Внутри одного связного фрагмента содержание слова дружина здесь разное. На кораблях, с одной стороны, остались воеводы и, видимо, избранная часть войска (они далее оказывают успешное сопротивление "олядиям" греческим), а с другой – на берегу "вой". И к тем, и другим применяется слово дружина, поскольку и для тех, и для других подходят значения "войско" или даже "войско/люди князя" (если "воев" в этом контексте рассматривать как людей, тоже связанных с князем– по крайней мере, в качестве военачальника). Однако, в одном случае имелась в виду более узкая группа людей с князем, а в другом – остальное войско, сначала выступавшее под командованием князя, но затем брошенное им. В словах воеводы, решившего остаться с этими "боями", в слове дружина проскальзывает, кроме того, отсылка к древнему значению "спутники, товарищи", подразумевающая близость воинов и воеводы как "братьев по оружию". Явное смысловое напряжение, которое образуется в результате двойственности в употреблении слова, автор текста снимает уточняющим определением, поясняя, что те люди, которые сохранили корабли и взяли к себе князя, были "дружиной княжей", тем более что среди этих людей преобладали, видимо, лица более знатные и выдающиеся (воеводы, например). Эта "дружина княжа" – конечно, не какой-то технический термин для особой группы княжеских людей, а просто обусловленное контекстом обозначение тех, кто в той ситуации оказался вместе с князем, но отдельно от большинства "прочих воев".
Такого рода пояснений к слову дружина в летописи можно найти немало, даже если не считать определения с местоимениями "своя", "моя", "его" и пр. Выше мы уже столкнулись с подобными пояснениями. Например, в словах Ольги фигурировала "дружина мужа моего". Такому уточнению соответствуют, например, выражения "дружина отня" или "вся дружина братня". Встречались выше выражения "многая дружина" и "малая дружина", – и им в позднейшем летописании находятся аналогии. Часто это могут быть отсылки к вполне конкретным реалиям, важным только в одном определённом контексте, – например, территориально-географические указания: "дружина руская", "володимерская дружина" и т. п.
Однако, есть и более устойчивые определения, повторение которых в летописи позволяет даже предполагать, что они сложились (возможно, не только в летописи, но и живом языке) как будто в нечто вроде формулы– "добрая дружина", "передняя дружина", "старейшая дружина", "молодшая дружина" и т. п. Историки давно обратили внимание на эти определения и, руководствуясь идеей, что дружина – это термин, отсылающий к неким группам или институтам, пытались в таком же терминологическом ключе трактовать и эти выражения. Именно так ещё в XIX в. утвердилось мнение, что дружина древнерусских князей как институт, объединявший всех людей на княжеской службе, разделялась на две части – старшую дружину и младшую. В старшую обычно заносят бояр, а кого заносить в младшую дружину, решается по-разному. Такое "институциональное" деление дружины как организации или корпорации стало со временем едва ли не общепризнанным, в том числе в работах зарубежных и современных историков.
Данное исследование не поддерживает такую логику. Во-первых, как выясняется, само слово дружина не имеет терминологической точности. Единственное более или менее устойчивое значение, как-то соотнесённое с социально-политическими реалиями, которое за ним фиксируется, – это "войско/люди князя". Но оно весьма широко и расплывчато. Во-вторых, если в летописи встречаются разные определения к этому слову типа "княжа", "отня" или "володимерская", то логичным уже кажется в этот ряд поставить и определения "старшая" и "младшая" и трактовать их не как специальные термины, а как контекстуальные (ad hoc) пояснения. И одного этого обстоятельства уже достаточно, чтобы усомниться в постоянном и устойчивом различии некоей дружины на некие две части, которое постулируется историками. Если это были пояснения, годные только для уточнения ситуации в отдельных рассказах и сообщениях, то видеть в них отражение социальной структуры или политических институтов нельзя, то есть, иными словами, они не могли быть терминами– общепринятыми точными (стандартными) обозначениями этих структур и институтов. Но, разумеется, в каких-то случаях вполне можно ожидать, что они всё-таки указывают на какие-то реальные группы и категории. Только это надо выяснять по контексту каждого отдельного употребления этих выражений (так же, как это надо выяснять в каждом случае упоминания и самого слова дружина), ожидая, что в каждом конкретном случае под этими указаниями могут скрываться разные группы и категории населения (в зависимости от ситуации, манеры словоупотребления того или иного автора и т. д.).
Историки ещё в XIX в. выявили примеры, когда дополнительный эпитет к слову дружина подразумевает как будто какие-то группы в княжеском окружении – и даже, как подозревали историки, институционально оформленные. Этих примеров оказывается совсем немного. Недавно А. А. Горский составил их уточнённый список. Историк осторожно отнёсся к составлению этого списка, отказавшись от разного рода употребительных в летописи, но явно случайных и неопределённых выражений, таких, например, как "с малом дружины" и подобных ("с малою дружиною", "с неколиком дружины" и пр.). Разбор этих примеров приводит его к выводу о "внутридружинной иерархии", то есть разделении древнерусской "дружины" как "корпорации служилых людей" на две части – "старшую дружину" и "младшую" (к первой Горский относит бояр, а ко второй – практически все остальные категории княжеских людей, упоминаемые в источниках, – отроки, детские, гриди и пр.). Однако, на мой взгляд, такая трактовка, даже и основанная на осторожном подходе, нуждается в существенной корректировке, и примеры эти надо оценивать иначе.