Бенда прожил долгую не только физическую, но и творческую жизнь. До самого своего конца он продолжал много писать и публиковаться. В числе последних его сочинений - критическая работа "Византийская Франция, или Триумф чистой литературы" ("La France byzantine ou le triomphe de la littérature pure") и автобиографическая трилогия "Юность интеллектуала" ("La Jeunesse d’un clerc"), "Монах в миру" ("Un régulier dans le siècle"), "Занятия заживо погребенного" ("Exercice d’un enterré vif").
Как отмечается в предисловии к переизданию английского перевода первого издания "Предательства интеллектуалов", эхо проблем, исследованных Бенда в этом сочинении, звучит и в наши дни. И это естественно: вряд ли когда-нибудь станет менее актуальной проблема катаклизма, происходящего в моральных понятиях тех, кто призван учить мир. В 1988 году французский ученый и критик культуры Ален Фенкьелькро (Alain Finkielkraut) в работе "Поражение мысли" ("Le Défaite de la pensée") начинает с того момента, где остановился Бенда. Новый автор исследует предательство интеллектуалов посткоммунистического мира, в котором доминируют серые императивы поп-культуры, возрождающийся национализм и этнический сепаратизм. Как и Бенда, он ратует за Просвещение и его идеалы, особенно за идеал всеобщей человеческой сущности, стоящей над всеми этническими, расовыми и половыми различиями людей. Теперешние интеллектуалы оказались много дальше своих предшественников в деле дискредитации высших ценностей. Они дошли до того, что объявляют мысль и неразумие имеющими одинаковый статус, а саму истину - ложным идеологическим конструктом. Отречение от разума происходит сегодня в значительной степени под влиянием мультикультурализма: отказа от признания существования универсального культурного канона; утверждения идеи равноценности различных культур; размывания грани между "высокой" и "низкой" культурами - а точнее вследствие подчинения культуры антропологии. В этом смысле поистине губительным, по мнению Фенкьелькро, было влияние Леви-Строса, заявившего, что он будет сражаться против иерархической классификации культурных различий и против "ложной антиномии" логического и пралогического мышления. В итоге культура теперь приравнивается к субкультуре, писатель - к создателю рекламных объявлений, художник - к кутюрье, а музыкант - к поп-исполнителю: все - творцы. Вопросы "стиля жизни" поставлены на место моральных воззрений и интеллектуальных принципов. Но главное, что понял новый последователь Бенда, - это то, что "современные атаки на элитарность культуры ведут не к расширению культуры, а к ее разрушению".
А. Матешук
Мир страдает от недостатка веры в трансцендентную истину.
Ренувье
Предисловие к изданию 1946 года
Спустя двадцать лет после выхода в свет работы, переиздаваемой мною сегодня, главная мысль, которую я в ней отстаивал, - а именно, что люди, кого я называю интеллектуалами (clercs)*, призванные защищать вечные и объективные истины, такие как спрафведливость и разум, предали свое дело ради практических интересов, - представляется мне, как и многим из тех, кто просит меня о переиздании, ничуть не утратившей своей истинности, и даже напротив. Но предметом, в пользу которого интеллектуалы совершили тогда измену, была прежде всего нация; в наивысшей степени это проявилось во Франции, у Барреса и Морраса. Сегодня же они сдают позиции по совсем иным причинам, совершив уже во Франции - своим "коллаборационизмом" - недвусмысленное предательство родины. Основные аспекты этой новой формы описанного явления я и хотел бы показать.
А. Интеллектуалы предают свое дело во имя "порядка". Значение их антидемократизма
Одно из новых проявлений их предательства - призыв к действию во имя порядка, что у французских интеллектуалов выражается в атаках - вдвойне усилившихся за двадцать лет - против демократии, представляемой ими как символ беспорядка. Это их выступление 6 февраля*, их аплодисменты фашистским режимам Муссолини и Гитлера, как воплощениям антидемократизма, испанскому франкизму - по той же самой причине, их оппозиция в Мюнхенском деле тому сопротивлению, которое оказывала их нация провокациям Германии, поскольку сопротивление это грозило привести к упрочению государственного строя; это их признание, что поражение Франции желательнее сохранения ненавистной системы; плохо скрываемая с самого начала войны надежда на то, что победа гитлеризма приведет к уничтожению республики; взрыв радости, когда это произошло ("божественный подарок" Морраса); наконец, кампания против демократии, проводимая во имя порядка, сегодня активная как никогда, хотя и не всегда вполне откровенная, с огромным числом участников с их стороны. (См.: "L’Epoque", "L’Aurore", "Paroles Françaises".)