Каролина была помещена в аристократический пансион в Париже, где воспитывалась Гортенс Богарнэ, падчерица Наполеона.
Бог мой! Какие утонченные стали Бонапарты! Как разозлился Наполеон, узнав, что мать дала согласие на брак Элизы с неким Феликсом Бачиоччи. «К чему торопиться? — писал он. — И почему Бачиоччи, этот бедняк-музыкант?»
А Элиза давно дружила с Феликсом, и они мечтали пожениться. Письма Наполеона опоздали. Элиза вышла замуж за Бачиоччи, или Бачиокки, как его называли.
Тогда Наполеон, испугавшись, что Полётт может, в свою очередь, ввести в семью кого-нибудь, неподходящего нынешнему положению Бонапартов, потребовал, чтобы м-м Летиция с Полетт приехали в Монтебелло, где он располагался со своим генеральным штабом, и немедленно выдал Полетт замуж за генерала Леклерка, пока никому неизвестного.
Что крайне неприятно и совершенно непонятно, так это то, что Наполеон не забывал меня при всей своей страшной занятости как на фронтах европейской истории, так и на своих семейных фронтах. Казалось, что он пытается загладить свою вину передо мной. И по договоренности с Жюли и Жозефом, он время от времени присылал к нам кандидатов на мою руку и сердце.
Первым был Жюно, бывший адъютант Наполеона еще в Марселе; Жюно — крупный, светловолосый, любезный, вскарабкался в Генуе по крутым лестницам на холм, где был расположен дворец Жозефа, увлек меня в сад, щелкнул каблуками и попросил моей руки.
Я поблагодарила и отказалась.
— Но это — приказ Наполеона, — простодушно заявил мне Жюно.
Я подумала о характеристике, данной Наполеоном своему адъютанту: «Преданный, но дурачок!»
Я покачала головой, и Жюно ускакал верхом доложить Наполеону о своем фиаско.
Следующим кандидатом был Мармон, которого я тоже знала по Марселю. Он не делал мне предложения прямо, а говорил много, хитро и все время «вокруг да около». Я вспомнила, что о нем Наполеон сказал: «Умный, держится за меня, чтобы сделать карьеру». Я поняла: он хочет жениться на свояченице Жозефа Бонапарта…
Он станет родственником Наполеона, он исполнит его желание, а одновременно получит неплохое приданое… На деликатные намеки Мармона я ответила не менее деликатным «нет».
Потом я пошла к Жозефу пожаловаться и просить, чтобы он написал Наполеону. Пусть Наполеон избавит меня от сватовства всех по очереди офицеров генерального штаба!
— Неужели вы не понимаете, что Наполеон признает заслуги какого-нибудь из своих генералов, предлагая ему руку своей родственницы?
— Я не считаю себя чем-то вроде вознаграждения для отличившихся офицеров, — ответила я. — Если меня не оставят в покое, я вернусь к маме.
Сегодня утром, пока еще не стало жарко, я сидела с Жюли в нашем дворе, окруженном портиками. Средней статуей вычурного фонтана была толстая бронзовая женщина, которая держала в руках дельфина, на которого, не переставая, лилась вода.
Мы изучали (в который раз!) фамилии знатных итальянцев, приглашенных на завтрашний бал. Подошел Жозеф с письмом в руках. Его светлость начал говорить о том, о сем, как делал всегда, когда его что-нибудь раздражало. Наконец он сказал напрямик:
— Наполеон прикомандировал к нам нового военного атташе, генерала Жана-Пьера Дюфо, очень приятного молодого человека.
Я подняла глаза.
— Дюфо? Это не он был представлен нам в Генуе?
— Совершенно верно, — обрадованно вскричал Жозеф. — И он произвел на нас приятное впечатление. Поэтому Наполеон надеется, что Эжени, простите его, он все еще пишет Эжени, вместо Дезире, так он надеется, что вы обратите внимание на Дюфо. Наполеон пишет, что молодой человек очень одинок и…
Я встала.
— Новый претендент на мою руку? Нет, спасибо! Я думала, что это кончилось! — У двери я обернулась. — Сейчас же напишите Наполеону, чтобы он не присылал сюда ни этого Дюфо, ни еще кого бы то ни было.
— Но он уже приехал.