Менее регламентированный характер имел маскированный бал – маскарад. Назначались маскарады значительно реже, уже потому что требовали больших затрат на костюмы. "Программа" маскарада была не столь строга, как бала, да и не столь жестки требования к поведению, поскольку все были скрыты под масками, кавалеры нередко были в маскарадных костюмах, а дамы – в домино, особых глухих, широких маскарадных платьях. Дамы даже могли "интриговать" мужчин, не исключая императора, если он присутствовал (однако без маски). Необходимо было узнать "маску" ("Маска, я знаю, кто ты"). Известен анекдот о Николае I, любителе маскарадов – в ответ на вопрос: "Кто же?" он грубо ответил слишком назойливой даме: "Дура!". В Москве и Петербурге маскарады иногда проходили не у частных лиц, а в залах Императорских театров или в домах Дворянского собрания, были довольно многолюдны и собирали весьма пеструю публику: в темноте, то есть под маской, "все кошки серы". Впервые побывавший в маскараде молодой провинциал писал: "Кроме разнородных комически наряженных масок, танцевавших, прыгавших, дурачившихся и бесившихся напропалую, было много великолепно разодетых кадрилей, очень чинно расхаживавших и разговаривавших с некоторыми из сидевших в ложах дам. Мне очень понравилась одна женская маска, одетая разносчицею писем. Она интриговала очень многих и совала им в руки небольшие конвертцы, но, по замечанию моему, она обращалась только к известным значительным особам… которые, распечатав эти конвертцы, очень смеялись. Я подошел к маске и спросил ее, нет ли ко мне письмеца? Но она, посмотрев на меня, с досадою отвечала: [ "Вы еще слишком безбородый, чтобы получать от кого-нибудь письма; когда у вас будет несколько больше бороды и несколько меньше претензий, я вам принесу письма"]" (66; I, 72).
Танцевальные вечера были менее многолюдны, менее чинны и назначались чаще, именно как развлечение для молодежи. После них обычно был не ужин, а званый чай, который был также намного проще и интимнее торжественного ужина. Что же до раута, или суаре, то при всем своем громком названии это был обычный вечерний съезд гостей к кому-либо из знакомых. С началом сезона каждое семейство (в своем кругу) назначало определенный день недели, когда знакомые могли приезжать без специального приглашения. Поскольку дней в неделе немного, а круг общих знакомых широк, то иной прыткий светский молодой мотылек мог за вечер побывать в нескольких домах. Гости собирались в гостиных дружескими кружками, старички играли в карты и рассуждали о политике, дамы перемывали косточки отсутствующим знакомым (о! очень тонко! Сплетни – это в высшей степени моветон!), молодежь флиртовала, в меру талантов музицировала, иногда даже немного танцевала. Чай подавался прямо в гостиных, благо в приличном доме их было несколько.
Разумеется, на балах и званых вечерах танцевали далеко не все. Почтенные старички и старушки рассаживались в многочисленных гостиных за ломберными столами, которые в потребном количестве хранились в доме в сложенном виде под подоконниками; перед приемом лакеи расставляли столы, стулья и подсвечники, клали нераспечатанные колоды карт, мелки для записи хода сложных коммерческих игр и щеточки для стирания старых записей. Искусство хозяев заключалось в том, чтобы подобрать за столы играющих в соответствии с их положением в обществе: "В кабинете хозяина, – писал Жихарев о бале у откупщика Бородина, – кипела чертовская игра: на двух больших круглых столах играли в банк. От роду не видывал столько золота и ассигнаций. На одном столе метали князь Шаховской, Киселев, Чертков и Рахманов попеременно; на другом – братья Дурновы, Михель и Раевский; понтировало много известных людей. Какой-то Колычев проиграл около пяти тысяч рублей, очень хладнокровно вынул деньги, заплатил и отошел как ни в чем не бывало" (66; I, 47).
Умение хорошо играть в разнообразнейшие азартные, коммерческие и домашние карточные игры было неотъемлемым свойством светского человека. Хотя русские императрицы XVIII в. и императоры XIX в. не были завзятыми картежниками, Екатерина II, допустившая карты в придворном обиходе, сделала это лишь для того, чтобы доставлять вечерами развлечение своим придворным и иностранным дипломатам – обычным участникам дворцовых приемов либо даже с дипломатическими целями. За картами, в неофициальной обстановке, можно было вести переговоры на щекотливые темы, слишком опасные для официальных бесед. Недолюбливали карточные игры Александр I (он не любил картежников и мог задержать производство в чин офицера, слишком увлекающегося игрой) и Николай I, а Павел I, кажется, не играл вовсе. При дворе всегда велась колоссальная игра – из рук в руки переходили груды золота и пригоршни бриллиантов и жемчугов; примечательно, что именно для нужд двора в небольшом количестве даже чеканились золотые монеты крупного достоинства. В свете же игра иной раз приобретала характер повальной эпидемии: так было в период Наполеоновских войн и во второй четверти XIX в.
