– Замолчи, Генрих, не богохульствуй.
Однако какое-то время события в Англии, похоже, подтверждали слова Генриха. Сначала Ричард Глостер объявил своих племянников незаконными, а затем узурпировал корону. Волна крови, которая должна была захлестнуть Англию, набирала силу. Братья королевы, Риверс и Грей, были обезглавлены в Понтефректе даже без пародии на суд. Эту новость принес Генриху третий брат королевы, который прибыл в Бретань в июле и просил Генриха о защите.
Когда он ушел, Джаспер заворчал.
– Он вместе со своими братьями подбивал Эдварда охотиться за тобой. Все Вудвиллы змеи. Зачем ты пообещал ему свое покровительство? Теперь они все сядут тебе на шею.
Генрих задумчиво глядел в даль.
– Я не думаю, – наконец произнес он голосом, в котором странно сочетались сожаление и расчет, – что их останется много к тому времени, когда с Глостером будет покончено.
Его предсказание, похоже, сбывалось: весь ужас еще не был исчерпан до дна. Очередной посланник Маргрит прибыл на следующий день после Эдварда Вудвилла. Прежде всего он подтвердил сообщение сэра Эдварда, а затем сказал Генриху, что дела Маргрит в полном порядке. Стэнли опять был в фаворе, и он, и Маргрит займут видные места на коронации Ричарда шестого июля. Затем он застыл в нерешительности, облизывая высохшие губы. Он не отваживался произнести вслух то, что ему сообщили. Наконец, он прошептал на ухо Генриху, что молодых принцев – сыновей Эдварда – уже много недель никто не видел, и ходят слухи, что они тоже мертвы. Генрих отдернул голову от шипящего курьера и вскочил на ноги.
– Злой дядя, – выдохнул он.
Детские игры, доставлявшие ему столько радости, обрели отталкивающую реальность. Генрих не чувствовал любви ни к Эдварду, ни к его роду, но он весь сжался от столь безумного кровопролития. Только несколько часов спустя, когда он беспокойно метался в своей постели, замерзая, несмотря на летнее тепло и надетый халат, он смог признаться себе в том, что действия Ричарда не были безумными. Если Глостер хотел сохранить корону, которую он получил, кровь Эдварда должна была быть уничтожена, чтобы не делить страну. В одиночестве Генриху не нужно было сдерживать свои эмоции. Он дрожал, оживляя в памяти ужасы, пережитые им самим, и – к своему собственному удивлению – плача над теми детьми, которые в одиночку столкнулись с еще большим ужасом и умерли в страхе.
Он провел рукой по лицу, раздосадованный своими чувствами к врагам, которые, скорее всего, не стали бы тратить своих чувств на него. Если уж плакать, подумал Генрих, так лучше о себе. Ричард не простит меня, тем более, когда его враги бегут сюда под мое покровительство. У него появится достаточный повод, чтобы угрожать Бретани, и, даже если у него не хватит сил на войну, он может снова настроить против меня высшее дворянство. А что мне делать с этими людьми? Как я буду поддерживать их? Сколь долго Франциск сможет без возмущения покрывать их расходы?
ГЛАВА 5
В то время как Генрих решал практические проблемы в Бретани, Маргрит решала эмоциональные проблемы в Англии. Еще с тех пор, когда Генрих был смышленым ребенком, она мечтала о власти и славе для него. Эта мечта глубоко укоренилась в ее душе, но была задавлена огромным чувством страха. Годы, проведенные при дворе Эдварда, показали ей, какими ужасами обрастает власть и насколько грязной в конечном счете выглядит слава. Кровавый захват короны Ричардом высветил все пороки власти, превратив благородного Ричарда в монстра.