Его главное стремление – самопознание через узнавание другого, чтобы разрозненное веками могло встретиться, – не подражание, а распознание Единого: "Знакомство с духовностью Востока должно быть для нас не более чем символическим выражением того, что мы вступаем в контакт с действующими в нас самих силами, которые все еще остаются нам чуждыми. Отказ от собственной истории был бы чистым безумием и прямой дорогой к тому, чтобы в очередной раз оказаться оторванным от своих корней. Только обретя устойчивость на собственной почве, мы можем усвоить дух Востока". [105] (Разве это не согласуется с тем, к чему взывает 64-я гексаграмма И цзина?)
Фактически Юнг подтверждает универсальность закона "Одно во всем и все в Одном". Но это не то же самое, что "все во всем". Этот тип связи свидетельствует о двух планах Бытия: небесном и земном, вечном и временном, неявленном и явленном. И это чувство "как бы двойного бытия" близко философии и поэзии России, как у Тютчева: "Все во мне, и я во всем", но не близко обыденному сознанию. Сингулярная модель мира недоступна методу анализа и синтеза, методу "объективации". Все центрировано и потому одухотворено. Сингулярности сущего соответствует логика Целого, полноты непроявленного мира. Представление об истинно-сущем обусловил метод познания. Говоря словами китайского философа Чжу Си (1130–1200): "У человека есть духовное знание его сердца, у вещей Поднебесной – их закон (ли)… Когда усилия будут приложены… все в вещах – их лицевая сторона и обратная, тонкое в них и грубое, – все, как озаренное светом, станет ясным для нашего сердца". (И это "сердечное знание" предпочтительнее для русской философии.) О логике Целого или Небытия позволяет судить и традиционное искусство японцев, такое как чайная церемония или трехстишия, поэзия хайку, и не только, судя по стихам современной поэтессы Румико Коро:
В этом дереве
Есть дерево Небытия;
Его ветви колышатся от ветра.
В полоске синего неба
Есть полоска Небытия,
Ее пересекает птица.
В лике женщины
Есть лик Небытия,
В нем сочится живая кровь.
В этом городе есть город Небытия,
Его площадь шумит, как обычно
("Дерево").
И разве не близко это прикасание к невидимому миру русскому сердцу: "…перед лицом небытия – все явления братья. Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем его воздействие на нас и, в свою очередь, воздействуем сами". Это Николай Гумилев. [106] Единичное открывается как Единое, видимое как присутствие Невидимого. "Свобода невыводима из бытия, свобода вкоренена в ничто, в небытие". [107] Бердяев, выдворенный темными из России, не только не потерял веру в человека, но и этих темных имел в виду, говоря, что "личность последнего из людей, несущая в себе образ высшего бытия, не может быть средством". Верил, что история послана человеку во испытание, искупление грехов и ее конец означает "новое небо и новую землю". Философов России объединяла вера в Божественный Промысел: "История мира – это органический процесс, и, как бы зло ни торжествовало в промежуточных фазах его, конец, к которому придет он, – будет окончательной, полной и вечной победой Добра". [108]
Здесь "все пути сходятся". Сказано: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: "сделаетесь свободными"?
Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха" (Ин., 8, 32–34).
И что же? Прошло две тысячи лет, и не познали истину, и не стали свободными; поклоняются идолам и враждуют друг с другом до изнеможения. Великие души, ищущие правду, несут на себе гнет их страданий: "Мы устроили всю свою жизнь на тех самых основах, которые Он отрицает, не хотим понять Его учения в его простом и прямом смысле и уверяем себя и других, что мы исповедуем Его учение". [109] Грешный, не искупивший своей вины человек не может быть свободным, сколько бы ни обольщался на этот счет. И в этом едины все мировые религии: лишь чистая душа, сердечный разум могут быть свободны. Когда возрастет человек нравственно, тогда и войдет в Разум. Освободившись от самости, найдет свое истинное Я и станет един с другими. "Истина дается лишь свободе… духовный мир есть царство индивидуального, единичного, личного, царство свободы", – не устает повторять Бердяев. [110]
Итак, лишь свободной душе доступна Истина. Вне свободы ничто состояться не может. Всякая зависимость, даже от высоких идей, благих намерений, оборачивается несвободой; даже от "Книги Перемен": слепое следование, зацикленность на ней противоречит ее духу, ибо противоречит Пути. Наверное, когда в самом человеке не будет противостоять то, что дано ему во спасение: левое и правое, разум и чувство, – будет разумное сердце и умное чувство, – тогда и достигнет человек того, что обещано ему двумя первыми гексаграммами И цзина: великому Творчеству предназначено великое Исполнение. А еще проще сказал об этом Лев Толстой: "…самое короткое выражение смысла жизни такое: мир движется, совершенствуется; задача человека участвовать в этом движении и подчиняться и содействовать ему". [111] Этому и учит "Книга Перемен".
