Воспроизведём дословно то место, где говорится непосредственно о кончине. "Около двух часов дня, почувствовав усилившееся недомогание и крайнее переутомление, - пишет П. Березов, - Валериан Владимирович с трудом поднялся из-за рабочего стола.
- Придётся сделать маленький перерыв. Я отдохну немного перед съездом, - сказал он и пошёл к себе на квартиру.
А через полчаса смерть внезапно оборвала его жизнь…"
Судя по этим скупым сведениям и по тому, что в книге больше нигде не упоминается об обстоятельствах его кончины, кроме трёх-четырёх предложений общего характера во вступлении, можно предположить, что они дописаны уже к сверстанной книге, когда было объявлено об умерщвлении Куйбышева. Во всяком случае, следы влияния версии о насильственной смерти в концепции книги не прослеживаются, а приведённые фрагменты выпадают из её общей канвы, не связаны развитием одной сюжетной линии, что объясняется, по-видимому, их более поздним происхождением. Написанную ранее книгу попросту осовременили, добавив несколько абзацев в начале и машинописную страницу в конце - приём весьма распространённый для общественно-политической литературы.
Мы уделяем этому внимание для того, чтобы убедиться, действительно ли вплоть до 1938 года версия о насильственном характере смерти Куйбышева не возникала? Изучив всю литературу, выпущенную о Куйбышеве до 1938 года, подшивки основных центральных газет за три года, прошедшие после его смерти, можно с полной уверенностью сказать, что отступлений от официальной версии, изложенной в правительственном сообщении от 26 января 1935 года, не обнаружено. Начиная с 1938 года находившиеся в производстве книги о Куйбышеве дополняются одной-единственной главой - о злодейском умерщвлении врагами народа.
Характерны, пожалуй, в этом отношении воспоминания сестры Куйбышева - Елены Владимировны. Небольшая книжица, готовившаяся Госполитиздатом к выпуску в 1938 году, заканчивалась главой "Последняя встреча". Елена Владимировна описывает в ней события накануне смерти брата. Она виделась с ним последний раз 23 января 1935 года.
Поздно вечером он собрался ехать к себе на дачу и звал с собой сестру. Она - не помнит по какой причине - не могла поехать к нему и стала собираться домой. Валериан и его жена, Ольга Андреевна, вышли проводить её в переднюю.
Брат стоял на лестнице, ведущей в комнаты. Елена Владимировна уже спустилась с лестницы, чтобы одеться, и снизу смотрела на сильную, крепкую фигуру Валериана. Он опёрся о перила, как бы желая подняться на руках. Лицо его было спокойно, глаза, как всегда, ласковые и весёлые.
Надев боты и разогнувшись, сестра тяжело вздохнула.
- Что, у тебя болит сердце? - озабоченно спросил Валериан.
- Нет, оно у меня здоровое, - ответила она, - а что тебе сказал последний консилиум врачей? Как твоё сердце?
Валериан выпрямился во весь рост - он показался ещё могучее и сильнее - и, ударив себя ладонью руки по груди, сказал:
- Моё сердце? Это самое здоровое, что есть в моём организме.
Прервём на минуту воспоминания Елены Владимировны и заметим, что эта фраза станет ключевой в последующей литературе о Куйбышеве и будет звучать обвинением его отравителям. Именно эти слова о здоровом сердце, произнесённые за два дня до кончины, надолго посеют сомнения в правильности официального медицинского заключения, согласно которому смерть наступила в результате сердечного приступа от тромба.
Елена Владимировна пишет, что она поверила словам брата. Верила и его жена, Ольга Андреевна. Да и кто бы мог не поверить, видя перед собой этого великана с могучей грудью, с весёлыми сияющими глазами, с приветливой, радостной улыбкой?
А через два дня произошла катастрофа. Валериана не стало. Его сердце перестало биться.
После смерти Валериана Владимировича у его родственников было тревожно на душе. Внезапная кончина не давала покоя. Интересный разговор состоялся у Елены Владимировны с находившимся в квартире брата доктором Левиным: почему так внезапно, так неожиданно отказалось работать сердце Валериана Владимировича?
- Неожиданности здесь нет, - ответил Левин, - напряжённая, нервная работа Валериана Владимировича привела сердце в такое состояние, что катастрофа ожидалась ежедневно.
Смотрите, какие нейтральные формулировки в адрес доктора Левина: лечащим врачом он ещё не называется, так, случайно находился в квартире брата. Пока ещё в довольно корректной форме выражается уже въевшаяся в души и кровь людей подозрительность - в естественную смерть не верят, всюду чудятся происки заговорщиков и убийц.
Елена Владимировна нашла мужество даже упрекнуть себя в медицинском невежестве и плохой заботе о брате. "Как это мы не знали, что у Валериана больное сердце?" - с горечью спрашивает она себя и тут же вспоминает, что Левин разрешил ему работать, играть в волейбол, выступать на заседаниях. Более того, разрешил ехать в трудную, далёкую командировку в Среднюю Азию.
