Простодушный, наивный Орджоникидзе только посмеивался, когда до его ушей долетали разговоры о том, что аппарат наркомата засорен троцкистами и шпионами. Друзья предупреждали: у Сталина и Молотова складывается убеждение, что беспечный нарком примирился с вредительством на металлургических комбинатах и шахтах, на заводах и фабриках. Орджоникидзе не верил этим слухам до тех пор, пока однажды Сталин на заседании Политбюро чуть ли не напрямую обвинил наркома в попустительстве врагам народа. Вспыливший Орджоникидзе и здесь показал свой крутой нрав: на следующий день учредил особую инспекцию, которой поручил проверить состояние дел на местах. Во главе каждой комиссии стоял опытный чекист из бывших сотрудников Дзержинского.
Ответная реакция была страшной: арест старшего брата Папулии. В тридцатых годах он работал начальником политотдела управления Кавказской железной дороги. В тюрьму его увезли вместе с женой и детьми. Арестовывая Папулию, Берия тонко рассчитал удар. Зная, что Папулия был наставником Серго в юности, убедил генсека припугнуть этим популярного в партии Орджоникидзе. Не подозревая, что старший брат взят по прямому указанию Сталина, Серго напрасно уговаривал генсека допросить Папулию самолично, чтобы убедиться в его невиновности.
- Какой он враг? Папулия принимал меня в партию. Значит, и меня надо заодно арестовать.
Забегая вперёд, скажем, что Папулия из тюрьмы уже не вышел. Тройка приговорила его к смертной казни. По некоторым сведениям, после смерти Серго Папулию пытали в кабинете Берии, там же и застрелили. Перед кончиной старый большевик выхаркнул кровь на роскошный том "К истории большевистских организаций Закавказья" - "шедевра" Берии как литератора и историографа.
Между тем в Москву возвращались комиссии, посланные Орджоникидзе на места для проверки обоснованности арестов, которые прокатились по большинству объектов наркомата тяжёлой промышленности. Одну за одной перечитывал Серго справки, светлел лицом: нигде не обнаружено ни вредительства, ни саботажа. На основании отчётов комиссий было составлено официальное письмо в Политбюро, в котором отвергались обвинения в попустительстве врагам народа, свившим гнёзда на предприятиях отрасли. Берия докладывает Сталину, что, по имеющимся агентурным данным, взбешенный Орджоникидзе хочет воспользоваться трибуной предстоящего пленума, на котором ему поручено выступить с содокладом о вредительстве в промышленности, чтобы дать бой НКВД. С этой целью нарком послал на места экспертов, собирает материал о работе индустрии, о её кадрах. Речь шла о печально известном февральско-мартовском Пленуме 1937 года, основной доклад на котором - о необходимости массовых репрессий - сделал Ежов.
Намерение Орджоникидзе опровергнуть на пленуме обвинения во вредительстве не на шутку испугало Ежова, Берию и самого Сталина. В кремлёвской квартире наркома производится обыск. Это было 16 февраля. Открытие пленума намечалось на 19-е. Оскорблённый и разгневанный Серго всю ночь с 16 на 17 февраля звонил Сталину. Дозвонившись под утро, услышал холодно-спокойный ответ:
- Это такой орган, который и у меня может сделать обыск. Ничего особенного…
Утром 17 февраля Орджоникидзе узнает, что все члены комиссий, направленные им на заводы и стройки наркомата, арестованы. В эту же ночь. Вместе с жёнами. Через несколько дней на Лубянку доставят всех начальников главных управлений Наркомтяжпрома. После кончины Серго такая же участь постигнет начальника его личной охраны Ефимова, личного секретаря Семушкина, всех людей, которые обслуживали Серго, включая сторожа на даче.
Позднее были арестованы младшие братья Орджоникидзе - Константин и Вано. Архив Серго был изъят и передан на "изучение" Берии. Горькой чаши репрессий не миновали почти все его родственники. Видимо, Сталин всё же опасался, что Орджоникидзе заранее написал вариант письма пленуму и отдал его на сохранение кому-то из своих - для публичного оглашения.
Установлено, что утром 17 февраля у Орджоникидзе был разговор со Сталиным с глазу на глаз, и продолжался он несколько часов. Потом был второй разговор, безудержно гневный, со взаимными оскорблениями, бранью на русском и грузинском языках. Характер этих разговоров неизвестен. Они проходили без свидетелей. А. Антонов-Овсеенко приводит такую деталь, ссылаясь на свидетельство многолетнего сотрудника аппарата ЦК: "Сталин с порога отвергал все упрёки и обвинения наркома, требуя от него разоблачения "врагов народа". Доведённый до крайности, Серго схватил Кобу обеими руками и, приподняв, бросил на пол. Тот молча поднялся, а Серго выбежал, хлопнув дверью. Через 20 минут на квартиру Орджоникидзе явился посланец Сталина:
- Григорий Константинович, вы должны тут сами с собой разобраться. В противном случае за вами через час придут.
