Первую награду ему вручал сам командующий Военно-Воздушными Силами фронта генерал К. А. Вершинин. Это было 25 мая 1942 года. Потом он удостоился еще одного ордена Красного Знамени и ордена Отечественной войны 1 степени. 1 июля 1943 года командующий 4-й воздушной армией и командующий Северо-Кавказским фронтом подпишут представление на присвоение заместителю командира эскадрильи старшему лейтенанту Николаю Михайловичу Искрину высшего в стране отличия - звания Героя Советского Союза "за исключительное мужество и героизм, проявленные в боях с фашистскими захватчиками, за лично сбитые десять самолетов противника", - как сказано было в этом документе.
21 апреля 1943 года он в составе восьмерки вылетал несколько раз. В первом вылете сопровождали 18 Ил-2, наносивших удары по артиллерийским позициям противника на высотах юго-западнее станицы Крымская. Группу вел майор Павел Крюков. Николай Искрин возглавил ударную четверку.
Идя выше штурмовиков и четверки истреби гелей непосредственного сопровождения, Искрин сквозь тонкую пелену облаков увидел в стороне и немного выше три силуэта. Вот они скрылись в облаке, потом вынырнули один за другим. И сразу ринулись вниз. "Охотники!" - понял Искрин. "Неужели не видят нас?.."
"Предупреждать своих поздно. Надо действовать", - и сразу же полупереворотом переходит в атаку. Ведомые за ним.
Пытается догнать ведущего "мессера", но перед ним вдруг возникает другой истребитель противника. Огонь ведет "навскидку". Трасса достигает цели - "мессер" вспыхнул, падает. Ведущий "месс", увидев трассу, резко уходит влево вверх и ныряет в облако.
"Где же третий?"
А тут в наушниках голос ведомого Николая Старчикова слышится:
- Атакую!
И через мгновение справа, чуть ли не у самой плоскости "кобры" Искрина, вверх с дымом к облакам несется "мессер", а за ним метрах в пятидесяти - истребитель Старчикова.
"Почему не стреляет? Давно пора!" - встревожен Искрин.
Ответом слышится в эфире раздосадованный голос Старчикова:
- Растуды твою… Забыл оружие включить!.. Уходит, гад!..
Но штурмовики спасены. Они могут уверенно работать по целям. Искрин видит, как "илы" обрабатывают высоты.
"Тигр" подтверждает падение "мессера", сраженного Искриным. И передает:
- В воздухе спокойно. Противника нет.
Наши истребители встречным крутом под самой кромкой облаков проходят над целью, которую обработали штурмовики. С других высот, с разных сторон по самолетам бьют зенитки.
Истребитель Искрина вздрагивает от близких разрывов. Летчик разворачивает свою четверку вдогон уходящим "илам". Когда приземлились, вызывают на командный пункт.
На пороге - начальник связи капитан Григорий Масленников, в руках бумажка.
- Здорово вы поработали! Вот радиограмма. Командующий фронтом генерал Петров благодарность объявляет за хорошую боевую работу штурмовиков и истребителей…
Приятно, конечно, радостно. Но радоваться некогда: паре Искрина дают новое задание. Теперь она пойдет в составе восьмерки, собранной из летчиков всех трех эскадрилий.
Станция наведения "Тигр" передала:
- Всем, кто в воздухе, идти на Мысхако…
Идет туда восьмерка. Высота - пять тысяч метров.
Искрин видит, как над морем, разворачиваясь огромной дугой, звено за звеном становятся на боевой курс Ю-88 - бомбить отважных десантников.
Навстречу восьмерке метнулось несколько пар "мессершмиттов". Поздно! Ударная четверка Фадеева уже атакует в лоб бомберов, и в небе вспыхивает сразу два факела.
Четверка Искрина "вяжет" истребителей. И еще два задымили; падают, скрываются под водой в Цемесской бухте.
Строй бомбардировщиков нарушен. Бомбы сброшены на воду, лишь отдельным самолетам удается прорваться к Мысхако, и они спешно уходят на запад, под прикрытие своих зениток.
Бой затих. Восьмерка собралась и взяла курс домой. Ведущий доложил командиру полка:
- Бой длился двенадцать минут. Рассеяна группа бомбардировщиков, сбито пять. По одному "мессеру" сбили Труд, Ершов и Искрин. Мы с Табаченко - по "юнкерсу"…
А вскоре был последний бой Искрина. 16 мая 1943 года в полдень мы были на аэродроме и вдруг увидели взлетающие поперек посадочной полосы "яки" соседнего истребительного авиаполка. Они спешили, очень спешили.
Глянули вверх: "мессы"! С бреющего боевым разворотом уходят на высоту. Одна пара, вторая. Еще три самолета поодаль. Семь!..
До слуха доносятся звуки стрельбы. Что это - бой или штурмовка?
От самолетов из капониров высыпали авиаторы и, задрав головы вверх, смотрят в небо. И вдруг над аэродромом с юго-востока появляется какой-то самолет. Идет низко - не выше ста метров от земли. Маневрирует, но очень уж вяло, видимо, летчик ранен.
А за ним, буквально на хвосте, повторяя его маневры, висит "мессершмитт". Не иначе - ловит в прицел.
