Впрочем, компрометирующие сведения могли быть не обязательно политического характера. В пору всеобщего голода, отсутствия обуви и одежды лица, получавшие неплохие кремлёвские пайки, занимались их перепродажей, обменом на антиквариат и ювелирные изделия у обнищавших баронесс и графинь. Всевидящая Лубянка зорко наблюдала и за этими операциями, и списки переродившихся, как тогда говорили, высокопоставленных коммунистов регулярно поступали в ЦК, а оттуда в беспощадную ЦКК.
Что в действительности доложил Ягода Сталину о его секретаре, уже никто никогда не узнает. Да и вряд ли кому это будет интересно. Другие громкие скандалы на слуху, другие имена занимают умы просвещённой публики. В бега ударяются советники президента и вице-президента России, федеральные министры и главы региональных администраций, банкиры и фирмачи, дипломаты и генералы, учёные и контрразведчики. Как правило, современные побеги мотивируются исключительно политическими соображениями - преследованиями КГБ, боязнью, что демократические преобразования потерпят крах, страхом перед грядущим коммунистическим реваншем. Возбуждение уголовного дела по факту банальных финансовых махинаций выдаётся за удар по демократии и реформам, уличение в сомнительных сделках - за попытку скомпрометировать президентское окружение, обнаружение тёмных пятен в биографии - за расхождение с курсом ортодоксальной части правительства.
Увы, всё это было. Ничто не ново под луной. В том числе и бегство высокопоставленного чиновника из-за разногласий с ГПУ по вопросу о путях развития физкультурного движения в стране. Именно этот повод выдвигает Бажанов в качестве основного, объясняя, почему его невзлюбили ГПУ и Ягода.
Когда Бажанов был ещё секретарём Оргбюро, то присутствовал при утверждении состава Высшего совета физической культуры и программы его деятельности. Бажанову программа не понравилась - она предусматривала обязательное массовое и скопом проводимое размахивание руками и ногами, нечто не менее скучное, чем уроки политграмоты. Спорт же рассматривался как нездоровый пережиток буржуазной культуры, развивавший индивидуализм и, следовательно, враждебный коллективистским принципам пролетарского образа жизни.
От физкультурной скучищи дохли мухи. Став секретарём Сталина, Бажанов как-то сказал ему, что физкультура - это ерунда, что надо переходить к спорту, к соревнованиям.
- В Высший совет входит представитель ЦК, - развивал свою мысль Бажанов. - Это заведующий агитпропом, который, сознавая никчемность учреждения, там, кажется, ни разу и не был. Назначьте меня вместо него, и я поверну дело, проводя его как линию ЦК от физкультуры к спорту.
Сталин согласился. Он привык соглашаться с помощниками по вопросам, которые его совершенно не интересовали.
Так Бажанов стал представителем ЦК в этом органе. ГПУ в нём представлял Ягода. На первом же пленуме Высшего совета Бажанов выступил с докладом об изменении политики партии в области физкультуры. Он предложил восстановить разрушенные революцией и закрытые старые спортивные организации, собрать в них разогнанных спортсменов и использовать их как инструкторов и организаторов спортивной деятельности.
С возражениями выступил Ягода. Мол, до революции спортом занимались главным образом представители буржуазного класса, следовательно, спортивные организации станут сборищами контрреволюционеров. Дать им возможность собираться и объединяться - опасно. Да и всякий спорт - это против коллективистских принципов.
Бажанов, по его словам, принял бой. И победил, доказав, что никакую контрреволюцию в футболе или беге на сто метров не разведёшь. Совет целиком принял его точку зрения - то есть "линию ЦК". Ягода был бит и унижен. А вскоре появилось его первое письмо на имя Сталина.
Как уйти за границу? Самый простой и надёжный способ, наиболее подходящий для ответственных совработников - это поехать в командировку в какую-либо страну и остаться там, попросив политического убежища.
Но в том-то и беда, что, будучи помощником Сталина, он лишён возможности бывать за границей. Его шеф - домосед, из Москвы, как и Ленин, не выезжает.
В свободное от секретарских обязанностей время Бажанов - для души - с увлечением писал работу об основах теории конъюнктуры. Материалы собирал с трудом. Многие в Кремле знали об интересе сталинского секретаря и, бывая за рубежом, привозили ему журнальные публикации, рефераты, доклады. Побывав в Германии, один из наркомфиновских приятелей рассказал, что в Киле, в институте мирового хозяйства, ведутся разработки по этой тематике.
У Бажанова созревает идея. А что если попытаться организовать поездку в Киль? Все наслышаны о его увлечении и, поставь он вопрос о посещении института, у кого шевельнутся подозрения?
Но поскольку он помощник генерального секретаря, вряд ли можно рассчитывать, что его одного выпустят за границу. Не может же он ехать в своём подлинном качестве. Хотя командировку можно оформить от другого ведомства, от того же Наркомфина, например, под видом их сотрудника. На несколько дней. И не вернуться.
