Пуго: сын об отце
21 августа в 3 часа дня чуть ли не из "Белого дома" начала вещать радиостанция о том, что все члены ГКЧП арестованы. Я тут же звоню отцу в приемную - мне отвечают, что все нормально, отец работает. И, тем не менее, я поехал к нему. Позвонил еще раз от метро "Юго-Западная", говорю: "Как дела?". Он говорит: "Все выше и выше!". Говорю: "Ясно. Я к тебе еду". Приехал - вокруг МВД СССР полная пустота! Ни тебе танков, ни артиллерии. Охрана - напряженная. Вошел к нему. А он - веселый! Он вел себя так, как будто завтра собирался в отпуск. Рассказывал мне какие-то байки.
Я как идиот носился по Москве, а теперь сидел и слушал отца. И не понимал! Мне казалось, что это все нас не касается. Все сказка, наваждение! Отец уйдет в отставку и будет спокойно копаться в огороде. И все! Я уехал домой. Дома - мать в слезах, жена в слезах. Вечером, в полдевятого, приехал отец с работы. Машина охраны, его машина. Я уже ждал внизу. Отец, как всегда, доброжелательно сказал охране: "Ладно, ребята! Счастливо!"
И тут меня останавливает "девяточник" и говорит: "Вадим, побудь сегодня с отцом".
Говорю: "Зачем?!"
Я совершенно не осознавал серьезности ситуации. Мы пошли с отцом домой. Он говорил только об одном: "Вадим, не расстраивай мать! Успокой ее! Все нормально". Поднялись к нам, в нашу квартиру. Жена с матерью стали накрывать на стол.
Говорю: "Пап! Что происходит?". Он говорит: "Пойдем на балкон". "Какая разница? Здесь, у нас, не могли ничего поставить. Я же знаю, как это все делается. Это невозможно - поставить что-нибудь в квартиру сейчас". Он говорит: "Да, действительно. Это все бесполезно. Ну что - обманули меня!". Говорю: "Ну, как тебя могли обмануть? Ты же среди всех самый осторожный. Тебя обмануть невозможно!". А он: "Нет, Вадим. Никогда не верь людям! Меня обманули! Мне что сказали? "Все готово". Что-то там наговорили… А потом оказалось: один - в кусты, другой - пьяный, третий вообще не знает, что делает!"
Мы еще постояли. Он говорит: "Ты знаешь- этого всего могло и не быть, потому что в ту ночь, когда меня вызвал Крючков, в комнате, где было совещание, ко мне подошел Янаев (а Янаев был другом отца еще со времен работы в комсомоле - В. П.) и сказал: "Борис, ты на это пойдешь?". Я ответил: "Да, пойду!". И Янаев сказал: "Тогда я тоже на это пойду. А без тебя - нет!". Ну, все и завертелось. Вот…"
Где-то в пол-одиннадцатого родители пошли к себе. Мы с отцом обнялись. Я говорю: "Па! Я приду к вам ночевать!" А он: "Вадим, сегодня ночью будет арест". - "Как в кино, что ли?" Он: "Да! Чтобы шума меньше было. Они сегодня ночью придут арестовывать!". Говорю: "Да брось ты! Этого не может быть!" Он: "Вадим! Теперь жизнь будет другая. Но жить будем! Все будет хорошо".
Отец был в таком добродушном состоянии, а я в идиотском! Мать плачет, жена плачет. Говорю: "Я приду ночевать к вам. Я не могу допустить, чтобы тебя арестовывали без меня". Речь не шла об организованном сопротивлении, хотя оружия у нас в доме было до черта, охотничьего хотя бы. Можно было бы полгода обороняться! Ну, естественно, это никому и в голову не пришло. Кроме того, у него был пистолет.
Я говорю отцу: "Слушай, отдай мне пистолет". Почему я так- сложно сказать. Он говорит: "Ладно, бери!" - и отдал мне свой "Вальтер".
Я отнес его к себе домой и вернулся где-то в одиннадцать. Отец начал звонить по телефону. Говорит: "Все! Телефоны отключили". А телефонов - правительственных - было 4 или 5, и все они оказались отключенными! А обычный городской работал. Он стал звонить по-обычному, но не дозвонился.
Затем я вернулся к себе и где-то в час или полвторого ночи пришел к ним ночевать. Их я уже не видел - они спали в той комнате. Постель для меня была приготовлена в большой комнате. Я лег и заснул.
Проснулся в 8 утра, потому что меня разбудил отец. Взял за плечо: "Вадим! - Он сидел у меня на кровати - я в жизни не помню, чтобы он у меня сидел на кровати! - Вадим, пора на работу! Проспишь. И отдай мне пистолет". Я: "Зачем?". Он в шутку: "Будем отстреливаться".
Он сказал и сказал - а мне и мысль о самоубийстве в голову не пришла! В тот момент я и представить себе не мог, что он это сделает! Сходил к себе и принес ему пистолет.
Когда зашел в комнату, он сидел за столом и что-то писал. Он перевернул лист бумаги. Надо было быть полным идиотом или находиться в том состоянии, в котором я пребывал, чтобы не понять все это! В общем-то, я и понимал… я знал… Я еще спросил: "Па, я тебя еще увижу?". Он: "Да. конечно, вечером увидимся!".