Летчики забеспокоились, зашумели наперебой:
- Почему зенитки молчат?
- Близко очень, можно и по своему ведь ненароком ударить!
- А "яки" что не видели?..
Кто за кобуру хватается, кто за винтовкой метнулся.
А самолеты уже над головой. Раздался перестук очереди, от "мессершмитта" потянулись короткие дымные шнуры. ЛаГГ-3 качнулся и, наклонив нос, пошел вниз и ткнулся в землю возле землянки командного пункта. Раздался взрыв, брызнул огонь.
"Мессер" спокойно развернулся, нагло покачал крыльями несколько раз, вот, мол, я - над аэродромом, ничего не боюсь, и с небольшим снижением стал уходить на юго-запад.
И тут ударили зенитки - и навстречу ему, и вдогон. Шапки разрывов вздувались вокруг "мессера", сопровождали его. Один снаряд все же настиг фашиста, видимо, прямым попаданием отбило почти половину крыла, и тот как-то странно крутнулся, а несколько секунд спустя за капонирами, за станичными хатами поднялся столб воды и дыма и донесся глуховатый, как стон, звук.
- Хана! В озеро плюхнулся! - прокомментировал сцену рядом стоявший техник. Вверх полетели шапки, пилотки, кто-то кричал "ура", кто-то в сердцах матерился:
- Будешь знать, где раки зимуют!..
И инстинктивно люди бросились туда, где упали самолеты: одни в сторону озера, другие за КП, где дымилась в мягкой земле воронка - все, что осталось от "лагга".
Это произошло в считанные минуты, и у каждого в душе творилось невообразимое. Ругали фашиста, в то же время и в адрес нашего самолета сыпались нелестные слова: неуклюжий, мол, тяжелый, сколько же он жизней унес!..
Вдруг снова послышался гул, на его фоне четко прозвучали отрывистые очереди. С юго-запада, со стороны станицы, к аэродрому подтягивался бой. Кто с кем дерется? "Яки", которые только что взлетели?
Присматриваюсь: нет, не "яки", а "кобры" это. Четверка, еще, кажется, пара. А вон и "мессеры". Горит уже кто-то…
Звуки воздушного боя становятся глуше: он снова стал оттягиваться на юг, к станице Славянской.
Вскоре на стоянке заговорили о том, что якобы привезли сбитого летчика.
- Кого?
- Фамилию не знаю, но он из братского полка, что на "кобрах" летает.
- Так их ведь не один в нашей дивизии! Из Сорок пятого или из Шестнадцатого гвардейского?
- Не знаю этого…
Вечером в столовой вижу, наш врач идет с каким-то майором, тоже медиком, ужинать садятся. Мы к ним с расспросами: кто да что, жив летчик, не сильно ли ранен?
Майор, оказывается, - полковой врач из шестнадцатого гвардейского авиаполка. Часа два тому назад прилетел на УТ-2. Уже в госпитале побывал, подробности узнал. Скучный сидит, сокрушается: хороший летчик, замкомэск, летать уже вряд ли будет, раненую ногу, видимо, ампутируют.
- Кто же это? Фамилия как?
- Старший лейтенант Искрин.
- Николай Михайлович? - уточняет один из наших летчиков.
- Он самый. А вы знаете его?
- Как же, вместе летали, не один бой провели!..
Майор Головкин тяжело вздохнул: врач, он по опыту знает, что ампутации не избежать. И человека жаль, и летчика отважного полк теряет…
…Прошло полгода. По пути на Кавказ, куда летчики направлялись за новыми самолетами, решили всей компанией завернуть в Ессентуки и проведать Николая Искрина. Идею эту подал его ведомый, уже старший лейтенант, Николай Старчиков. Горячо поддержал ее боевой друг Искрина, летавший с ним с первых дней войны, старший лейтенант Аркадий Федоров.
Очень хотелось и нам, молодым пилотам, поближе познакомиться с. прославившимся боевым мастерством однополчанином: мы ведь в это время уже тоже были в Шестнадцатом! К тому же много слышали об Искрине и от Крюкова, и от Покрышкина, и от комиссара нашего Погребного.
Виктор Жердев, Александр Клубов, Иван Руденко, Саша Ивашко, Иван Олефиренко в один голос:
- Поехали!
Ночью сошли в Минеральных Водах со своего "пятьсот-веселого" и, уговорив водителя старенькой полуторки "подбросить" нас до Ессентуков, побросали в кузов свои парашюты, мигом перемахнули через борт - и поехали. Место в кабине занял "житель сиих мест" лейтенант Виктор Жердев: ему не терпелось домой, очень хотелось скорей повидать родителей, жену.
На рассвете веселой гурьбой, неся на плечах огромные свои темно-зеленые сумки, ввалились в еще затянутый туманом госпитальный двор. Дежурный врач всполошился, выбежал навстречу.
- Тише, товарищи! Раненые еще спят…
- На ходу! Вон уже гуляют по аллеям, - показывает Иван Руденко в сторону, где виднеются фигурки в халатах, бушлатах.
Действительно, кое-кто уже встал, вышел на прогулку, учится ходить на костылях или опираясь на палку.
- Мыкола! - закричал вдруг Николай Старчиков. - Мыкола! - и бросился к одной из скамеек, стоявших невдалеке.