С. П. Жихарев писал в 1807 г.: "С пробуждением воинственного духа… появились и азартные игры в таких огромных размерах, каких также не запомнят старики. Все прежние любимые увеселения, как то: собрания, балы, спектакли и разного рода охоты – предоставлены теперь мелкой сошке, а богачи пустились искать ощущений сильнейших за карточными столами. Банк во всем разгаре: проигрывают и выигрывают неимоверные суммы. Нечто подобное начиналось уже в запрошлом году, и мне очень памятны эти физиономии банкометов, тощие и страдальческие, физиономии, которые я не желал бы встречать часто в жизни; эти дрожащие руки, закрывающие карты принадлежащей им стороны и после медленно вскрывающие с таким трепетом, как будто бы вскрывали они роковой жребий свой на жизнь или смерть… страшно смотреть" (66; II, 113–114). Жихарев рассказывает историю удивительного проигрыша, а затем выигрыша печально знаменитого своими жестокими крепостническими похождениями Л. Д. Измайлова: "Он понтировал у князя У**, державшего огромный банк вместе с князем Ш** и многими другими дольщиками". На первую попавшуюся карту Измайлов поставил 50 тыс. руб., и его карта была убита; затем он проиграл еще дважды по 50 тыс., и наконец, поставил ва-банк и вновь проиграл. "Ух!" – вскрикнул банкомет. "Ух!" – повторили его товарищи. "Ух!" – возгласила свита Измайлова, но сам он, не изменившись в лице и не смутившись нимало, отошел от стола, взял шляпу, поклонился хозяевам и примолвил: "До завтра, господа: утро вечера мудренее", вышел вон из залы гораздо бодрее, нежели вошел в нее". На другой день Измайлов, войдя в игру, поставил на две карты 75 тыс. руб. и выиграл. После нескольких выигрышей и проигрышей, когда уже решено было поставить на карту главное владение Измайлова, знаменитое село Дедново на Оке, он отквитался, и банкометы сочли за благо прекратить игру. "Наша Белокаменная, – пишет Жихарев, – держится старинного своего правила: делу время и потехе час. И милиция, и карточная игра идут своим чередом. Только не чересчур ли, родная, распотешилась? В прошедшем месяце писали и нынче приезжие рассказывают, что в Москве от множества съехавшихся со всех концов России помещиков появился такой прилив денег, что не знают, куда их девать…" (66; II, 174–177).
Карточные игры разделялись на азартные (банк, фараон, баккара, железка и т. д.), коммерческие (вист, винт, бостон и др.) и домашние (стуколка, мушка, горка, дурачки и пр.); разновидностей их было огромное количество. Азартные игры, в которых главное было – везение, судьба (например, банк, фараон, шмен де фер), законом преследовались особенно строго. Поэтому обычно в азартные игры играли не в гостиных, а в кабинете хозяина, куда дамы не появлялись. Для предупреждения шулерства банкомет и понтеры каждый пользовались своей колодой карт, а после прометки каждой талии карты сбрасывались под стол и вскрывались новые колоды, так что расход на карты был значительным. Банкомет, "державший банк", то есть выставлявший на кон определенную сумму, "метал" карты понтерам – налево и направо, понтеры же, выбрав из своей колоды некую карту и поставив на нее названную сумму, клали ее рубашкой вверх; если намеченная карта выпадала налево от банкомета, выигрывал понтер; при выпадении карты направо банк срывал банкомет. Ставки могли быть чрезвычайно высокими, вплоть до максимальной "ва-банк". Их можно было удваивать и учетверять, загибая углы поставленной на кон карты. Расчет же делался на удачу или на шулерское искусство. Проигрывались целые состояния. Разумеется, атмосфера в такой игре царила самая напряженная, посторонних разговоров не велось, и слышались только отрывистые восклицания игроков. Женщины, за редкими исключениями, в азартные игры не играли, и за игорным столом царила чисто мужская атмосфера.
Коммерческие игры, напротив, требовали спокойствия, сосредоточенности, хладнокровия, расчета и тонкого умения вести сложную игру; ставки здесь были небольшими, но проигрыши могли быть крупными. Ввиду сложности игр, требовавших расчета ходов, приходилось записывать ходы на зеленом сукне ломберных столов заранее приготовленными, заточенными и обернутыми в бумажки мелками; по окончании роббера записи стирались маленькими круглыми щеточками. Играли в эти игры преимущественно немолодые, почтенные люди, нередко пожилые. Во время коммерческих игр можно было вести спокойные, светские разговоры, не теряя, однако, нити игры. Но это было и несложно, поскольку правила светского приличия требовали необременительных для ума бесед на легкие, доступные даже дамам темы. Ставки были небольшими, но игры – длительными, так что проигрыш мог достигать рублей двадцати пяти и даже пятидесяти.