По возвращении из командировки брат казался как бы подменённым. Ещё на вокзале, встречая его, родственники заметили, что он бледен и невесел. Но всё это объяснили тем, что поездка утомила его, что во время неё он болел ангиной с большой температурой и всё-таки продолжал работать.
Итак, выясняется немаловажная деталь: в командировке в Среднюю Азию Куйбышев заболел ангиной. Коварное влияние этой кажущейся неопасной болезни на сердце общеизвестно.
Недомогание давало о себе знать и после возвращения в Москву. Валериан часто задумывался, ложился то на кушетку, то просто клал голову на стол. Этого с ним никогда раньше не бывало. Елена Владимировна как-то раз застала его дома в халате. Это тоже было необычно для вечно делового брата. Он всегда был подтянут, всегда в работе.
- Простуда, маленькое повышение температуры, усталость, - объяснял он сестре своё состояние. - Мне Левин разрешил даже выходить и работать, всё это пустяк, всё скоро пройдёт.
Но чувствовалось, что он прислушивается к чему-то. Елене Владимировне теперь всё ясно и понятно. Он прислушивался к своему "совершенно здоровому сердцу" и, вероятно, удивлялся, что оно его обманывает. Но родственникам он этого не говорил, не желая их огорчать. Потому 23 января и сказал, что его сердце - самое здоровое, что есть в его организме.
Этими словами, судя по всему, и должны были закончиться воспоминания Елены Владимировны. Потому что появившееся неожиданно продолжение имело совершенно иную тональность. О его конъюнктурном происхождении свидетельствует уже само название "Мой брат пал от руки врагов народа", крикливое, резко диссонирующее с заголовками предыдущих глав, отличающихся мягкостью, лиризмом, налётом сентиментальности и грусти.
"В зале суда 2 марта 1938 года я увидела их всех, - читаем будто в газетном репортаже, сварганенном лихим репортёром по заказу сверху. - Вот они, убийцы! Это они убили товарищей Кирова, Куйбышева, Менжинского, Горького и его сына. Оказывается, они ещё в самом начале Октябрьской революции, в 1918 году, готовили покушение на товарищей Ленина, Сталина и Свердлова. Это они послали эсерку Каплан убить Ленина; это они дали ей в руки револьвер с отравленными пулями.
На скамье подсудимых сидели кровавые псы фашизма, шпионы, диверсанты, убийцы, предатели Родины.
Вот Левин. Он монотонно и спокойно, словно читая лекцию, рассказывает суду, как он умертвил Менжинского, Куйбышева, Горького и его сына. Он рассказывает, как его задаривал и подкупал Ягода, снабжая цветами, французским вином, дачей, разрешая беспошлинный провоз вещей из-за границы. Ягода подговорил его отравить сначала сына Горького, потом самого Горького и Менжинского, а затем Куйбышева…
Он стал неправильно лечить тех, кого ему было поручено убить. Он давал такие лекарства, которые разрушали здоровье. Он привлёк к себе на помощь и других убийц: профессора Плетнева, доктора Казакова, секретаря Куйбышева - бандита и убийцу Максимова.
Максимов говорил на суде, что он получил распоряжение от лидеров антисоветского "правотроцкистского блока", а также лично от Ягоды и Енукидзе следить за здоровьем Куйбышева; он знал, что Левин и Плетнев уже делают всё, чтобы разрушить здоровье Куйбышева. А ему, Максимову, оставалось, если Куйбышеву станет плохо, замедлить врачебную помощь, а если и звать на помощь, то только Левина или Плетнева.
Максимов так и сделал. И вот 25 января 1935 года, видя смертельно бледного Куйбышева, отпустил его одного домой, вместо того, чтобы уложить здесь же в кабинете и позвать скорую медицинскую помощь. Он знал, что приближается приступ грудной жабы, и он не торопился с вызовом врачей.
Валериан был очень тепло одет. На нём была меховая тужурка, тёплые сапоги и галоши. Для сердца была большая нагрузка пройти по всему кремлёвскому двору, подняться на третий этаж.
А Максимов послал поручение искать Левина, несмотря на то, что в первом этаже дома, где жил Валериан Владимирович, в том же подъезде находилась амбулатория, где всегда дежурили врач и сестра.
Валериан, обливаясь потом и еле держась на ногах, поднялся на третий этаж, в свою квартиру, и в валенках и меховой куртке прошёл прямо в свой кабинет.
- Никогда Валериан Владимирович даже в коридор не входил в галошах, а тут вдруг в кабинет… - рассказывала работница.
Валериан сам взял из соседней комнаты с кровати подушку и плед, снял через голову суконную гимнастёрку и, не повесив её, как обычно, бросил на стул, снял валенки и лёг в брюках на кушетку, закрывшись пледом.
Работнице он сказал, что хочет отдохнуть, ничего ему не надо, что у него что-то нехорошо с сердцем и что порученец поехал за доктором. Просил её зайти к нему через десять минут…