В конце концов, Агамемнон созвал собрание вождей. Ему пришлось объяснить им, что они не могут одновременно бороться и с троянцами, и с моровой язвой, и поэтому они должны или каким-то образом умилостивить Аполлона, или отплывать домой. Тогда поднялся пророк Калхант и заявил, что знает, чем разгневан бог, но сообщить что-либо более подробно он опасается, если только его безопасность не гарантирует Ахилл. "Обещаю, – отозвался Ахилл, – даже ты обвинишь самого Агамемнона". Каждый из присутствующих превосходно понимал, что означает эта сцена; все знали, как верховный вождь обошелся со жрецом Аполлона. Когда Калхант объявил, что для того чтобы умилостивить Аполлона, нужно вернуть Хрисеиду отцу, все вожди поддержали его, и Агамемнон, хотя и очень разгневанный, был вынужден уступить. "Но если я теряю свою пленницу, присужденную мне как часть военной добычи, – ответил он Ахиллу, – я должен получить вместо нее другую".
Вскоре после того, как Хрисеида была отдана отцу, Агамемнон послал двух своих герольдов в шатер Ахилла, чтобы они забрали у него его военную добычу – девушку по имени Брисеида. Герольды отправились к Ахиллу очень неохотно и, придя, встали перед героем в молчании. Но Ахилл, догадываясь, в чем состоит их поручение, спокойно заметил им, что не они обижают его. Пусть забирают девушку, не опасаясь за себя, но только сперва пусть услышат, как он клянется перед богами и смертными, что Агамемнон дорого заплатит за свое злодеяние.
В эту ночь к Ахиллу пришла его мать, среброногая морская нимфа Фетида. Она была так же разгневана, как и ее сын. Фетида посоветовала ему больше не иметь с греками ничего общего, после чего отправилась на Олимп и попросила Зевса дать на поле боя победу троянцам. Зевс не спешил согласиться на ее просьбу. Война к этому моменту уже достигла своего апогея. Даже боги сами восстали друг против друга. Афродита, естественно, была на стороне Париса, а Гера и Афина – против него. Бог войны Арес всегда принимал сторону Афродиты. Посейдон, владыка морей, симпатизировал грекам, морскому народу, издревле великим мореходам. Аполлон заботился о Гекторе и ради него выступал за троянцев, как и его сестра Артемида. Зевс в целом симпатизировал троянцам, но ему хотелось оставаться нейтральным, поскольку, когда он противостоял Гере в открытую, та начинала вести себя по отношению к нему слишком агрессивно. Тем не менее сопротивляться мольбам Фетиды он не мог. В это время у него возникли некоторые трения с Герой, которая, как обычно, догадывалась, что у него на уме. В конце концов он был вынужден пригрозить ей, чтобы она прекратила устраивать ему сцены. Гере пришлось умолкнуть, но она не прекращала размышлять, как ей помочь грекам и обвести Зевса вокруг пальца.
План Зевса был очень прост. Зная, что без Ахилла греки уступают троянцам на поле брани, он послал Агамемнону ложный сон, в котором грекам была обещана победа, если они снова нападут на троянцев. Пока Ахилл оставался в своем шатре, между греками и троянцами разгорелась страшная битва, самая ужасная из всех, которые происходили до сих пор. С троянской стены за ее ходом наблюдали царь Приам и умудренные в делах войны старейшины. К ним пришла Елена, бывшая причиной всех этих мучений и смертей, но, когда старейшины хорошо рассмотрели ее, они не смогли высказать в ее сторону ни малейшего упрека.
– Мужчины должны драться за таких, как она, – шептали они друг другу. – Ее лицо схоже с лицами бессмертных.
Она осталась вместе с ними и стала называть им имена того или иного греческого героя. Но вдруг, к их изумлению, битва затихла. Войско греков и войско троянцев разошлись по обеим сторонам поля, а в свободном промежутке, образовавшемся между ними, как оказалось, лицом друг к другу стояли Менелай и Парис. Очевидно, было принято разумное решение определить исход битвы поединком двух самых заинтересованных в победе бойцов.
Парис первым поднял оружие, Менелай поймал его быстрое копье на свой щит, а затем метнул свое. Оно прорвало тунику Париса, но не ранило его самого. Тогда Менелай выхватил меч, единственное оставшееся у него оружие, но у него сломалась рукоять. Неустрашимый, хотя и безоружный, Менелай метнулся к Парису и, схватив того за гребень шлема, свалил с ног. Он дотащил бы его до греческого лагеря, если бы в схватку не вмешалась Афродита. Она разорвала застежку на шлеме Париса, так что тот остался в руках у Менелая. Париса же, участие которого в поединке ограничилось тем, что он метнул в Менелая копье, она закутала облаком и перенесла в Трою.
