...
Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут; Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
Мф. 19, 21
С развитием христианства отношение к бедности постепенно изменялось, так как в христианские общины входили и богатые, и бедные. Реальный жизненный компромисс закономерно приводил к компромиссу в идеологии. Возникло понимание того, что бедность хоть и необходима, но не является основополагающим условием. Если сначала считалось, что богатому не войти в Царство Божие, пока он не раздаст свое имущество нищим, то постепенно возникают два новых тезиса: во-первых, особое значение стали придавать тому положению из Нагорной проповеди, где говорится не просто о "блаженных", но о "блаженных и нищих духом". Тем самым социальная проблема спасения бедных подменялась проблемой индивидуального спасения, зависящего не от социального положения, а от личных качеств. Добродетельный богач, как и добродетельный нищий одинаково становятся праведниками, если они христиане, приемлющие слово Божие, покаявшиеся и смывшие грехи свои водою крещения.
Равенство перед Богом. Все души для христианства были свободными и равными от рождения (204, с. 106). Это положение приводит к утверждению равноценности всех людей и признанию в каждом человеческом существе полноправной, нравственной личности, имеющей известные обязанности. В соответствии с такими представлениями любой человек имеет нечто, что не может принадлежать никакому господину – это его бессмертная душа. Ценность личности в этом смысле становится независимой от ее общественного положения. Для рабов это означало признание их духовного равенства со свободными людьми, для рабовладельцев было важно, что христианство призывает рабов повиноваться господам; для бедняков – что произносились угрозы в адрес богачей; богачи утешались обещанием Царства Небесного за щедрую милостыню. Нравственный постулат о ценности любой, единичной жизни изложен в притче о заблудшей овце:
...
А нашед, возьмет ее на плечи свои с радостью, И пришед домой, созовет друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною, я нашел мою пропавшую овцу. Сказываю вам, что на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.
Лк.13, 4–7
Бог есть любовь – высший принцип христианства . "Вера без любви – медь звенящая". Учение о любви к ближнему "как к самому себе" это указание пути к расширению границ личности, от себя к другим и до вселенского охвата. (Напомним, что в иудаизме "ближним" именовали только единоверца, соплеменника, а в христианстве уже любого человека.) В этом понимании любовь – фундаментальный, психологический фактор, гласящий, что любить – значит забывать себя. Как из психологии, так и из обыденного опыта известно, что с момента возникновения любви человек становится способным преодолевать не только жесткие рамки замкнутости, эгоизма и эгоцентризма, но даже предписания культурной среды, в которой он живет. Ради любимой или любимого он может пренебречь правилами и шаблонами. Теперь он уже не жестко запрограммирован. Поэтому любовь, особенно к кому-то самому справедливому, – это путь к истинной свободе. Евангельская заповедь силы любви звучит так:
...
Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, Не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
1 Кор.13, 4–8
Если любящий человек радуется, то ненавидящий страдает и умножает зло. Суть призыва любить и врагов своих состоит в том, что любовь преобразует, облагораживает весь эмоциональный строй психики. В этом значение призыва – задавить даже само желание зла, прощать обиды и возлюбить своих врагов. Если этот завет не выполнять, то стремление причинить зло и отомстить, не находящее выхода вследствие социальных табу, будет многократно возрастать. Известно, что глубокие страсти и непреодолимые влечения становятся тем более могущественными, чем больше препятствий появляется на пути их реализации. В этом смысле запрещение делать то, чем умножается в мире зло, нападать на другого или обижать его, или разжигать в нем чувство ненависти – это новое отношение к нравственности. До христианства в моральном кодексе иудаизма зло выступало как нарушение или подрыв Закона. Именно в этом иудаизм усматривал грех. Иисус Христос пошел дальше народной мудрости и Канона иудаизма , возвестившего: "Не делай другому того, чего не желаешь себе". Теперь эта мысль получила дальнейшее развитие. Любовь стала всеобъемлющей, распространяющейся "и на врагов наших". Если любить ненавидящих вас, тогда у вас не будет врагов. Таким образом, вместо проповеди ненависти к своим врагам (как у иудеев) провозглашалась любовь к ним.
