Повторяем еще раз, мы не намерены устанавливать точной хронологии или проводить мысль, что ни один из взглядов, которые заключаются в Новом христианстве, принадлежащем к третьему из указанных идейных периодов, или в Катехизисе промышленника, принадлежащем ко второму, не находится, например, в Письмах женевского обитателя, принадлежащих к первому. Это значило бы совершенно противоречить истине. Но, даже принимая во внимание отсутствие системы, характерной для сочинений Сен-Симона, вышеприведенная классификация раскрывает нам историю мысли, которая, начав мечтами о всеобъемлющей науке, скоро удовлетворяется призывом на помощь наличных сил (правителей, парламентов, крупных промышленников) для осуществления всеобщего благополучия; и, наконец, обманувшись в этой мечте, находит убежище в чувстве братства, в любви.
I
Если Сен-Симон уже в первом своем сочинении излагает теорию духовной власти, если он склонен дать нескольким гениальным ученым привилегированное положение, сделав их неограниченными властителями мира, то это значит прежде всего, что он очень высоко ценит науку и труд ученых; социальный прогресс, по его мнению, возрастает пропорционально научному прогрессу – это значит, с другой стороны, что он верит в близкое наступление революции в науке.
Главное основание, дающее ему эту уверенность, не высокого качества: он заметил, говорится в одном из его сочинений, вышедшем несколько лет спустя после Писем женевского обитателя, что научные революции наступают вскоре за политическими. Французская революция должна, следовательно, повести к революции в науке. Все это слабо и поверхностно; зато он очень ясно и определенно представляет себе эту, считаемую им неминуемой, научную революцию. Она будет состоять, по его мнению, в "реакции против ига английской науки". XVIII век, под влиянием великих английских ученых, ничего не знал и ничего не хотел знать, кроме опыта, a posteriori, мелочного изучения фактов. XIX век должен возвратиться к методу Декарта; его задача – "составить общую карту научной области", "частные карты" которой составлялись в предшествующем столетии. Отныне, продолжает он, "предстоит делать открытия априорным путем".
Сен-Симон дает названия обоим этим методам: один называется анализом, другой – синтезом. Синтез, права которого он отстаивает, должен свести все явления к явлениям физическим. Не существует изначальной и абсолютной "демаркационной линии" между человеком и животным. Нет двух порядков явлений. "Существует только один порядок – физический". Этот порядок управляется законом всемирного тяготения. "Идея всемирного тяготения, – говорит он в другом сочинении, – для физика то же, что для теолога – идея Божества. Необходимо огромное напряжение ума для изучения этого обобщения из обобщений".
Я намеренно останавливаюсь на том, как Сен-Симон понимает научную революцию, потому что от этого понимания зависит определенное представление о человеческом обществе. Все явления сводятся к одному типу. Человек и вселенная составляют как бы "один и тот же механизм в двух масштабах"; по отношению к Вселенной человек подобен "карманным часам, помещенным внутри простых стенных часов и приводимых последними в движение". Сен-Симон, в свою очередь, возвращает человека природе и уничтожает установленную Руссо и Кантом антитезу между гражданским и политическим обществом, всецело основанном на разуме и свободе, и всеми остальными явлениями. Впоследствии, впрочем, этот вывод сам собой сложится в уме Сен-Симона, и он выразит его совершенно точно. Политика должна стать "наукой, основанной на наблюдении". Относящиеся к ней вопросы должны будут когда-нибудь рассматриваться "людьми, изучившими положительную науку о человеке, причем метод и приемы исследования должны быть те же, какие ныне применяются к остальным явлениям". Политика – часть положительной науки, человек – часть природы: вот формула, на которой останавливается Сен-Симон и которая впоследствии принесет плоды у Огюста Конта.
Хотя эти взгляды брошены как бы мимоходом, однако чувствуется, что в них скрывается вместе с отрицанием юридических и договорных теорий страшная угроза политической свободе и индивидуализму. Кроме того, они совершенно чужды идее равенства. Демократический дух еще не пробудился в Сен-Симоне. В эту эпоху он еще гордится тем, что пишет "как дворянин", и утверждает, что "все великое, когда-либо сделанное или сказанное в мире, принадлежит дворянству". В эту эпоху он еще напоминает об "ужасающих жестокостях, связанных с применением принципа равенства, так как при этом власть отдается в руки невежд". И разве вся теория духовной власти, набросанная им очень рано, не сводится у него к апофеозу высшей культуры и деспотизму ученых? Этим взглядам суждено было впоследствии появиться вновь у мыслителей, не считающих себя зависимыми от Сен-Симона. Но прежде, чем переходить к выводам, вытекающим из выставленных им принципов, необходимо ближе изучить его теорию политического и социального обновления.
II
Для Сен-Симона наука служит руководящим началом в жизни. Человек, обладающий знаниями, должен повелевать невеждой. Поэтому не может быть никакого вопроса относительно "лучшего государственного строя". Это строй, "при котором власти организованы так, что каждый вопрос, затрагивающий общественные интересы, исследуется с наибольшей глубиною и пользою".