Есть два варианта оформления: постановлением Оргбюро и устным разрешением генсека. Второй вариант применяется в случаях, когда работник аппарата ЦК выезжает в зарубежную командировку под видом работника другого ведомства.
Бажанов, улучив удобный момент, заходит к Сталину и излагает свою просьбу. Ответ неожиданный и многозначительный:
- Что это вы, товарищ Бажанов, всё за границу да за границу? Посидите лучше дома.
"Всё за границу да за границу…" Неужели ему стало известно о разговоре, который он вёл в Наркомфине, заручаясь предварительной поддержкой? Да, наверное, у Сталина кое-что осталось от сообщений ГПУ.
Месяца через три Бажанов решил проверить свои опасения. К тому времени он уже редактор "Финансовой газеты".
Идёт заседание коллегии Наркомфина. Обсуждается вопрос о работе финансового агента во Франции. Агент, профессор Любимов, беспартийный, доверия к нему никакого, подозревается, что он вместе с государственными финансовыми делами умело устраивает и свои.
Один из членов коллегии, давнишний приятель Бажанова, обязанный ему своим выдвижением, выполняет доверительную просьбу Бажанова и говорит:
- А может быть, товарищ Бажанов съездил бы туда навести в этом деле порядок?
Бажанов делает вид, что это его не очаровывает, и нехотя откликается:
- Ну, если не надолго, может быть.
Нарком Брюханов, недавно сменивший на этом посту Сокольникова, относится к Бажанову с пиететом, зная, откуда тот пришёл, и поддерживает внесённое предложение:
- Пусть съездит товарищ Бажанов.
Дни шли за днями, но о командировке в Париж - молчок. Бажанов обращается всё к тому же члену коллегии, просит по-приятельски, мол, выясни при случае у Брюханова, в чём дело. Самому обращаться неудобно.
Приятель внимает просьбе и спустя короткое время сообщает:
- Твои прежние начальники не дали согласия.
- Сталин? - переспросил шёпотом Бажанов.
- Нет, кажется, Молотов. Наш обычно на него выходит.
Всё. Круг замкнулся. Возможность нормальной поездки за границу закрыта.
Бажанов принимает единственно правильное в той ситуации решение - затаиться, не мозолить глаза Сталину и Молотову. Надо с годик поработать в Наркомфине - тихо и мирно, не высовываясь. Авось забудут. А самому думать над планом побега.
С самым лёгким и безопасным вариантом побега - невозвращением из заграничной командировки - пришлось распрощаться навсегда. Бажанов понял, что его официальным, законным путём из СССР никогда не выпустят. Ни под каким предлогом.
Остаётся один путь - перейти нелегально через границу. Через какую? Самая закрытая - польская. Ряды колючей проволоки, контрольно-следовые полосы, усиленные наряды пограничников с собаками. ГПУ постаралось, чтобы свести здесь число нарушений до минимума. Практически невозможно бежать и в Румынию, поскольку границей там является Днестр. Речная преграда под наблюдением круглые сутки. Слабее охраняется финская граница - там множество лесов и болот. Но приблизиться к ней очень трудно.
Постепенно Бажанов приходит к мысли, что бежать следует со стороны среднеазиатской границы. А точнее - из Туркмении в Персию.
На подготовку к побегу ушёл целый год. И всё это время за Бажановым неотступно следовало неусыпное око ГПУ.
Око проживало на третьем этаже старинного арбатского особняка в роскошной четырёхкомнатной барской квартире и было двоюродным братом Якова Блюмкина. Того самого знаменитого Блюмкина, который во время восстания "левых" эсеров в 1918 году убил германского посла в Москве графа Мирбаха, чтобы сорвать Брест-Литовский мир.
С Блюмкиным Бажанова познакомил приятель в 1925 году. Блюмкин перешёл на сторону большевиков, работал в ГПУ и после возвращения из Монголии находился в резерве. Убийца Мирбаха встретил в шёлковом красном халате, с восточной трубкой аршинной длины в зубах, с раскрытым томом сочинений Ленина - всегда на одной и той же странице. Хозяйством в квартире занимался двоюродный брат Блюмкина, которому пришлось стать оком Лубянки и вести наблюдение за Бажановым.
Как и его кузен, око Лубянки тоже было родом из Одессы и носило фамилию Максимов. Впрочем, она была не настоящая. Настоящая - Биргер. Максимов - это его партийная кличка.
То, что Биргер-Максимов тоже связан с Лубянкой, Бажанов понял очень быстро, хотя хитрый одессит прикидывался ищущим работу, рассказывал о несправедливом к себе отношении в Одессе, где его исключили из партии и выгнали из армии. Бажанов догадывался, что Максимов регулярно строчит на него донесения в ГПУ, и проявлял максимум осторожности, чтобы агент Лубянки не раскрыл подготовку к побегу. Кажется, это удавалось.