Я врача вызвал, но когда врач приехал, Куйбышев уже был мёртв, было слишком поздно.
Вот так обстояло дело на самом деле. Вот то, что я должен был рассказать о том террористическом акте, который был организован Енукидзе и Ягодой по директиве центра, в осуществлении которого я принял преступное участие.
На заседании Военной коллегии Верховного суда оглашалось заключение медицинской экспертизы, составленное в форме ответов на вопросы государственного обвинителя. Зачитывал заключение заслуженный деятель науки профессор Бурмин. Вот фрагмент, касающийся умерщвления В.В. Куйбышева.
Вопрос. Допустимо ли было назначение больному В.В. Куйбышеву, страдавшему приступами грудной жабы и распространённым артериосклерозом, длительных приёмов больших доз дигиталиса (наперстянки)?
Ответ. Нет, недопустимо.
Вопрос. Могло ли применение больших доз препаратов наперстянки в продолжение длительного срока (нескольких месяцев) способствовать учащению припадков грудной жабы?
Ответ. Да, могло способствовать учащению припадков грудной жабы.
Вопрос. Допустимо ли в состоянии припадка грудной жабы разрешать больному двигаться и подниматься по лестнице и можно ли оставить больного с припадком грудной жабы без оказания немедленной врачебной помощи?
Ответ. Абсолютно недопустимо и преступно, так как это может привести, а в данном случае и привело к смерти.
Вопрос. Можно ли на основании совокупности этих данных считать установленным, что метод лечения В.В. Куйбышева был заведомо вредительским, направленным к ускорению его смерти, с использованием для этого как специальных познаний, которыми располагали обвиняемые, так и метода умышленного оставления В.В. Куйбышева без медицинской помощи при очередном припадке грудной жабы?
Ответ. Да, безусловно, можно считать установленным.
В обвинительной речи прокурор Вышинский перечислил обстоятельства, уличающие участие Рыкова и Бухарина в организации убийства Кирова, отравлении Менжинского, Горького и его сына, а также Куйбышева. Делая многочисленные ссылки на признания подсудимых, Вышинский был беспощаден к Ягоде, который стоял на высоте техники умерщвления людей самыми коварными способами. По словам прокурора, Ягода представлял собой последнее слово бандитской "науки", перекрыв целый ряд других преступников, имена которых известны из истории. Речь государственного обвинителя изобиловала многими примерами отравления, для осуществления которых никаких специфических, губительных для человеческой жизни средств не требовалось. В этом и заключается искусство преступления. Известно, вещал просвещённый прокурор, что Филипп II весьма широко пользовался для отравления ядом, который нельзя было обнаружить даже при тщательном исследовании, ядом, который был им назван "пусть почиет в мире". Известно, наконец, что папа Климент II был убит при помощи дыма от отравленной свечи. Обвинитель напомнил и о знаменитом деле Прочар, когда этот Прочар у своей жертвы вызвал хронический катар желудка и таким путём довёл её до гибели. На свет Божий было извлечено и дело доктора Пальмера, который отравил свою жертву мышьяком и стрихнином, употребляющимися в дозах, разрешающихся медициной.
Совершив пространный экскурс в прошлое и показав себя знатоком истории тонких преступлений в разных странах, организованных разными изуверами рода человеческого, Вышинский умело подводил к мысли, что очень часто убийцы используют врачей и медицинскую систему якобы для лечения, а на самом деле для того, чтобы добиться своей преступной цели. Из времён давнишних он ловко перекинул мостик к настоящим, рассказав о деталях задуманного преступниками-убийцами террористического акта против Николая Ивановича Ежова. Ведь и это убийство тоже было задумано тонко - при помощи отравления воздуха, которым должен был дышать в своём служебном кабинете Ежов, отравления воздуха ртутью, растворенной в кислоте. Причём Ягода предупреждал - ни в коем случае не в серной кислоте, потому что серная кислота оставляет след и может сжечь те самые шторы и гардины, которые надо было по указанию Ягоды пропитать для того, чтобы, вдыхая этот воздух, мог погибнуть Николай Иванович Ежов.
Вот какой план, очень тонкий, вероломный и подлый, был задуман Ягодой с ведома и одобрения правотроцкистского центра. Такими же строго продуманными и изощрёнными были способы умерщвления Менжинского, Горького и Куйбышева.