Что обострило их отношения? Когда между ними пробежала чёрная кошка? Одна из наиболее распространённых версий заключается в том, что началом образования пропасти следует считать дни работы ХVII съезда партии - якобы тогда недовольные Сталиным собрались на квартире Орджоникидзе и вместе с ним обсуждали вопрос о смещении генсека. Другая версия тоже вполне правдоподобна: коварство Сталина в истории с Пятаковым. Обман вождя потряс Серго, и он начал готовить своё выступление на февральском пленуме ЦК, до конца поняв, что если не сказать всей правды, то делу Ленина будет нанесён такой удар, который поставит вопрос о жизни и смерти самой идеи социализма. А поскольку Сталин знал всё обо всех, особенно о тех, кто был самим собою, Серго, работавший над обвинительной речью против террора, был убит по прямому указанию Сталина.
Совершенно необъяснимо и то, что никакого расследования обстоятельств смерти Орджоникидзе не проводилось. Более того, не было даже осмотрено пулевое отверстие, не говоря уже о других экспертизах. Очевидно, необходимости в этом не ощущалось, поскольку в оборот была запущена официальная версия о смерти в результате паралича сердца.
Уже в наши дни обнаружена неувязка во времени смерти. В газетных сообщениях указывалось, что она наступила в 17 часов 30 минут. А между тем С.З. Гинзбург утверждает, что он хорошо помнит: его и группу ответственных работников вызвали в наркомат в 15 часов, и там в длинном главном коридоре здания к нему подбежал заместитель наркома Серебровский и сообщил скорбную весть. Оттуда они уехали на квартиру покойного и прибыли туда в 17 часов.
Поднявшись на второй этаж и пройдя в большую комнату - столовую, они увидели много незнакомых людей, разговаривавших между собой. Вошедших, а их было пятеро - Серебровский, Гинзбург, брат Лазаря Кагановича Михаил, и ещё двое, их фамилий Гинзбург не помнит, - попросили зайти в спальню, где на кровати лежал Серго, прикрытый до плеч покрывалом. Было такое впечатление, что он просто крепко спит. Сбоку, вдоль кровати, стояли Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов, Каганович, Микоян, Ежов, Хрущёв и другие. В молчании простояли восемь - десять минут.
"Сталин первым нарушил молчание, внятно и отчётливо заметив: "Вот что значит, Серго с больным сердцем работал на износ и сердце не выдержало…" - так описывает эту сцену С.З. Гинзбург, очевидцем которой он был. - Он сказал далее, обращаясь к своему ближайшему окружению, что пора уходить. Они ушли, а мы, постояв ещё несколько минут у постели Серго, перешли из спальни в столовую, где находилось много незнакомых людей.
На прощание Сталин что-то сказал в коридоре Зинаиде Гавриловне. Через много лет, уже после смерти Сталина, она рассказала, что Сталин её резко предупредил: "Зина, никому ни слова о подробностях смерти Серго, ничего, кроме официального сообщения. Ты меня ведь знаешь…" Зинаида Гавриловна отлично всё знала и многие годы молчала…
Прошли годы. Как-то при встрече Никита Сергеевич Хрущёв спросил меня: "Семён, ты тогда с нами был на квартире у Серго. Ты знал, что было причиной его смерти?" Я ответил, что, кроме официальной версии, мне ничего не известно. Никита Сергеевич сказал мне, что в то время и он, кандидат в члены Политбюро, тоже ничего другого не знал".
А вот что пишет по этому поводу Р. Медведев со ссылкой на жену Серго. Вечером 17 февраля Орджоникидзе, несмотря на крушение отношений со Сталиным, отправился на работу в наркомат. Подписал множество телеграмм, деловых бумаг, назначил ряд встреч на следующий день. Однако утром следующего дня не поднялся с кровати, не оделся и не вышел к завтраку. Просил никого не заходить к себе и всё время что-то писал. Днём в квартиру Серго пришёл его друг Г. Гвахария. Но Серго не принял его, велел лишь накормить его в столовой. Стало темнеть. Решив ещё раз зайти в спальню к мужу, Зинаида Гавриловна, проходя через гостиную, зажгла свет. И в этот момент в спальне раздался выстрел. Вбежав туда, она увидела мужа, лежавшего на кровати. Он был уже мёртв.
Она сразу же позвонила Сталину, квартира которого была напротив. Он пришёл не сразу - сначала собрал членов Политбюро. В спальню вбежала и сестра жены. Она увидела на письменном столе листки бумаги, исписанные бисерным почерком Серго. Вера Гавриловна схватила эти листки и зажала в руке, читать она не могла. Когда Сталин вошёл в спальню в сопровождении Молотова, Ворошилова и других членов Политбюро, он сразу увидел листки в руке у Веры Гавриловны и вырвал их. Зинаида Гавриловна, рыдая, воскликнула:
- Не уберегли Серго ни для меня, ни для партии!
- Молчи, дура! - оборвал её Сталин.
Рой Медведев впервые опубликовал хранящиеся у него рукописные воспоминания Константина, младшего брата Серго. Константин работал в Управлении гидрометеослужбы при Совнаркоме СССР. Арестовали его в 1937 году сразу после гибели старших братьев, и провёл он в лагерях шестнадцать лет, дождавшись реабилитации лишь после смерти Сталина.