— Соперница побежденная или победившая? — быстро спросил м-сье Шарль.
Ответа не последовало. Послышался звон шпор, и Наполеон крикнул:
— Жозефина, Жозефина, где вы прячетесь? Гости спрашивают, где вы?
— Я показывала м-ль Дезире и м-сье Шарлю венецианское зеркало, которое вы прислали мне из Монтебелло, Бонапарт, — спокойно ответила Жозефина. Она взяла Наполеона под руку и подвела его к месье Шарлю. — Позвольте вам представить молодого поставщика армии. М-сье Шарль, исполняется ваше заветное желание: вы можете пожать руку освободителю Италии.
Послышался ее очаровательный смешок, который стер складку неудовольствия с губ Наполеона.
— Вы хотели поговорить со мной, Эжени… Дезире? — спросил Наполеон, повернувшись ко мне.
Жозефина быстро положила руку на рукав Ипполита Шарля.
— Пойдемте. Мне нужно занимать гостей.
Мы остались вдвоем, с глазу на глаз в полумгле передней. Я порылась в сумочке.
Наполеон подошел к зеркалу и изучал свое лицо. Дрожащий свет свечей углублял тени вокруг глаз и подчеркивал худобу щек.
— Ты слышала, что говорил Баррас, — внезапно спросил он. Он был так занят своими мыслями, он не заметил, что назвал меня на ты, как во времена нашей любви.
— Я слышала, но ничего не поняла. Я не разбираюсь в политике.
Он опять стал смотреться в зеркало.
— Внутренние враги Республики!.. Хорошенькое выражение! Это — мои враги! Он прекрасно знает, что я могу сегодня… — он остановился, оглянулся на темный угол комнаты и покусал губы. — Мы, генералы, спасли Республику. И мы, генералы, ее удержим! Мы можем создать свое правительство. Королю отрубили голову. С того дня корона валяется в сточной канаве. Нужно лишь нагнуться, чтобы поднять ее!..
Он говорил, как в бреду. И как когда-то, возле каменного забора нашего сада, я ощутила тревогу и желание подавить эту тревогу смехом.
Он обернулся. Его голос звучал резко.
— Но я уезжаю в Египет. Пусть директоры заигрывают с политическими партиями и продаются фуражирам, и душат Францию грудой ассигнаций, которые не имеют цены. Я уезжаю, и я подниму над Египтом знамя Республики.
— Извините, что перебиваю вас, генерал, — сказала я. — Я записала для вас имя одной дамы (я достала из сумочки бумажку), и я прошу вас сделать все, чтобы о ней позаботились.
Он взял бумажку и поднес ее к свече.
— Мари Менье? Кто это?
— Женщина, которая жила с генералом Дюфо, мать его сына. Я обещала Дюфо, что о ней и ребенке позаботятся.
Наполеон опустил листок. Его голос приобрел оттенок нежности и сожаления.
— У меня так много хлопот! Вы были невестой Дюфо, Дезире?
Мне захотелось крикнуть ему в лицо, что мне надоела эта жалкая комедия.
— Вы прекрасно знаете, что я почти не знала Дюфо, — сказала я резко. — Я не понимаю, почему вы мучаете меня этими вещами, генерал!
— Какими вещами, Дезире?
— Этими предложениями выйти замуж. С меня довольно! Я прошу оставить меня в покое!
— Верьте мне, — сказал Наполеон со вздохом, — только в замужестве женщина может найти смысл жизни.
— Мне бы хотелось… мне бы хотелось… всем вам разбить голову… этим канделябром, — сказала я задыхаясь, и почувствовала, что ногти впиваются мне в ладони. У меня чесались руки привести в исполнение свою угрозу.
Он подошел ко мне и улыбнулся. Улыбнулся той улыбкой, которая когда-то была для меня небом, землей и адом.
— Мы останемся друзьями навсегда, Бернардин-Эжени-Дезире? — спросил он.
— Обещайте, что этой Мари Менье назначат вдовью пенсию? А ребенку — пенсию как сироте?
— А, вот ты где, Дезире! Одевайся, мы уезжаем! — Это Жюли вошла в прихожую с Жозефом. Они остановились удивленно.
— Вы мне обещаете, генерал? — повторила я.
— Обещаю, м-ль Дезире, — легким движением он поднес мою руку к губам.