Надежды не оправдались. Н. В. Гоголь окажется в Москве спустя почти три года. Но эти три года будут наполнены воспоминаниями о полюбившемся городе, творческими импульсами, в нем полученными. "Я помешался на комедии, – признается писатель в одном из писем. – Она, когда я был в Москве, в дороге, и когда я приехал сюда, не выходила из головы моей… и сколько злости, смеху, соли!"
Вышедшие за то же время гоголевские произведения в Петербурге подверглись резким нападкам критики. Зато Москва по-прежнему полна уважения и сочувствия к любимому писателю. В Москву Гоголь привозит в 1835 году первый вариант "Женитьбы" – "Женихов", которых читает у Погодина, Дмитриева и Аксаковых. А о том, как умел читать Гоголь, вспоминал Щепкин: "Подобного комика не видал и не увижу! Вот высокий образец художника, вот у кого учиться!" Знаменитому актеру вторит Погодин: "Какая истина, остроумие! Какие чиновники на сцене, какие канцелярские служители, помещики, барыни! Талант первоклассный".
Дом Кокошкина (крайний справа). Современный вид
Несмотря на считанные дни, которыми располагает Н. В. Гоголь на пути в родную Васильевку и обратно в Петербург, круг московских знакомых, с которыми он успевает повидаться, все растет. Здесь и Денис Давыдов, только что приобретший свой великолепный, по его собственному выражению, "Пречистенский дворец" (Пречистенка, 17а), и Евгений Баратынский, первые годы своей семейной жизни проводивший в доме родителей жены (Воскресенский пер., 6), и Ф. Ф. Кокошкин, чей дом на Арбатской площади (Никитский бульвар, 6) был настоящим театральным центром Москвы. У Кокошкина жили многие известные и готовившиеся к поступлению на сцену актеры, собирались люди театра. С ним, директором московской казенной сцены, Гоголь не мог не связывать надежд в отношении своих драматургических опытов. Эта вторая встреча с Москвой оказалась удобной почвой для репетиции завязки "Ревизора". На пути из Киева в старую столицу один из приятелей Гоголя, опережая писателя, распускает слух о некой значительной персоне, едущей вслед за ним, а сам Гоголь выступает в роли этой персоны – "инкогнито проклятое", по выражению героя будущей комедии.
Неудача с петербургской постановкой "Ревизора", цензурные осложнения, отрицательное отношение официальной критики ускорили в 1836 году отъезд Н. В. Гоголя за границу. Писатель отказывается приехать на премьеру своей пьесы в Москве, куда усиленно зовет его Щепкин. И это при том, что сам он признается в письме Погодину: "Не сержусь, что бранят меня неприятели литературные, продажные таланты, но грустно мне это всеобщее невежество, движущее столицу… Москва больше расположена ко мне… Сердце мое в эту минуту наполнено благодарностью к ней за ее внимание ко мне". Зато возвращается из своей заграничной поездки в мае 1839 года Н. В. Гоголь прямо в Москву.
Это были едва ли не самые счастливые месяцы, проведенные в старой столице. Смерть юного И. М. Виельгорского, близкого друга Н. В. Гоголя, с которым писатель проводит последние дни и недели его жизни на вилле З. А. Волконской в Риме, возраставшие материальные затруднения, заботы об устройстве заканчивавших институт сестер – все потеряло свою остроту при встрече с Москвой. Гоголь приезжает сюда из Вены вместе с Погодиным, и Погодин пишет о первых впечатлениях: "Гоголю обрадовались в Москве без памяти".
У писателя теперь как будто бы свой бесконечно полюбившийся ему дом – в недавно приобретенном загородном владении князей Щербатовых на Девичьем Поле. Погодин предоставляет в его распоряжение большую комнату в мезонине с окнами в густо заросший сад, всю уставленную книжными шкафами и предметами своей коллекции. В погодинском собрании есть и старопечатные книги, и рукописи, и гравюры, и лубки, и автографы многих исторических деятелей, начиная с Петра I, и монеты, и оружие. Гоголь с наслаждением работает здесь в утренние часы, отдавая послеобеденное время встречам со все более многочисленными друзьями.
В погодинском саду, славившемся своими необъятными размерами, тенистыми прудами и пением соловьев, он устраивает собиравшие всю литературную Москву, не говоря о театральной, празднования Николина дня – 9 мая. В 1840 году в этот день среди гостей Н. В. Гоголя были П. Я. Чаадаев, декабрист, основатель Московского Художественного класса (впоследствии – Московского училища живописи, ваяния и зодчества) М. Ф. Орлов, П. А. Вяземский, М. Н. Загоскин, гравер Федор Иордан, весь цвет московской драматической сцены – Щепкин, Садовский, Живокини, Ленский. Был здесь и М. Ю. Лермонтов, читавший свою поэму "Мцыри". Впечатление, произведенное поэтом на Гоголя, оказалось так велико, что на следующий день он встречается с Лермонтовым в доме Свербеевых (Страстной бульвар, 6) и беседа их затягивается далеко за полночь. "Великий живописец русского быта", – отзовется о Лермонтове писатель, добавив свои известные слова о "правильной, прекрасной и благоуханной прозе" погибшего вскоре поэта.
