В противопоставлении "дружины" "древних князей" и современного автору общества летописец отсылает, очевидно, к одному конкретному случаю недовольства княжеского человека платой, данной ему князем. "Конечно, – писал Шахматов, – это намёк на какой-нибудь общеизвестный современникам факт". Не таким конкретным, но всё же довольно ясным намёком выглядит и упоминание о золотых "обручах" (то есть шейных гривнах, монистах, ожерельях), которые некие современники летописца давали своим жёнам, – позволить себе такие роскошные подарки могли, очевидно, лишь люди очень богатые и знатные, то есть бояре.
На первый взгляд это место, как и сообщение о наложницах Владимира, вызывает недоумение. С одной стороны, непонятно, почему кто-то мог остаться недовольным такой внушительной суммой, предложенной князем (200 гривен). С другой стороны, поскольку сумма столь велика и, к тому же, тут же упоминаются золотые "обручи", напрашивается вывод, что имелся в виду какой-то боярин. Но тогда выглядит странным, что этот боярин получает от князя какую-то плату – обычно бояре вознаграждались кормлениями или долями от шедших на имя князя даней, пошлин и других "государственных" доходов (или, может быть, ещё имуществом), но не прямыми денежными выплатами.
Для понимания этого места важно понять его контекст и связь с другими летописными текстами. Прежде всего, очевидно, что описание "нежадных" и "патриотичных" "древних князей и мужей", а с другой стороны, картина современных "повреждённых нравов", которые даёт автор "Предисловия", имеют довольно общий и не самый точный характер. Сведения, которые касаются древности, все почерпнуты из самой летописи, а именно той её части, которая повествует о X в. На эти сведения указал Шахматов: о "правой вире" говорится "под влиянием" рассказа о Владимире Святославиче под 6504 (996) г. о попытке отменить виры за разбой (ср. выше); призывы "древних мужей" "потягнуть" по князе и Русской земле находят соответствие в речи Свенельда и Асмуда перед битвой с древлянами и речью Святослава перед битвой с греками в летописных статьях 6454 и 6479 гг.; выражение "росплодили были" соответствуют словам древлян, обращенных к Ольге "а наши князи добри суть, расплодили землю нашю" в статье 6453 г.. При этом автор брал примеры более или менее наугад, не очень заботясь о точных соответствиях. Например, то, что говорилось о древлянских князьях, оказалось отнесено к князьям Русской земли. В летописи "мужи" готовы были "потягнуть" по своём князе, но призывы защитить Русскую землю в их уста не вкладывались. Рассказ о сборе вир Владимиром тоже привлечён не совсем корректно – там ведь не шла речь о том, "правые" или не "правые" были собираемые виры, и главная проблема рассказа была в том, есть ли в "казни" грех и надо ли вообще прибегать к вирам, а автор поучения делал упор на том, как (справедливо или нет) собирались штрафы в его время.
Имея в виду своих современников, автор обращается вообще к "стаду Христову", пишет вообще о "наших" скотине, сёлах и имуществах. Хотя применительно к "древним" временам летописец употребляет слова "князи" и "дружина", современников, которых он осуждает, он не обозначает ни этими, ни другими словами или терминами. Правда, фраза о князьях всё-таки вполне однозначна– именно они осуждаются за скопидомство и несправедливо наложенные штрафы. Однако, те два конкретных примера "несытства" людей некняжеского достоинства, которые указывает летописец (недовольство выплатой в 200 гривен и роскошные подарки жёнам), совсем необязательно должны относиться к одной определённой группе людей– социальной, профессиональной или какой-либо другой. Очевидно, автор "Предисловия" критиковал вообще относительно выдающихся и богатых людей Руси своего времени за жадность и своекорыстные устремления, несколько выделяя лишь князей (что вполне понятно, поскольку на них лежит главная ответственность за "правду").
Никакой специальной социально-политической направленности не обнаруживает и статья ПВЛ 6601 (1093) г. Выше уже говорилось (см. в главе II, с. 237–241), что её автор сначала критикует неких "уных" в окружении умершего князя Всеволода Ярославича, затем людей, пришедших со Святополком в Киев, а затем каких-то "несмыслених" в его окружении, которое составилось к моменту конфликта с половцами. К князьям автор тоже далеко не благосклонен – косвенные упрёки раздаются в адрес Всеволода, прямые – в адрес Святополка. Всё это были люди из правящего класса, но всё-таки разного происхождения, статуса и состояния, а критика затрагивает всех без разбора.
Вполне резонно предположить, что указания на денежную выплату и одаривание жён золотыми монистами, поставленные в контекст публицистических выпадов в адрес "властей предержащих", тоже имели в виду не одного человека или одну группу людей, но разных. Второе указание, очевидно, относилось к боярам – кого, как не вельмож и сановников, упрекать в стремлении к роскоши и излишествам? Но первое указание, как уже было сказано, едва ли могло относиться к боярину. Пример, на который сослался автор "Предисловия", подразумевает наёмно-коммерческий характер отношений князя и человека, неудовлетворившегося выплатой в 200 гривен. Между тем, для отношений князя и бояр такой характер всё-таки был несвойственен, и даже если какая-то подобная размолвка и случилась бы между князем и боярином, вряд ли летописец стал бы вспоминать о ней в качестве яркого и показательного примера для описания современного ему общества. О ком же шла речь?
Важный шаг к объяснению этого места сделал А. А. Гиппиус, который, решив ряд непростых вопросов истории текста "Предисловия" и предложив реконструкцию его первоначального вида, справедливо заметил, что сумма в 200 гривен является слишком большой для каких-то выплат княжеским людям, и предположил, что её указание в тексте ошибочно. Он склонен предполагать искажение в буквах, которыми в древнерусском письме передавались цифры (цифири). Буква "С", которой обозначалась цифра 200, могла легко появиться по ошибке на каком-то этапе переписывания древних рукописей из первоначальной "о" или "е", которые обозначали, соответственно, цифры 70 и 5 (подобные примеры в древнерусской палеографии известны). 70 гривен – это всё равно сумма слишком большая для каких-то выплат людям на службе князя. Более реальной выглядит цифра в 5 гривен, которая оказывается очень близка сумме годового жалованья, предположительно вычисленной выше применительно к норвежским наёмникам Ярослава "Мудрого" (6 гривен). Это приводит к выводу, что тот княжеский человек, недовольство которого послужило летописцу примером "несытоства", имел в виду годовое жалованье, которое ему предлагал князь. А на жалованье жили, как было выяснено, военные слуги князя – его отроки или гриди.
Если так понимать "Предисловие", то становится яснее его связь с теми сомнениями в военных способностях княжеских отроков, которые находим в статье 6601 (1093) г. в речи бояр, обращенной к Святополку. Летописец не привёл бы этой речи в своём труде, если бы не сочувствовал ей. Тот же автор критически высказывается в адрес тех же отроков – только теперь эти высказывания обнаруживаем не в заключительной статье его свода, а в самом начале, в "Предисловии". Будучи осведомлён о недовольстве одного из отроков своим жалованьем, летописец сослался на этот случай в поучении к "стаду Христову" как на характерный пример алчности, распространившейся в обществе его эпохи. Вельможи погрязли в роскоши, солдаты требуют жалованья, а справедливость и процветание Родины никого не заботят – вот смысл сетований книжника конца XI в., и такое их настроение находит столько аналогий в истории человечества, что нельзя не признать появление их и в домонгольской Руси не только вполне естественным, но даже в чём-то закономерным.