Ребята правы: летая над прифронтовыми районами, замечали не раз движение наших войск. А прошлой и позапрошлой ночью отчетливо слышали гул танковых двигателей, рокот автомобильных моторов. Это по проселкам под покровом темноты двигались колонны войск и боевой техники, подтягивались в места сосредоточения, готовились к решительному броску.
Чуяло сердце: близится нечто важное и у нас!..
А что с вражеской авиацией происходит? Фашистских самолетов в последние дни почти не видно. Только высоко в небе замечаешь вдруг тонкие дорожки инверсии: противник ведет глубокую разведку и далеко в тыл на большой высоте пролетают его воздушные лазутчики.
Нашей эскадрилье не везет: врага не встречаем. А вот соседний, 100-й гвардейский истребительный полк, что ни вылет - дерется. Есть у него и успехи, но есть уже и боевые потери: не возвратился с боевого задания младший лейтенант Василий Семенов. Остро переживаем беду…
Но вот чаще обычного стали попадаться нам на глаза "рамы", и это ведь тоже неспроста! Явный признак, что нынешнее затишье - перед бурей.
…5 августа. Раннее утро. Погода хорошая. Солнце сияет, обещает пригреть еще сильнее, чем накануне.
Вылетаем шестеркой. В паре с Александром Ивановичем идет Жора Голубев. Во второй паре - лейтенант Александр Клубов и старший лейтенант Александр Самсонов. Я иду ведомым у младшего лейтенанта Виктора Жердева.
Выруливаем между хат. Жители Любимого уже привыкли и к своим беспокойным постояльцам, и к рокочущим под самыми окнами самолетам.
Итак, задание получено, все предельно ясно. Выруливаем.
Мечутся куры, с кудахтаньем шарахаются от выкатывающихся из-за построек самолетов.
Стараемся сильно не газовать, чтобы не вздымать пыль.
А вот и желто-зеленое, опаленное августовским зноем поле. До войны растили на нем хлеб. Теперь оно служит нам взлетно-посадочной площадкой. Вот закончится война - и снова будет волнами перекатываться здесь пшеница, будут тихо шептаться колосья, слушая звонкое пение жаворонка…
- Я - Сотый! Разворот влево сто двадцать…
Мне, замыкающему, видно, как все пять плывущих в воздушном просторе машин почти развернулись. Солнце теперь слева.
Выполняю разворот тоже. Самолет делает крен…
Но что это? Впереди справа и ниже показалась группа бомбардировщиков: три идут плотно, четвертый и пятый приотстали. А вон и шестой, идет с дымом, видимо, пытается догнать свою группу.
Солнце по-прежнему ярко светит с высоты.
Посмотришь вверх - видимость отличная. А на высоте полета и ниже не то дымка, не то кисея, образовавшаяся дыханием моря и прогретой степи. Но силуэты "юнкерсов" видны отчетливо: самолеты заходят на бомбометание с нашей территории и уже становятся на боевой курс.
Переключаюсь на передачу, кричу:
- Сотый! Жердев!.. Бомберы!.. Спустя пару секунд снова:
- Сотый! Бомберы…
Молчат - и один, и другой. В ответ - ни звука. Лишь сильнее прежнего потрескивает разрядами эфир.
Никакой реакции. Как же быть?
В голове все сильнее, все отчетливее, как приказ, мысль: "Атаковать!.."
Два чувства некоторое время борются во мне. Голос разума: "Бросить группу, бросить ведущего?!" И тут же голос совести: "Противник рядом! Возможно, товарищи не видят его. Он уже на боевом курсе. Сейчас на головы наших солдат посыпятся бомбы! Не допустить этого!"
Мгновенно выполнив правый полупереворот, на пикировании сближаюсь с замыкающим "юнкерсом". Вот уже перед глазами вырастает, увеличивается в размерах крестатая махина. "Почему же стрелок не открывает огня? Не видит или подпускает ближе, чтобы ударить наверняка?.."
Ракурс - одна четверть. Только хотел нажать гашетки, а "юнкерс" вдруг подвернул вправо. "Отлично! Будто намеренно решил подставить всего себя…"
Дальность - сто метров. Еще меньше… Силуэт уже вышел за пределы сетки прицела. Нажимаю сразу обе гашетки. Струя огня тут же скрывает очертания вражеского самолета. В стороны полетели какие-то обломки, пронеслись мимо кабины. Отчетливо вижу, как "юнкерс" терзают изнутри огненно-белые вспышки. Азарт мешает порой охотнику сосредоточиться. Да и трудно оторваться от такого зрелища: ведь первый трофей! И вдруг какая-то сила швыряет мой самолет в сторону.
Ударяюсь головой о дверцу кабины, отпрянул, ударился еще раз. Ярко вспыхнули перед глазами какие-то блики - и тут же погасли. Истребитель, крутнувшись, стал беспорядочно падать. Земля быстро приближается. Успеваю заметить показания высотомера: почти две тысячи метров. А было ведь четыре с половиной тысячи! Столько потерять за какие-нибудь сорок - пятьдесят секунд!..