Я вполне здравомыслящий человек, но в том состоянии задавал подобные вопросы и совершал подобные действия! Мы не целовались, не обнимались - вообще не прощались. И я поехал на работу. Состояние было - как будто ударили тяжелым мешком по голове.
Позвонил отцу. Было занято. Причем гудок был чисто блокированного телефона: "Т-т-т-т…" Позвонил тестю. Тесть сказал: "Вадим, случилось несчастье!". Я говорю: "Короче! Короче! Что случилось?". Он говорит: "Отец погиб!". - "И мать тоже?". Он: "И мать тоже!".
Все стало понятно. Я поехал… Доехал довольно быстро, неоднократно нарушая правила дорожного движения. Но милиция почему-то меня не останавливала… Или я не нарывался на нее? Влетел в дом - там уже куча народу.
В квартиру родителей меня не пустили наши же ребята, из охраны: "Вадим, не заходи! Там отец еще…". Начали меня успокаивать. Но я в конвульсиях не бился…
Приехал домой в пол-одиннадцатого. А все это они сделали где-то в 9 часов (утра), точнее - без десяти девять.
После того, как отнес пистолет отцу и уехал на работу, моя мать в промежуток между 8 и 9 часами два раза заходила к моей жене - что-то ей передавала. У родителей были облигации 1982 года на 10 тысяч. Потом еще что-то… А Инка не могла понять, зачем она это делает. Мать сказала. "Так надо", - и ушла.
Через некоторое время Инка пошла в ванную и, совершенно случайно выглянув в окно, увидела, как подъехали 3 или 4 черные "Волги". Вышли люди и направились к подъезду. Инка выскочила на лестничную площадку, слышит - внизу голоса. Она спустилась. Ее приняли за соседку.
Она спрашивает: "Вы приехали арестовывать Бориса Карловича?". Они говорят: "Да нет, что вы! Мы только приехали поговорить с ним!".
Позвонили в дверь, а дед - отец матери - Иван Павлович не открывал. Родители к тому моменту уже все сделали… Дед старый - ему 90 лет. Потом открыл, сказал, что случилось несчастье…
Вот и "поговорили"…
…Они, по всей видимости, легли на кровать. Отец приставил пистолет к виску материи выстрелил, после этого выстрелил в себя, а пистолет остался зажатым у него в руке. Дед услышал выстрел, хотя он плохо слышит, и зашел в спальню…
Мать не умерла - она скатилась с кровати и даже пыталась забраться на нее. Дед взял у отца пистолет и положил его на тумбочку. И месяц об этом никому не говорил - боялся. Непонятно ему было: говорить - не говорить. И сказал он о пистолете через месяц, когда начались допросы…
Допрашивали нас где-то полгода: меня - раз пятнадцать, жену - раз пять. Первый допрос был с 9 утра до 5 вечера - восемь часов! Допрашивали меня в том здании, где когда-то работал мой отец, - в Комитете партийного контроля.
Наша семья была знакома со всем этим - и дед, и бабушка прошли через репрессии 1937 года. Многие их друзья были расстреляны. Многие сидели в тюрьме. Поэтому мы знали, что нас может ожидать, в первые же дни…
Мой телефон прослушивался. Этого следовало ожидать. Мне звонили в первые дни… В общем-то, все мои близкие друзья за исключением одного позвонили, а также два друга моих родителей. Звонили мне домой, хотя понимали, что все фиксируется. А жизнь показала, что пострадали и те, кому я звонил по разным вопросам, - все были уволены прямо после этих звонков! Через два-три дня.
Среди приехавших арестовывать отца был и Григорий Явлинский, по всей видимости, решивший попробовать себя на новом поприще. Когда они зашли в квартиру, туда вошла и моя жена. В спальне все было залито кровью. Увидев все это, она "стекла" по стенке вниз. Гриша на нее закричал: "Ну, а вы-то что истерите?! Не истерите здесь!" Он-то думал, что она - соседка, ну и вел себя как крутой весь из себя комиссар. Когда ему объяснили, он: "А? Да?" - и отошел.
Мать была еще жива и что-то говорила: "Инна! Сними! Сними с меня серьги! Кольцо не снимается!..". Она была вся в крови. А Инка-то сначала подумала, что мать просто залита кровью отца.
Мать увезли.
А отец остался лежать где-то до 12 ночи. Семь часов не давали убрать кровь.
Все журналы мира обошла фотография "Пари матч" - "Орион пресс"… Деньги делают все! Продали. Там были люди только из российской прокуратуры. Они и продали, как продали позже видеозаписи допросов гэкачепистов "Шпигелю". Степанков прямо заявил, что таким способом прокуратура РСФСР будет зарабатывать валюту. Только вот способ… чудовищно аморальный, хотя вполне укладывается в их общий лозунг "Обогащайтесь!".
Я приехал, когда этой группы уже не было. Увезли и мать в центральную клиническую больницу. Там профессор Малиновский сделал операцию и сразу сказал, что она безнадежна. Мать умерла в пятницу утром.
Мне надо было организовать похороны сразу двух человек. Я ткнулся в одно место - ничего не получается, в другое - то же самое. Все шарахаются! Говорят: "Идите в центральную контору". Я туда пошел. А ведь суббота, воскресенье… Клерки, все это оформляющие, на себя такое не берут, а начальников нет. В это время организовывали похороны погибших (Усова, Кричевского, Комаря) на Ваганьковском кладбище.