Московским актерам не терпится показать автору "Ревизора", и в назначенный самим писателем день на спектакль, состоявшийся в Большом театре, собирается едва ли не вся литературная Москва, объединенная возможностью лишний раз показать свое отношение к писателю. В зале были Аксаковы, В. Г. Белинский, Н. П. Огарев, И. И. Панаев, Н. Ф. Павлов, Т. Н. Грановский, М. Бакунин. Сидевшему в ложе Чертковых Н. В. Гоголю пришлось тайком бежать из театра, чтобы скрыться от совершенно смутивших его бурных, нескончаемых оваций.
Гоголь по-прежнему охотно и часто соглашается читать свои произведения. Особенно приятен и близок ему дом Аксаковых, на этот раз находившийся в конце Арбата (Смоленская-Сенная площадь, 27), всем своим укладом напоминавший деревенский патриархальный быт. В гостиной целыми днями не переставал шуметь поджидавший все новых и новых гостей самовар. Обеденный стол накрывался не меньше чем на двадцать кувертов. Большой, заросший белыми розами сад гудел пчелами и заставлял забывать о большом городе. У Аксаковых Гоголь читает главы из еще не оконченной первой части "Мертвых душ", а в январе 1840 года "Аннунциату".
Гоголю удается удовлетворить и свою неизменную тягу к музыке. В эти месяцы он близко знакомится с Верстовским, становясь постоянным гостем его дома в Староконюшенном переулке, и с Гурилевым, дававшим уроки сестре писателя Анне.
18 мая 1840 года Гоголь оставил Москву, проехал Арбатом, последний раз поклонился любимому городу с тогда еще существовавшей Поклонной горы, посидел за прощальным обедом с провожавшими его Аксаковыми, Погодиным и Щепкиным на первой от города почтовой станции – в Перхушкове. В Италии, куда он направлялся, его ждала работа над окончанием первой части "Мертвых душ".
И на этот раз, в 1841 году, с законченной рукописью первой части "Мертвых душ" на руках Н. В. Гоголь торопится в Москву. Несколько дней, проведенных в Петербурге, кажутся вечностью: "Меня предательски завезли в Петербург. Там я пять дней томился. Погода мерзейшая, – именно трепня". Писатель надеется на поддержку московских друзей и известный либерализм местного цензурного комитета в связи с судьбой своей поэмы. И тем не менее, снедаемый сомнениями, он решается прочесть рукопись только трем приглашенным – С. Т. Аксакову с сыном Константином и Погодину.
У Погодина на Девичьем Поле Гоголь снова находит приют, но любимый дом перестает радовать из-за усиливающихся разногласий с хозяином. К тому же препятствия в московской цензуре оказываются слишком серьезными, остается воспользоваться предложением В. Г. Белинского взять на себя хлопоты и переговоры с петербургскими цензорами. В доме В. П. Боткина Н. В. Гоголь передает "неистовому Виссариону" рукопись (Петроверигский пер., 4).
В ожидании решения цензуры он старается избегать так недавно радовавших его встреч с московскими знакомыми. Тяжелыми оказываются и последовавшие за цензурным решением два месяца, когда "Мертвые души" печатались в московской Университетской типографии (Б. Дмитровка, 34). Не слишком удачным был и Николин день 1842 года, который отмечается Гоголем по старой памяти все в том же погодинском саду. Сказывались натянутые отношения между писателем и хозяином дома. Впрочем, как вспоминал С. Т. Аксаков, Гоголь был весел, сам после обеда готовил жженку и, "когда голубоватое пламя горящего рома и шампанского обхватило и растопляло куски сахара, лежавшего на решетке, говорил, что "это Бенкендорф, который должен привесть в порядок сытые желудки", – шутка, долго повторявшаяся в Москве.
Одним из последних визитов Н. В. Гоголя в старой столице стало посещение Английского клуба на Тверской. В последних числах мая 1842 года писатель уезжает из Москвы, направляясь за границу. И на этот раз его провожают Аксаковы и Щепкин, с которыми он расстается на первой станции Петербургского тракта – в Химках. "Мы ходили вверх по маленькой речке, бродили по березовой роще, сидели и лежали под тенью деревьев; говорили как-то мало, не живо, не связно, – рассказывал С. Т. Аксаков. – Горькое чувство овладело мною, когда захлопнулись дверцы дилижанса; образ Гоголя исчез в нем, и дилижанс покатился по Петербургскому шоссе".
Но на этот раз решение было окончательным. Гоголь возвращался в Россию после шести лет странствий по Европе, после шести лет увлечения и разочарования другими странами. Возвращался навсегда, чтобы поселиться в Москве. Упиться, как он сам любил говорить, русской речью. Закончить вторую часть "Мертвых душ". Работать. Как можно больше работать.
Он не знал, как будет устраиваться, – средства по-прежнему не появились. Не подумал, что за прошедшее время друзья могли превратиться в былых друзей. Не сомневался – в Москве все решится.