А разъяренный Менелай вихрем носился вдоль троянской шеренги, тщетно разыскивая своего противника. Среди троянских воинов не было ни одного, кто не оказывал бы Менелаю помощь, ибо все они относились к Парису с ненавистью. Однако он бесследно исчез, и ни один троянец не знал, каким образом и куда. Агамемнон тотчас же обратился с речью к троянцам и грекам, объявив Менелая победителем и потребовав, чтобы троянцы выдали Елену. Это было справедливое требование, и троянцы согласились бы на него, если бы в дело по совету Геры не вмешалась Афина. Для себя Гера уже давно решила, что война не должна завершиться иначе, как гибелью Трои. Афина, слетев с Олимпа на поле битвы, внушила воину по имени Пандар мысль нарушить перемирие и пустить стрелу в Менелая. Пандар так и сделал; он, правда, только слегка ранил Менелая, но греки, разъяренные его предательским поступком, тотчас же напали на троянцев, и битва разгорелась с новой силой. "Ужас насильственный, Страх и несытая бешенством Распря", эти неукротимые и кровожадные спутники бога войны Ареса, вызывали у воинов обеих сторон стремление проливать кровь, сеять вокруг себя смерть. Там и тут начали раздаваться торжествующие клики победителей и предсмертные хрипы их жертв. По земле заструились потоки крови.
После отказа Ахилла принимать участие в сражениях основную роль со стороны греков стали играть два их величайших вождя: Аякс и Диомед. В этот день они покрыли себя славой, и лицом в землю перед ними полегло немало троянцев. Великий воин Эней, самый смелый и самый могучий после Гектора, чуть было не пал от руки Диомеда. Происхождения он был никак не ниже царского, его матерью была сама Афродита. Когда Диомед ранил Энея в схватке, она тотчас же слетела на землю, чтобы спасти сына. Она обвила его своими нежными руками, но Диомед, зная, что богиня не отличается особой смелостью и вообще не из тех, кто, подобно Афине, умеет отлично сражаться, смело напал на Афродиту и ранил ее в руку. Вскрикнув, она тотчас же выпустила Энея и, стеная от боли, умчалась на Олимп, где Зевс, улыбнувшись при виде своей обычно смеющейся, а теперь плачущей дочери, посоветовал ей впредь держаться подальше от битв и вообще не забывать, что ее дело – любовь, а не война. Но хотя мать и оставила Энея на поле боя, он не погиб. Аполлон окутал его облаком и перенес в стены священного Пергама, святилища Трои, где Артемида быстро исцелила его раны.
Диомед снова вступил в битву и, продолжая вносить опустошения в ряды троянцев, столкнулся лицом к лицу с Гектором. И тут же, к своему отчаянию, он заметил также и Ареса. Кровожадный бог войны сражался на стороне троянцев. Увидев Ареса, Диомед содрогнулся и громким кличем призвал греков отступать, но обратившись лицом к троянцам. Все это очень рассердило Геру. Она направила своих коней на Олимп и спросила Зевса, может ли она прогнать Ареса, это наказание рода человеческого, с поля боя. Зевс, который любил Ареса не больше, чем Гера, хотя тот был его сыном, охотно дал ей свое согласие. Гера поспешила на землю и, встав рядом с Диомедом, внушила ему мысль, ничего не страшась, поразить этого ужасного бога. И тотчас же радость вошла в сердце героя. Он бросился на Ареса и метнул в него копье. Афина же направила его точно в цель, и оно вошло в тело Ареса. От боли бог войны вскрикнул, как могут вскрикнуть десять тысяч воинов, и при этом ужасном звуке трепет охватил оба войска: и троянцев и греков.
Арес же, который, в сущности, был изрядным хвастуном и совсем не мог выносить боли, которую он причинил бесчисленному множеству мужчин, помчался на Олимп к Зевсу, горько жалуясь на неистовство Афины. Но Зевс лишь мрачно посмотрел на него и заметил, что он так же невыносим, как и его мать, и приказал перестать хныкать. После того как Арес покинул поле боя, троянцы были вынуждены отступать. В этот критический момент один из братьев Гектора, знающий, как распознавать волю богов, уговорил Гектора, как можно скорее поспешить в город и передать царице Гекубе просьбу пожертвовать Афине наилучшие одежды из всех, которыми она только располагала, умоляя ее пощадить Трою. Гектор оценил мудрость совета и заторопился во дворец, где его мать выполнила все, о чем он просил. Она взяла расшитое золотом одеяние, сверкавшее, как звезды, и, положив его на колени богини, стала просить ее: "О, Афина! Пощади город и троянских жен и невинных младенцев!" Но Афина-Паллада не вняла ее молитве.
Возвращаясь на поле боя, Гектор решил еще раз, быть может последний, взглянуть на свою жену Андромаху, которую нежно любил, и их сына Астианакса. Он нашел Андромаху на городской стене, куда она в страхе пришла посмотреть на битву, узнав, что троянцы вынуждены отступать. Ее сопровождала одна из прислужниц, кормилица, державшая на руках Астианакса. Гектор улыбался, молча глядя на них. Андромаха же взяла его руку в свои и заплакала.