Трудно сказать, насколько объективно подошла бригада ОГПУ к оценке этого эпизода из жизни знаменитого перебежчика. Перед бригадой стояла задача наскрести как можно больше компромата. Могилёв-Подольский был маленьким уездным городишкой, в котором все знали всех, и деление на коммунистов и петлюровцев не носило столь жёстких разграничительных линий, как это потом начали преподносить в литературе, сварганенной по методу социалистического реализма. Власть в городе менялась с калейдоскопической быстротой, а на её притягивающий, манящий издалека жаркий огонь всегда слетаются ищущие удачи и приключений дерзновенные молодые люди.
Продержись петлюровцы ещё какое-то время у власти, и кто знает, может, наш недоучившийся студент примкнул бы к ним. И мог бы, наверное, рассчитывать на неплохую карьеру, имея в кармане не такой уж мелкий козырь - требование о запрещении ЧК. Всё остальное, включая секретарство в коммунистической ячейке, ему бы непременно простили. Девятнадцать лет, глухой провинциальный городишко, смутное время, политическая чехарда вокруг - попробуй разберись, за кем будущее.
Безупречная биография была далеко не у всех даже видных партийцев.
В своё время ярыми сторонниками Троцкого были Дзержинский, Андреев и другие видные большевики, переметнувшиеся потом к Сталину. Дзержинский готов был даже поднять ГПУ на защиту Троцкого. А Вышинский? Меньшевик, подписывал ордер на арест Ленина при Временном правительстве Керенского. Взяв сторону Сталина, сделал головокружительную карьеру. Эсер подполковник Егоров, будущий Маршал Советского Союза, требовавший на митинге летом семнадцатого года ареста немецкого шпиона Ленина, в 1905 году жестоко подавлял революционные выступления рабочих в Закавказье.
Что уж тогда говорить о рядовой партийной массе? Одни были "оскоромлены" пребыванием в партиях, которые из союзников большевиков превращались в их врагов, другие, проживая на национальных окраинах России, после свержения самодержавия связывали свою судьбу с лидерами национального движения, которых большевики затем объявляли буржуазными националистами.
В Гражданской войне победили большевики, и это определило дальнейшую жизнь Бориса Бажанова. Через месяц после того, как он похоронил родителей, петлюровцы были разбиты и покинули Могилёв-Подольский. В городе установилась советская власть. Бажанов снова стал секретарём уездного комитета партии.
В ноябре 1920 года он приехал в Москву - учиться. Советско-польская война к тому времени закончилась, Врангель был выбит из Крыма. Чтобы выжить, многие примыкали к победителям.
Двадцатилетний Бажанов поступил в Московское высшее техническое училище, которое вскоре было названо именем Баумана. На втором курсе Бажанова избирают секретарём партячейки.
В январе 1922 года созревает решение прервать учёбу и ехать на Украину. В Москве было голодно. Родители умерли, помощи ждать неоткуда. От постоянного недоедания кружилась голова.
В лаборатории количественного анализа познакомился с усидчивым, серьёзным юношей. Оба увлечённо занимались наукой. Юношу звали Сашей. Фамилия у него была Володарский. Он являлся братом того самого Володарского - петроградского комиссара по делам печати, против которого летом 1918 года рабочий Сергеев совершил террористический акт. Это было громкое убийство, и когда Саша, знакомясь, называл свою фамилию, у него всегда спрашивали, не родственник ли он знаменитому Володарскому.
То ли в силу врождённой скромности, то ли из чувства осторожности Саша отвечал:
- Нет, что вы. Просто однофамилец.
Испытывая к нему искреннее расположение, Бажанов поделился с ним соображениями относительно возвращения на родину.
- Загнусь, Саша. Сдохну с голодухи.
Володарский внимательно посмотрел на Бажанова:
- А почему ты не делаешь, как я?
- Как?
Володарский рассказал, что полдня он учится, а полдня работает.
- Где? - спросил Бажанов. Он уже неоднократно пытался подыскать себе приработок, но безуспешно. Безработных в Москве была тьма, и он давно расстался с мечтой найти хоть какое-либо место.
- В ЦК партии, - ответил Володарский.
Изумлённый второкурсник узнал, что в ЦК есть такие виды работы, которую можно брать на дом. Платят неплохо. И паёк приличный. Кстати, аппарат ЦК сейчас сильно расширяется, так что возникла нужда в грамотных работниках.
- Попробуй, - посоветовал приятель.
Шёл январь 1922 года. ЦК партии тогда ещё не был могущественной организацией. Это уже новые поколения советских людей будут испытывать священный трепет перед аббревиатурой из двух букв. В двадцать втором году ЦК был обыкновенным учреждением, и на работу туда принимали по… заявлениям.