30 января 2003
Махаяна и китайские учения
Попытка сопоставления
Чем объяснить беспрепятственное вхождение буддизма Махаяны в сознание китайцев (с I в.) и японцев (с VI в.)? Не адаптировалось же христианство в Китае и Японии. Видимо, не только "открытостью" учения. Может быть, буддизм накладывался на уже существовавшую в Китае структуру мышления, о которой мы можем судить по древним памятникам, прежде всего И цзину, сочинениям даосов: Лао-цзы "Дао дэ цзин"; Чжуан-цзы (396–286 гг. до н. э.); Конфуция (551–479 гг. до н. э.) "Лунь юй", "Чжун-юн".
Точка зрения, что Махаяна и древние китайские учения близки по духу, не нова. По мнению комментатора И цзина (а по признанию восточных исследователей, именно в И цзине берут начало и конфуцианство, и даосизм) Чжан Сюэ-чэна (1738–1801) – "Только буддизм, генетически не связанный с китайской традицией, обладающий вполне самостоятельной терминологией, все же в основном исходит из учения "Книги Перемен" и не расходится со словами совершенномудрых" (18, 60). В Китае и в Японии бывали времена, когда буддизм подвергался гонениям. Например, в Японии XVII века государственной идеологией было объявлено неоконфуцианство в толковании Чжу Си (1130–1200), и у буддизма появилось немало противников. Но объявить традиционное учение вне закона – не значит изъять его из сознания.
Еще в древние времена такие японские буддисты, как Кукай (774–835), говорили, что между Буддой, Лао-цзы и Конфуцием нет коренного различия. Об этом писали и дзэнский мастер Кэйан (1427–1505) в предисловии к комментарию Чжу Си на "Великое учение", и в XVI веке
Исё Токуан, и просветитель эпохи Мэйдзи (1868–1912) Накамура Ма-санао. Все они находили во взглядах Лао-цзы, Конфуция и Будды проявление одной и той же сущности.
Опубликованные в 1972 году воспоминания Н. И. Конрада свидетельствуют, насколько европейски образованному человеку трудно представить единосущность таких учений, как даосизм и конфуцианство. "Учитель Тэммин сказал: "Есть четверо – и больше никого. Есть четверо великих: Кун-цзы, Мэн-цзы, Лао-цзы, Чжуан-цзы"". Разве можно говорить о Конфуции и Лао-цзы рядом? Ведь это – полярно противоположные явления…
Ответ краток: "Кун-цзы и Лао-цзы – одно и то же… Только сначала И цзин… Великий И цзин – в нем высшее" (7, 152).
Полярно противоположные явления! Если бы своеобразие способа рассмотрения вещей было осознано, не было бы необходимости в предлагаемой статье. Но синологи до сих пор склонны противопоставлять даосизм и конфуцианство, что отражает, по-моему, не столько истинное положение вещей, сколько характер мышления, привыкшего одно противопоставлять другому и не привыкшего принимать во внимание существование разных мировоззрений. Например, согласно буддийскому учению, праджня - "безусловное знание", виджняна - "условное", или "опытное знание", авидъя - "незнание". То, что истинно на одном уровне, ложно на другом. Одно дело вести речь о китайских учениях, как они изложены в первоисточниках, другое дело – о тех же учениях, возведенных в ранг официальной, государственной идеологии. [112]
В понимании абсолюта (истинно-сущего - в буддизме; тайцзи, дао - в китайских учениях) отразилось представление о мире как целом, не в смысле едином (единство предполагает множественность) [113] , а в смысле – недуальном, однобытийном, нерасщепленном на противоположности. И античный мыслитель Плотин мог сказать: "Стремление выбирать между противоположностями обнаруживает неспособность оставаться на уровне высшего совершенства" (Эннеады). Но тому же Плотину принадлежат слова: "Ведь невозможно же быть всему во всем" (3, 544). (Способ рассмотрения вещей в китайских учениях: "Одно во всем, и все в Одном".)
С точки зрения западного человека, целое это единица – 1, в основе мышления лежит идея "бытия" ("есть" – 1): "Есть бытие, а небытия вовсе нету; здесь достоверности путь, и к истине он приближает" (Парменид. О природе, 3, 295). "Бытие, которое существует, необходимо; и, поскольку оно существует необходимо, тем самым хорошо, и в этом смысле является началом" (Аристотель, 3, 421). По Аристотелю, "единое бытие" уже есть целое; истинное знание – созерцание вечного и неизменного бытия.