. А удачные попытки воевать с мелкими отрядами татарских царевичей пробуждали в московских князьях робкую и смутную надежду на возможность окончательной победы над татарами.
По словам В.О. Ключевского: "Само собою, без бою, при татарском же содействии, свалилось с плеч ордынское иго…". С 1476 года Иван III начинает посылать в Золотую Орду не постоянную дань, а лишь эпизодические дары. Хан Ахмат, попытавшийся в последний раз восстановить мощь Большой (Золотой) Орды, в 1480 году пошёл походом на Москву, чтобы поставить расхрабрившегося князя "на место". Он предложил Ивану капитуляцию. При этом образовались две мощные военно-политические коалиции: союзниками Москвы выступали Касимовское ханство (созданное "служебником" Василия II татарским царевичем Касимом на русских землях как буферное государство между Московией и Ордой) и могучее Крымское ханство, а её противником (и союзником Ахмата) – Литва. Одновременно произошли: нападение Ливонского Ордена на русские земли, восстание в Новгороде против гнёта Москвы и мятеж братьев Ивана III, недовольных его наглым самовластием. Однако Ивану III удалось по отдельности подавить своих противников и натравить крымское войско на Литву и Сарай. Братья помирились с Иваном перед лицом татарского вторжения, новгородцы были сурово усмирены и частично вырезаны, немцы отбиты, а литовский князь Казимир был парализован действиями стратегических крымско-татарских союзников Ивана III.
Тем не менее Иван III – столь же робкий полководец, сколь талантливый дипломат и жестокий тиран, – был склонен капитулировать перед войском хана Ахмата и, по обычаю предков, бежать из Москвы (как поступали в подобной ситуации его дед и прадед). Однако москвичи резко заявили ему (по сообщению летописи): "Ты, государь, княжишь над нами так, что пока тихо и спокойно, ты обираешь нас понапрасну, а как придёт беда, так ты в беде покидаешь нас". Князя пристыдили и решительно настроенные церковные иерархи (в частности, его духовник, ростовский архиепископ Вассиан Рыло), назвав "бегуном" и убедив сопротивляться "безбожным агарянам", "сыроедцам", и всё же поехать на войну.
Осенью 1480 года московские и татарские войска сошлись на берегах реки Угры (притока Оки). Каждый боялся вступить в битву (особенно это касалось Ивана III, многократно порывавшегося бежать от своего войска в Москву), и каждый поджидал своих союзников. О "стоянии на реке Угре" осенью 1480 года летописец тонко и не без иронии отмечает: "едини других бояхуся" (одни других боялись). Армии вяло перестреливались через реку Угру из луков и пушек, прощупывая позиции друг друга.
Союзник хана Ахмата, литовский Великий князь Казимир так же не явился к нему на подмогу, как чуть раньше он не пришёл на помощь к гибнущим новгородцам. Литовская Русь вступила в стадию стагнации, выжидания и утраты стратегической инициативы и натиска. Зато союзник Ивана III – крымский хан – нанёс удар по тылам Ахмата, опустошая его земли. В итоге к зиме река встала, и обе противоборствующие армии в ужасе пустились наутёк друг от друга, не решившись вступить в сражение. А вскоре хан Ахмат был убит в Орде, которая к 1502 году окончательно и бесповоротно развалилась под ударами Крымского хана Менгли-Гирея.
Так иго не было свергнуто Москвой – оно свалилось с Руси само собой, даже, пожалуй, к некоторому изумлению московских князей, привыкших раболепствовать перед ханами и опираться на их помощь. Главные герои и виновники "падения ига": великий завоеватель Тимур, растоптавший Золотую Орду в конце XIV века, и её основные соперники – крымские ханы Гиреи, в XV веке завершившие начатое им. История "стояния на Угре" – по-своему комична. Иго монголов, которое два с половиной столетия до того начиналось величайшей трагедией Батыева нашествия, завершилось фарсом "стояния на Угре".