Даю рули на вывод, и самолет послушно выходит в нормальный горизонтальный полет. В недоумении осматриваю из кабины свой истребитель, ищу повреждения. Крылья - на месте, двигатель работает нормально, пробоин нигде нет. Что за наваждение! И почему вдруг стало тихо?
Ах, вот в чем дело: не слышно радио - сорвало с головы наушники! Пошарил рукой, нащупал их, надел. И тотчас же услышал в эфире знакомый спокойный голос Александра Ивановича, вызывающего на связь станцию наведения. "Тигр" так же спокойно ответил ему:
- В воздухе противника нет.
И тут же встревоженный голос Жердева:
- "Пятидесятка", где ты? Вопрос был обращен ко мне.
- Слышишь меня? - продолжал Жердев. - Тебе - "тридцать три!.."
Это была условная команда идти домой. Но вначале - в район сбора, который находился над городком Куйбышево. Взглянул на карту, взял нужный курс.
Когда пришел в район сбора, группу свою уже не обнаружил: ушла.
Время торопит домой - горючее на исходе. Дымка уплотнилась, видимость ухудшилась. Земля просматривается плохо, а если взгляд и "пробьет" синеву, нет четкого ориентира, за который можно "зацепиться". Тут и там - двойные рельсовые ниточки, терриконы, однотипные приземистые строения, никак привязаться к местности не могу. Горят населенные пункты в прифронтовой полосе. Дают себя знать близость Азовского моря и "соседство" дымящихся терриконов. И висит, расползается над землей синевато-серое марево - не дым и не туман. Из-за этого и видимость отвратительная. А тут и за воздухом надо внимательно следить, чтобы "мессершмитты" не подловили.
Большой спиралью снижаюсь в направлении солнца: где-то там, на востоке, аэродром.
В голове роятся весьма неутешительные мысли: "Бросил группу, без разрешения атаковал бомбардировщик… Ну, держись, достанется тебе, Костя, "на орехи"!..
И все же что произошло? Никак не могу понять случившегося.
Вдруг осенило: так истребитель ведь в струю от винтов "юнкерса" попал! Вот и опрокинуло… Увлекся, про коварное свойство воздушного потока вовсе и забыл. И вот что получилось… Как же теперь домой добраться?..
Всматриваюсь вниз. Замечаю двойную пыльную дорожку.
Взлетает пара истребителей. Значит - аэродром!.. Снижаюсь - и с ходу произвожу посадку. Вижу: самолеты похожи на истребители Як-1, укрыты в лесопосадке. Подруливаю, но двигатель из предосторожности не выключаю. Идут навстречу две женщины-летчицы, планшеты в руках. Подходят механики. Открываю дверцу.
- Что, блуданул? - опережает меня вопросом догадливый технарь. Его коллеги улыбаются: бывает, мол.
- Да нет, - отвечаю. - Горючее кончилось…
- А наше подойдет?
- Должно бы…
Вскоре подошел бензозаправщик.
- Что, женский полк здесь стоит? - спрашиваю солдата-водителя.
- Нет, "обыкновенный". Правда, несколько летчиц есть. Отчаянные, на истребителях летают.
- А что за место?
Боец назвал шахтерский поселок, и этого было вполне достаточно, чтобы, развернув карту, сразу же и сориентироваться: нахожусь юго-восточнее Красного Луча. До своего аэродрома рукой подать!..
- От винта! - кричу, и любопытных словно ветром отбросило от самолета.
Взлетел. И через несколько минут уже заходил на посадку.
Сел, зарулил на стоянку. Выключил двигатель - и быстренько на крыло, спрыгнул на землю и бегом помчался на командный пункт.
Посмотрел на меня Александр Иванович долгим, испытывающим взглядом. Ничего не сказал, не упрекнул, не ругал. Одно лишь слово произнес:
- Слабак!..
Тот взгляд месяца два на себе чувствовал. И слышал все время: "Слабак!.."
Наказывать меня Покрышкин не стал. И от полетов не отстранил, продолжал брать на все боевые задания.
…Две недели действовали с этого импровизированного аэродрома. Дни стояли жаркие, знойные. Прилетишь, выберешься из душной кабины, а гимнастерка на тебе вся от пота мокрая.
Пока авиаспециалисты готовят истребитель к повторному вылету, передохнешь немного. А тут и механик спешит, докладывает:
- Самолет готов!..
Доволен я экипажем. Что и говорить - молодцы! Четко, слаженно работают техник звена Григорий Клименко, механик самолета Иван Михайлович Яковенко, усердный, старательный, уже немолодой человек, отличный специалист, любящий свою профессию, бережно относящийся к боевой технике. У него многому научились "младшие братья" - мотористы. В том числе и Ктоян.
Мне же Иван Михайлович еще и как отец. Да и впрямь: в два раза старше по возрасту и в три по званию!..
Готов, значит, истребитель, можно снова летать, драться с ненавистным врагом. Начальник штаба полка недаром как-то намекнул "летунам": скоро, мол, будет славная работенка!..
Вот она - успевай только механики истребитель заправлять да снаряжать!..
Уходит на задание группа уже старшего лейтенанта Александра Клубова. В ее составе старший лейтенант Иван Олефиренко, младшие лейтенанты Сергей Никитин и Николай Карпов.