"Рамзай", прибыв из Германии, где только что пришли к власти фашисты, приобретая знакомства в немецкой колонии, конечно, не обошел и местных нацистов и, надо думать, в разговорах с ними рассказывал о положении в Германии, демонстрировал свое одобрение и сочувствие новому режиму. Это был первый подход к поставленной цели - приобретению прочной легализации.
Сближение с Оттом, неофициальные информационные услуги ему, Ве-некеру, Дирксену обеспечили "Рамзаю" положительную характеристику со стороны посольства, отзыв о его полезной и квалифицированной информационной деятельности.
В докладе Центру от 07.35 г. "Рамзай" сообщал:
"Когда я понял, что не смогу себя обеспечить, оставаясь вне фашистской организации, я добился того, что через посольство был введен в местную организацию нацистов".
<…>
Выражение "введен через посольство", очевидно, надо понимать так, что заявление "Рамзая" о приеме в партию было подкреплено соответствующими отзывами Дирксена и Отта.
Как же обстояло дело с опасениями относительно "слухов из Шанхая"? Вероятнее всего, "Рамзай" не обходил вопрос о своей шанхайской деятельности ни при вступлении в партию, ни в беседах с "друзьями". Он мог рассказывать о своей журналистской работе и прежних связях в Шанхае, но во-первых - изображать все свои леворадикальные связи как своего рода вынужденный прием журналиста, ищущего доступа к интересующим его объектам освещения, во-вторых - прямо заявить об изменении своих прежних "ошибочных" политических взглядов и суждений и утверждении в фашистском мировоззрении. Это тоже не выглядело бы особо натянуто и невероятно, если учесть, что в этот период волна фашистской демагогии захлестнула широкие массы населения Германии, и в фашистскую партию, наряду с мелкой и средней буржуазией и интеллигенцией, нередко вступали даже довольно значительные группы одураченных рабочих.
"Рамзай" был принят в нацистскую партию и даже вскоре был назначен "инструктором пропаганды" (Schulungsleiter), а его политическое прошлое было принято к сведению и взято на заметку.
В дальнейшем, с развитием германо-японских отношений, аппарат германского посольства сильно расширился и, конечно, был укреплен теми "слепыми приверженцами Гитлера", о которых упоминал в своем докладе "Фриц".
Атмосфера соперничества, взаимного подсиживания, борьба за место и влияние - весьма характерные для нацистской партии вообще - бесспорно нашли себе место и в разросшейся токийской организации нацистов.
Близость "Рамзая" к послу Отту, доверие, оказываемое ему ответственными сотрудниками посольства, известное влияние, которое он на них имел, не могли не вызывать зависть и недоброжелательство со стороны некоторых особо рьяных нацистов - сотрудников посольства.
Вполне возможно, что, узнав от местного нацистского руководства кое-какие сведения о "политическом прошлом" "Рамзая", они пытались использовать эти сведения против него.
Именно этим, вероятно, и было вызвано обращение "Рамзая" в 1940 году к фон-Ритгену и ходатайство последнего за "Рамзая" перед Шелленбергом.
Этим, по существу, исчерпываются наши возможности исследования вопроса о парировании "шанхайское угрозы", которой так опасался "Рамзай", отправляясь в Токио в 1933 году.
г) "Рамзай" - немецкий журналист-нацист. Образ жизни, поведение в быту, отношения с коллегами, знакомыми, друзьями
"В физическом отношении Зорге был крупный человек, высокий и коренастый, с каштановыми волосами. Как заметил один из его знакомых японцев, с первого взгляда на его лицо можно было сказать, что он прожил бурную и трудную жизнь. В выражении глаз и линии рта сквозили надменность и жестокость. Он был горд и властен, сильно любил и горячо восхищался теми, чьей дружбы он искал, но был безжалостен к остальным и откровенно ненавидим ими. Многие его японские коллеги по печати видели в нем типичного головореза, высокомерного нациста и избегали его. Он был горячий человек, любивший сильно выпить и привыкший часто менять своих любовниц. Известно, что за годы службы в Токио он находился в интимных отношениях примерно с 30-тью женщинами… И все же, несмотря на увлечение женщинами, запойное пьянство и тяжелый характер, он ни разу не выдал себя" (Меморандум).
<…>
Эта довольно образная и меткая характеристика "Рамзая", которую дает Уиллоуби по отзывам и рассказам лиц, близко знавшим Зорге, интересна для нас прежде всего как свидетельство того, что "Рамзай" сумел полностью вжиться в образ своего "второго я", надежно прикрывшись обликом высокомерного головореза-нациста.