Обвинитель кипел от переполнявшего его благородного негодования, уличая врачей в позорном двурушничестве, вероломстве, лицемерии, которые применяли с бесстыдством отравителей, плачущих у изголовья жертв их так называемого "лечения".
Читая стенограмму судебного заседания сегодня, невольно ловишь себя на мысли, что находишься в чудовищном театре абсурда. В последнем своём слове, признав вину, горько и мучительно каялся в несовершённых преступлениях и просил суд даровать ему жизнь престарелый доктор Левин. Полностью признал себя виновным в преступной деятельности профессор Плетнев, учёный с мировым именем, великий трудяга, умудрившийся даже в заключении, ожидая суда, написать монографию в 10–12 листов, пользуясь литературой на четырёх языках. Понести заслуженное наказание высказал готовность Максимов-Диковский, назвавший себя в последнем слове преступником, изменившим интересам партии, интересам Родины. А защищал он их с 18 лет, воевал с белыми, сидел у них в тюрьме.
12 марта в 21 час 25 минут военная коллегия удалилась в совещательную комнату для вынесения приговора. Совещание окончилось 13 марта в четыре часа утра. На самом же деле, как мы знаем сегодня, совещание носило формальный характер. Приговор был известен ещё до начала суда и выносился в куда более высоких кабинетах. Его привели в исполнение через два дня после оглашения.
Через полвека, в январе 1988 года, тогдашний Генеральный прокурор СССР А.М Рекунков внёс протест по этому делу. Ещё раньше, в 1985 году пленум Верховного суда СССР отменил приговор и прекратил дело в отношении ряда осужденных на том процессе лиц, в числе которых значился профессор Института функциональной диагностики Д.Д. Плетнев. Он, как и другие невинно потерпевшие, был полностью реабилитирован. С Левина и Максимова-Диковского клейма отравителей никто не снимал, и, несмотря на явную надуманность обвинений в их адрес, официально они считались казнёнными за причастность к умерщвлению Куйбышева.
Согласно протесту Рекункова, обвинение врачей и других лиц в организации убийства Куйбышева основано только на их показаниях и опровергается материалами дела. Военная коллегия Верховного суда СССР не отразила в приговоре никаких доказательств. Приведённые же в обвинительном заключении признания обвиняемых не могли быть положены в основу обвинения без наличия других доказательств.
Из прокурорского протеста вытекает, что предварительное следствие по делу "правотроцкистского центра" производилось с грубейшими нарушениями социалистической законности. Многие протоколы допросов обвиняемых, очных ставок и другие процессуальные документы фальсифицировались. Путём угроз, насилия и обмана обвиняемых принуждали давать ложные показания на себя и других лиц, протоколы допросов и объяснения заранее составлялись и произвольно корректировались.
Бывший заместитель наркома внутренних дел СССР Фриновский, осужденный 3 февраля 1940 года за фальсификацию уголовных дел и массовые репрессии в заявлении от 11 апреля 1939 года указал, что работники НКВД СССР готовили арестованных к очным ставкам, обсуждая возможные вопросы и ответы на них. Подготовка заключалась в оглашении предыдущих показаний, данных о лицах, с которыми намечались очные ставки. После этого арестованного вызывал к себе Ежов или он сам заходил в комнату следователя, спрашивал у допрашиваемого, подтвердит ли он свои показания, и как бы между прочим сообщал, что на очной ставке могут присутствовать члены правительства. Если арестованный отказывался от своих показаний, Ежов уходил, а следователю давалось указание "восстановить" арестованного, что означало добиться от обвиняемого прежних ложных показаний.
Какими способами это достигалось, можно судить по заявлению профессора Плетнева, находившегося после присуждения двадцатипятилетнего срока во Владимирской тюрьме. В заявлении, датированном 10 декабря 1940 года и адресованном тогдашнему наркому внутренних дел Берии, говорилось: "…Весь обвинительный акт против меня - фальсификация. Насилием и обманом у меня вынуждено было "признание"… допросы по 15–18 часов подряд, вынужденная бессонница, душение за горло, угроза избиением привели меня к расстройству психики, когда я не отдавал ясного отчёта в том, что совершил. Я утверждал и продолжаю утверждать, что ни в каких террористических организациях я ни в какой мере не повинен… За что я теперь погибаю? Я готов кричать на весь мир о своей невиновности. Тяжко погибать, сознавая свою невиновность…"