Именно это и предложил пришедшему к нему на приём студенту МВТУ Бажанову управляющий делами ЦК Ксенофонтов. Бывший член коллегии ВЧК, он производил первый отбор желающих работать в аппарате ЦК. Народу приходило немало - чиновный люд знал обо всех более-менее хлебных местах в Москве.
Ксенофонтов и его заместитель Бризановский, тоже чекист, тщательно изучали анкетные данные заявителей. Отбор был строгий. По Бажанову было принято положительное решение - немаловажную роль сыграло то, что он в прошлом являлся секретарём укома партии и в МВТУ возглавлял партийную ячейку.
Двадцатидвухлетнего студента приняли на работу в ведущее подразделение ЦК - орготдел, которым руководил Лазарь Моисеевич Каганович.
Через шестьдесят пять лет после того, как Бажанов появился в орготделе ЦК, его бывший заведующий Л.М. Каганович вспомнил своего работника.
В 1987 году Лазарь Моисеевич говорил поэту Феликсу Чуеву, собравшему монологи Кагановича в книгу "Так говорил Каганович":
- Я знал Бажанова. Он у меня работал в орготделе ЦК, потом перешёл в секретариат Сталина… Он пишет о себе: секретарь Политбюро. Это враньё. Технический секретарь, записывающий… В двадцать восьмом году бежал. Он троцкист, видимо, был. А потом стал белым. Способный парень был. Но жуликоватый…
Способный - это точно. Иначе вряд ли бы сделал в ЦК головокружительную карьеру. Впрочем, без второго качества - жуликоватости - это было бы невозможно.
Орготдел ЦК КПСС в пору пика своего могущества состоял не менее чем из двух сотен ответственных работников плюс около сотни технических. Это было самое крупное по численности подразделение ЦК. И самое влиятельное - ни один заведующий отделом ЦК не мог взять себе даже рядового работника без согласования с орготделом. В его номенклатуру входили десятки тысяч должностей партийного, государственного, военного, дипломатического, профсоюзного, комсомольского аппарата.
В 1922 году в орготделе работали всего пять рядовых сотрудников, которые маялись от безделья. Партия тогда ещё ни за что не отвечала, и стиль её малочисленного аппарата в центре ничем не отличался от любого бюрократического совучреждения. Всё те же коридорные слухи о назначениях, перемещениях, реорганизациях.
Малозаметному новичку, совмещавшему учёбу в МВТУ с технической работой в ЦК, которую он рассматривал как приработок, бешено повезло. Однажды в отделе проводилось совещание по вопросам советского строительства. Председательствовал Каганович.
Стенографисток в отделах ЦК тогда не было, и вести протоколы совещаний и собраний приходилось всем по очереди. Многие тяготились этой обязанностью и всячески её избегали по причине малограмотности и устойчивого пролетарского отвращения ко всякой деятельности, связанной с письменными упражнениями. Эту функцию обычно возлагали на новичков.
Бажанова тут же дружно делегировали секретарствовать. Он сел за маленький столик сбоку от президиума и принялся усердно протоколировать выступления. Особенно тщательно записывал речь своего начальника Кагановича. Это сослужило ему хорошую службу.
Через несколько дней позвонили из журнала "Советское строительство".
- Товарищ Бажанов, - просил редактор, - выручайте. Нам очень нужна руководящая статья на тему советского строительства в свете положений выступления Лазаря Моисеевича на совещании в отделе. Писать он отказывается, говорит, нет времени, да и всё сказал в своём выступлении. Говорят, вы вели протокол совещания. Не могли бы вы воспроизвести тезисы выступления товарища Кагановича и изложить их в статье за его подписью?
Бажанов сказал, что постарается помочь редакции.
Речь Кагановича была довольно толковой и умной, и придать ей форму журнальной статьи особого труда не составляло. Каганович прочёл и восхитился. Сам он был человек малограмотный, не получивший никакого образования, но говорил хорошо. А вот с изложением на бумаге не получалось. Не любил держать перо в руке Лазарь Моисеевич.
Надо было видеть, как гордился он статьёй, которую опубликовали в журнале. Это была его первая печатная работа, и он её всем показывал.
Открыв в молодом работнике способность, которая отсутствовала у него самого и у других сотрудников отдела, Каганович приблизил Бажанова к себе. Теперь ни одно совещание не проходило без фигуры Бажанова за секретарским столиком. Каганович направлял своего протоколиста и на общецековские мероприятия. А когда в конце марта - начале апреля 1923 года проходил очередной съезд партии, подготовка стенограмм самых ответственных речей поручалась тоже ему. При записи выступлений делегатов стенографистки что-то могли не расслышать, что-то не успевали зафиксировать. Первые распечатки текста нередко содержат смысловые ошибки, искажения. Поэтому к каждому выступающему прикрепляется сотрудник аппарата ЦК, который помогает максимально приблизить стенограмму к произнесённой речи. Здесь немало нюансов, тонких оттенков, глубокомысленных намёков. С самыми сложными текстами поручают работать Бажанову.