Вместе с тем, говоря о серьезной и весьма щекотливой проблеме - деятельности советского разведчика под маской фашиста, уместно поставить вопрос: не выходил ли "Рамзай" за пределы необходимого, не преступал ли он допустимых границ и норм поведения советского разведчика-коммуниста, усиленно демонстрируя некоторые отрицательные в моральном смысле черты, свойственные нацистскому головорезу?
Речь идет, в частности, о пьянстве и беспорядочных связях с женщинами. Кроме замечания Уиллоуби, у нас нет иных, более конкретных указаний на запойное пьянство "Рамзая". Однако склонность к злоупотреблению спиртными напитками бесспорно была одной из слабостей "Рамзая", проявившейся в первые же месяцы его работы еще в Шанхае, где случалось, что в пьяном виде он ввязывался в драки и скандалы в барах и ресторанах. <…>
Образ жизни "Рамзая", вся система его взаимоотношений со знакомыми, коллегами, друзьями, несдержанность, высокомерие и т. п. позволяли безошибочно причислить его к разряду разнузданных представителей "высшей расы", для которых не существует обветшалых границ морали и нравственности. В этом смысле "Рамзай" добился большой удачи, надежно обеспечив себе соответствующую репутацию, вводившую в заблуждение и гестапо, и японскую контрразведку.
д) Германское посольство как основной объект личной разведывательной деятельности "Рамзая".
Особенностью деятельности "Рамзая" как резидента являлось то, что он не только объединял и направлял работу своей агентуры, но и лично сам вел непосредственную активную разведку по Германии, используя приобретенное им положение доверенного лица германского посольства.
Как уже указывалось, исходной основой для этого явилось сближение с германским военным атташе, впоследствии послом, Оттом и установление с ним неофициального сотрудничества в области сбора информации по Японии. Примеру Отта в дальнейшем следовали другие ответственные сотрудники посольства: военные атташе Шолль, Кречмер, моратташе Венекер, Литцман и др.
<…>
Практически "Рамзай" приобрел возможность:
1) обмениваться мнениями с ответственными сотрудниками посольства и знакомиться с их докладами в Берлин по конфиденциальным вопросам германо-японских отношений и вопросам политики Германии в Европе и на Дальнем Востоке;
2) знакомиться с рядом документов, поступающих в посольство от периферийных германских органов - консульств, представительств, миссий и т. п., а также с различными директивами, указаниями и распоряжениями берлинских правительственных органов;
3) фотографировать документальные материалы, получаемые для ознакомления на дом, а в некоторых случаях фотографировать документы непосредственно на месте, в посольстве.
Такого рода возможности "Рамзаю" удалось приобрести уже в 1935 году, то есть не более чем через полтора-два года по прибытии в Японию.
В октябре 1936 года шанхайский резидент "Алекс" после встречи с "Рамзаем" сообщал Центру об условиях и методах его деятельности в германском посольстве: ""Рамзай" дает Отту информации главным образом по экономике Японии, пишет ему на эти темы доклады. Время от времени передает ему также сведения военного и военно-политического характера. Отт целиком использует доклады "Рамзая" для своих докладов в Берлин. Дирксен такие относится к "Рамзаю" с доверием и принимает его для докладов, используя неоднократно информации "Рамзая" для своих докладов в Берлин. Отт, получив какие-либо интересные материалы или собираясь писать, приглашает "Рамзая" и знакомит его с материалами. Менее важные передает "Рамзаю" на дом для ознакомления, более важные, секретные - "Рамзай" читает у него в кабинете. Бывает, что Отт, дав материал, уходит из кабинета по делам или с очередным докладом к послу. "Рамзай" выявил расписание этих докладов (продолжающихся 20–40 минут) и, пользуясь этим, приходит к Отту минут за 15 до доклада - с тем, чтобы задержаться с материалами на время его отсутствия. За это время он имеет возможность сфотографировать материалы".
Особенно массовое фотографирование немецких документов "Рамзай" практиковал в 1936–1938 гг., когда штат германского посольства не был многочисленным, помещения посольства не были переполнены сотрудниками и не была еще организована жесткая охрана и контроль за хранением и выдачей документов. В этот период нередко с очередной почтой "Рамзай" присылал по нескольку сот кадров, заснятых на пленку документов. В числе этих документов (часть которых получала высокую оценку) были: экономические и политические обзоры и доклады германских консульств и посольства в Китае, доклады в Берлин военного атташе, политические доклады посла Дирксена и т. п.
Однако начиная примерно с 1938 года обстановка в стенах германского посольства начала изменяться, делаясь все более неблагоприятной для деятельности "Рамзая". По мере расширения японо-германских связей после заключения договора кадры германских представительств стали сильно разрастаться. В посольстве появляется много новых лиц, помещения посольств заполняются многочисленными новыми сотрудниками, организуется специальный аппарат охраны, условия для подробного изучения, выноса и фотографирования документов становятся все более неблагоприятны.