Они не желают разделения властей и системы противовесов, потому что в этом сложном способе упорядочения социального строя видят признаки "глухой и непрерывной войны". Вследствие какого-то странного заблуждения Монтескье принял это состояние войны за "жизнь культурных государств". Они не хотят признавать и прирожденного права каждого на все – права, впоследствии ограниченного договором. Они говорят: эта идея не только бесплодна по своей абстрактности (подобные выражения следует отметить, так как они свидетельствуют о существовании связи между современным позитивизмом и физиократами; мы увидим потом, кто был посредником), но и ошибочна по существу. Общество совсем не ограничивает прав своих членов, чтобы лучше обеспечить осуществление их, а напротив, расширяет сферу этих прав, обеспечивая вместе с тем пользование ими. Это не мимоходом брошенный взгляд, которому не придают важности; напротив, физиократы понимают все его значение. Точно так же они обнаруживают скрытую под оболочкой теории общественного договора гипотезу состояния первобытной войны и отмечают родство Руссо и Гоббса в этом отношении.
Если основательно разобраться в этой критике взглядов Монтескье и Руссо, можно заметить, что она покоится на одном и том же основании. Монтескье, подобно Руссо, предполагал, что на заре общественных отношений господствует война. Своей теорией политической свободы Монтескье продолжает эту войну до бесконечности, хотя в смягченной форме; Руссо полагает ей предел теорией общественного договора. Постулатом физиократов, напротив того, служит существование "естественного социального строя", "порядка, справедливого по существу" – настоящей предустановленной гармонии между интересами всех, великих и малых, правящих и управляемых.
У Монтескье и Руссо, продолжают физиократы, социальное устройство, законодательство, зависит от воли человека. По отношению к Монтескье этот упрек может показаться весьма странным. Однако Дюпон де Немур, отголосок своих учителей, упрекает Монтескье именно за то, что по его теории принципы правления, законы меняются сообразно с обстоятельствами времени и среды. По мнению физиократов, "сущность общественного порядка" "настолько же всеобща, насколько естественна". Она заключает в себе основные законы, которыми держатся все общества, и никакое общество не может уклониться от нее, "не перестав быть обществом". Точно так же человек не создает законов, "выражающих сущность общественного порядка", он только "вносит" их в общественную среду. Поэтому-то на человеческом языке вносящий законы называется законодателем (législateur), а не законосоздателем (légisfacteur); собрание же внесенных законов – законодательством (législation), а не законосозданием (légisfaction). Заметьте себе эти формулы и эти этимологические аргументы: точно такие же встречаются у теократов, являющихся теми самыми посредниками между физиократами и позитивистами, о которых мы только что упоминали.
До сих пор мы отмечали у физиократов только критику взглядов Монтескье и Руссо. Но они не ограничиваются критикой, а догматизируют, и делают это оригинально.
Человеческое общество, на их взгляд, управляется физическими законами, подобными тем, которые мы наблюдаем у муравьев, пчел и бобров. Естественное право, которым так дорожит человек, представляет лишь вид и как бы случайное проявление универсального порядка. Общественные учреждения, которые человек выдает за лучший образчик своего творчества, являются продуктом естественной необходимости, а не человеческого искусства. Эта необходимость требует возникновения сильной власти, которая могла бы обеспечить индивидуумам пользование всеми выгодами, связанными с социальной жизнью. Из этих выгод на первом месте стоит право собственности; затем согласно знаменитой формуле физиократов, которая в данном случае находит свое настоящее место на втором плане, вместо того, чтобы подчинять себе все остальное, идет свобода торговли и обмена, laissez faire, laissez passer. Одним словом, метафизический принцип "сущности общественного порядка" влечет за собой в политике "легальный деспотизм". Гольбах восхвалял Китай, Бодо в пример хорошо управляемых стран равным образом ставит Китай и Древний Египет. На Китай же будет ссылаться Дюпон де Немур, а кроме того, на Россию царствования Екатерины II. Впрочем, пример этому подал Кене.
Возможно, что физиократы руководились корыстной мыслью и льстили абсолютизму для того, чтобы добиться осуществления своих реформаторских проектов; во всяком случае, теория "легального деспотизма" представляет кульминационный пункт их доктрины.
"Верховная воля" должна быть "единоличной". Ей одной принадлежит право "вносить законы". Но верховная воля не должна быть капризной, и легальный деспотизм не имеет ничего общего с "произволом". Он опирается не на рабство людей, а на их разум, "культуру", он желает повелевать посредством "обращения к очевидности". Таков, например, авторитет Эвклида в математике. "Эвклид – настоящий деспот, и геометрические истины, преподанные им, настоящие деспотические законы. Их легальный деспотизм и личный деспотизм этого законодателя держатся одинаково лишь на силе очевидности".