...
Благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас. Ударившему тебя по щеке подставь и другую и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку.
Лк. 6, 27, 28
Христианские добродетели – прежде всего внутренние психические состояния: вера, надежда и любовь. Вера в силу и могущество Господа, по воле которого может исполниться любой замысел. Надежда – что исполнятся те желания, которые еще не сбылись, но могут сбыться. Любовь к высшему существу, дарующему исполнение наших самых жизненно важных ожиданий. Акцент на этих главных добродетелях делает христиан интровертами, направляя их усилия на постижение своего внутреннего мира. Основные моральные требования формулировались так:
...
Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. (Евр. 11, 1.)
Прощайте до семижды семидесяти раз. (Мф. 18, 22.)
Все, что имеешь, пойди и раздай нищим. (Мк. 9, 21.)
Не судите, да не судимы будете. (Мф. 7, 1.)
Если рука твоя соблазнит тебя, отсеки ее. (Мф. 5, 30.)
Свобода воли – фундаментальное условие нравственности, возможность совершать или не совершать зло. В христианстве произведен нравственный переворот – провозглашена индивидуальная, внутренняя, духовная ответственность. (Такое понятие нравственности кардинально отличается от представлений иудаизма , где главное – ритуалы и устав, жестко нормировавшие внешнее поведение.) В новом понимании свободы воли ключевыми моментами выступают моральные положения, в соответствии с которыми всякое зло (как во внешних поступках, так и во внутреннем мире личности) наказывается, но не людьми, а Богом. ("Мне отмщение и Аз воздам" (Рим. 12, 19).)
Появление нового понимания свободы воли привело к укреплению совести как механизма внутреннего контроля и внутренней регламентации поведения и тем самым снизило требования к его внешнему регулированию. Это путь, ведущий как к усилению индивидуальной ответственности, так и к индивидуализму. Трудность в том, что разным людям совесть подсказывает разное. В случае сомнений каждый должен обращаться к примерам и вспоминать, что велел делать Христос в подобных обстоятельствах. Это и есть закон. Он страдал за людей, следовательно, и все христиане должны быть готовы страдать. Он – идеал для каждого верующего, причем отнюдь не отвлеченная норма человечности вообще, а образ-идеал со всем его живым содержанием. (Сила религии заключается и в том, что о морали и нравственности она говорит примерами, оживляющими восприятие и ассоциации собственного опыта.) Таким образом, христианин, насколько возможно человеку, подражает Христу – и в речи, и в делах, и в помышлениях. "Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать так, как Он поступал" (1 Иоан. 2, 6).
Телесная человеческая слабость Иисуса, подверженность земным переживаниям, такой понятный страх перед страданиями, незащищенность и, в ряде случаев, беспомощность перед грядущим (в молении о Чаше) – все это делало богочеловека несравненно ближе верующему. Особенно близко могли принимать к сердцу Его страдания люди страждущие. Для них Он был "свой", более способный понять нужды бедных и униженных, чем грозный абсолютный Бог. Иисус, испытавший на себе все скорби человеческие и потому питающий к людям сострадание, становится близок и понятен каждому. Он указывает индивидуальный путь спасения. Его пример позволил установить с Создателем другой тип отношений – не страх, но любовь. Теперь с Богом можно было говорить как с любящим отцом, который ждет ответной любви.
Признавая только власть Бога и подчиняясь Ему, христианин духовно освобождался от власти над собой других людей. Однако такое освобождение требовало духовного "усилия", которое дополнительно подкреплялось надеждой на спасение – полной свободы "на том свете", в Царствии Божьем. Учение о спасении выступало как попытка разрешить противоречие между стремлением к управлению собственной судьбой и бессилием перед внешним миром. Подобно тому как Христос жил и страдал во плоти, а затем воскрес и сел одесную престола Божьего, так и человек способен вырваться из мира плотского и греховного. Таким образом, признавая испорченность этого мира, христианство обещало человеку, способному к духовным усилиям, преодоление для себя всеобщей испорченности в другом мире. При этом задача окончательного исправления мерзостей земной жизни возлагалась не на верующего, а на Бога.