Так, все системы работают нормально. Из тридцати положенных по расписанию человек на борту восемь. Остальные отрезаны в раскаленных до красна или промерзших коридорах, в которых с каждой секундой все меньше воздуха.
Створки ангара раздвинулись, открывая черноту космоса. Прямо перед носом нашей шлюпки висел в воздухе на треть съеденный тенью голубой диск Дарны.
– Пошли, – кивнула Талана и сорвала шлюпку с места. Она вывела ее в пространство по широкой дуге.
На экране было видно, как от корабля отваливают десятки шлюпок, унося тех, кто спасся.
Я перевел дух. Дрожь поднималась откуда-то из глубины живота и растекалась по всему телу.
– Не расслабляйся, – прикрикнула Талана.
Цифры менялись перед глазами. И вдруг поползла змеей красная полоска. Она означала, что радоваться рано. Если сейчас рванет реактор «Бриза», то нас накроет волна…
А реактор начинал разваливаться. И мы не успевали отойти на достаточное расстояние.
– Держись, – крикнула Талана. Уф, резко она вдарила! Перегрузка такая, что, казалось, я размажусь в блин. В глазах меркнет. Веки весят тонну. Кожа сползает со лба и щек и уходит назад…
Пятно, означавшее наш линкор, мигало все чаще и угрожающе. Корабль доживал последние мгновения – торпеда угодила прямиком в кварковый реактор, который тут же пошел в разнос.
Ну же. Доли секунды до взрыва…
Когда реактор рванул, внутри моего шлема светилась зеленая полоска – мы на безопасном расстоянии.
Талана положила истребитель на прямой инерционный курс. Перегрузка отпустила.
– Вырвались, – произнесла Талана, снимая шлем…
– Отбой. Учебная тревога завершена, – послышался голос адмирала. – В пятнадцать-ноль командирам подразделений – в звездный зал на подведение итогов.
– Кстати, вырваться удалось немногим, – сказал я.
– Тем, кто привык выживать, – усмехнулась Талана.
– Штабные издеваются. С каждой тревогой условия становятся все жестче.
– Правильно. И ближе к боевым. Когда у тебя отмерзнет и отвалится стеклянный нос или запузырится кожа на обожженных ладонях, только тогда что-то дойдет, – Талана задала программу возвращения и размякла в кресле Чтобы пришвартоваться в обычных условиях, участия пилота не требуется.
Я тоже попытался расслабиться. По идее, я должен был ощущать удовлетворение от блестяще выполненной, пусть и учебной, задачи. Должен быть доволен собой. Но меня со всех сторон мягко обволакивала тревога, проникая куда-то в глубины и отзываясь страхом Мне было страшно. Шарх, как я умудрился взять под контроль узловой компьютер сервисконтроля?
Каким образом заставил его открыть дверь после того, как был получен приказ на отсечение сектора? Я не знал. И мне было жутко, как одинокому путнику, очутившемуся в полном угроз ночном лесу. Только боялся я самого себя.
Люди не могут напрямую помыкать компьютером Ходили слухи, что в лабораториях оборонных институтов удавалось доказать экспериментально психокинетические явления. Якобы там делали такие штуки – передвигали взглядом предметы, мыслью парализовывали компы, читали ладонями надписи. Но все эти слухи были хороши тем, что никто никогда так и не смог их ни подтвердить, ни опровергнуть – выбирай, что по душе.
Что же со мной? Или во мне?
– Кто ты? – спросил меня однажды начальник контрразведки полковник Торрел. А действительно, кто я такой – выпускник летной школы, единственный уцелевший на Галахваре?
– КТО ТЫ, СЕРГ? – отдалось во мне. *** Шлюпка мягко вошла в посадочный ангар, качнулась в силовых полях и устроилась на положенное ей место.
– Интересно, как наши пассажиры? – усмехнулся я. Несмотря на наши постоянные тренировки и участия в боевых вылетах, мы с Таланой чуть не отключились от такого дикого старта.