Бесцветных, немного выпуклых глаз… На щеках ее горели красные пятна… «Господи! — подумала я, — Гортенс влюблена в своего отчима!» — Мне не показалось это смешным. Наоборот — грустным.
Мои раздумья были прерваны Эженом Богарнэ, который сказал:
— Мама хочет выпить за ваше здоровье.
Я быстро подняла бокал. Жозефина улыбнулась мне. Медленно она поднесла свой бокал к губам, и, поставив его, бросила на меня взгляд заговорщицы. Вероятно ей вспомнилась сцена у м-м Тальен.
— Мы будем пить кофе в гостиной, — сказала она, поднимаясь из-за стола.
В соседней комнате уже ожидала толпа гостей, приехавших пожелать Наполеону счастливого пути. Казалось, что все, кто ранее посещал салон м-м Тальен, собрались теперь в маленьком доме на улице Победы. Среди военных я заметила моих бывших поклонников — Жюно и Мармона, который уверял дам, что в Египте он подстрижет свои длинные волосы.
— Мы войдем туда как римские герои, нельзя же нам быть вшивыми, — смеясь, говорил он.
— Это идея вашего сына, мадам, — поддержал один из офицеров, очень бойкий, с завитыми черными волосами, блестящими глазами и вздернутым носом.
— Не сомневаюсь, генерал Мюрат, у моего сына всегда сумасбродные идеи, — ответила м-м Летиция, улыбаясь. Казалось, ей нравится этот молодой офицер. Его мундир был расшит золотом так же, как и короткие белые панталоны. М-м Летиция, как истая южанка, питает слабость к ярким, бросающимся в глаза расцветкам.
Вошел новый гость, вероятно почетный, потому что Жозеф поднял с дивана трех офицеров, чтобы усадить его.
Кого же усадили на диван?.. Барраса, директора Французской Республики, в лиловом, расшитом золотом камзоле, с лорнетом в руке. Жозеф и Наполеон уселись по обе стороны, а худощавый человек с острым носом, я где-то видела его, облокотился на спинку дивана сзади них. А, это один из собеседников, невольно подслушанных мною в гостиной м-м Тальен, некий Фуше.
Эжен Богарнэ так старался занять гостей, что лоб его покрылся капельками пота. Он усадил меня и толстуху Элизу на стулья, как раз напротив дивана, где восседал Баррас. Потом он подвинул кресло и попросил Фуше присесть. Но не успел тот занять предложенное место, как вскочил, заметив подходившего к нам молодого, элегантного, слегка прихрамывающего человека в напудренном парике по старинной моде.
— Дорогой Талейран, присаживайтесь к нам.
Беседа этих господ вертелась вокруг нашего посла в Вене, который находился в пути, возвращаясь в Париж. В Вене произошло что-то, что очень интересовало наших собеседников. Я поняла, с их слов, что во время одного из официальных приемов в Австрии наш посол вывесил флаг Французской Республики, а венцы осадили посольство, желая сорвать флаг.
Мне не приходится читать газеты, так как Жозеф сразу уносит их к себе в кабинет. Когда потом газеты достаются мне и Жюли, все интересное из них бывает вырезано. Эти вырезки он носит Наполеону, чтобы обсуждать с ним. Таким образом, происшествие в Вене, о котором знали все, для меня было новостью. Мы только что с трудом заключили мир с австрийцами и направили посольство в Вену.
— Вы не должны были назначать послом в Вену генерала. Нужно было направить туда опытных дипломатов, м-сье Бонапарт. Мы еще учимся этому искусству. Вы сами постигали эту науку в Италии, не правда ли?
Он попал в точку. Жозеф учился быть дипломатом, и в глазах этого Талейрана, нашего министра иностранных дел, был вероятно весьма неопытным дипломатом.
— Кстати, — раздался гнусавый голос Барраса, — кстати, этот Бернадотт, наш посол в Австрии, — одна из самых светлых голов, какими мы располагаем. Разве вы не согласны, генерал Бонапарт? Припоминаю, что когда в Италии вам было необходимо подкрепление, военный министр приказал Бернадотту привести вам лучший дивизион Рейнской армии.