А. Ишимова на страницах "Звездочки" призывала маленьких читательниц из дворянского круга не стремиться к щегольству. "Есть дети, которые очень любят щеголять своими платьями и даже гордиться ими. Это доказывает самое смешное тщеславие: остерегайтесь его, чтобы не стали над вами смеяться. Мы говорим это особенно вам, маленькие читательницы наши, потому что, если сказать правду, ведь вы подвержены более этой слабости, нежели мальчики. Надобно выбирать материи на платья не по дорогой цене их и не по яркости их цвета, но более всего по той привлекательной простоте, которая всегда бывает согласнее с хорошим вкусом и приличнее для молоденьких девочек. Видали ли вы что-нибудь страннее малютки, разряженной в атлас и блонды, увешанной золотом и брильянтами? Не правда ли, что такая фигурка очень похожа на куклу? Какая разница с милою простотою, которая так идет к вашим детским чертам, к вашему простодушному виду!"
В качестве образцового Ишимова приводила наряд великой княжны Ольги Николаевны. Во время летнего гулянья в Петергофе юная девушка была в белом платье, мантилье из сиреневого гроденапля и белой шляпке. "Простой и прекрасный наряд" великой княжны привел петербургскую публику в полный восторг. Хороший вкус исключал модные блонды, тяжелые атласные материи и брильянты на юных девицах.
Следование девичьему дресс-коду – знак высокой аристократической культуры (белый цвет, легкие шелковые ткани, модный фасон). В русской провинции царили другие нравы: дворянских девочек одевали с пышностью взрослых дам и вовсе не по модным журналам. Ишимова описала наряд девицы на балу в доме у городничего ("Рассказы старушки", 1839). Девочка лет восьми была причесана как взрослая барышня: коса сзади, букли по щекам, а на лбу букет роз, приколотый к черному бархатцу золотыми булавками и гребенками с камнями. Из-за этого букета Глафиринька (все называли девочку Глафирой Павловной) не могла свободно двигаться. На девочке было шелковое, темно-зеленое платье, поверх которого накинут большой красный платок, который она, вслед за взрослыми, называла шалью. В таких же шалях явились на праздник дамы почтенного возраста. По мнению Ишимовой, наряд девочки свидетельствовал о тщеславии местных дворян. Объяснением его тяжеловесности может быть и тот факт, что провинциальное дворянство имело слабое представление о детской моде и модных тенденциях в целом. Поэтому детей там одевали как взрослых.
Осуждая модное тщеславие, Ишимова следовала общепринятому предубеждению: девочки больше интересуются модной одеждой, нежели мальчики. Однако юные дворяне не были к ней равнодушны. Знание модных тенденций и умение модно одеваться приближало их к заманчивому миру светских молодых людей, и каждому хотелось войти в этот мир как можно раньше. Литература стыдливо умалчивала о модных пристрастиях мальчиков или писала об этом с мягким юмором. Так, на обвинения в кокетстве сестра говорит брату: "А что ты скажешь, братец, о мальчиках, которые не спят от радости, если им сошьют бархатную блузу, которые десять раз на день тормошат няню, чтобы перевязывала им галстух, берут тайком у куклы гребенку и делают себе пробор, наконец, помадятся перед зеркалом". Но брат не согласен со словами сестры, стыдясь признаться в "девичьей слабости". Такое поведение – результат гендерного воспитания мальчиков, которых убеждали в том, что внимание к красивым нарядам, как и игра в куклы, недостойно их внимания.
Мальчик в восторге от игрушечного коня, девочка радуется новому платью (Дараган А. Елка. Подарок на Рождество. Азбука с примерами постепенного чтения. СПб.: тип. Вт. отд. Его Имп. Величества канцелярии, 1846)
Филантропы и просветители искали истоки порочных стремлений к роскоши в неразумном воспитании. По их мнению, родители, которые закладывают в душу дитяти тщеславное желание хвалиться своим нарядом, достойны осуждения. "Вы его одеваете, украшаете разными уборами и приводите к зеркалу, удивляясь ему и похваляя его в ту пору, как он глядится и жеманится. Сия неповинная, по вашему мнению, для дитяти забава не служит ли ему поводом к суетности и безмерному самолюбию? Дабы особливым образом воспитать дитя, или так, как требует свойство доброго воспитания, то не надобно повреждать детского вкуса прихотьми, излишне распещренными платьем и тому подобным". Немецкому моралисту Г. Геллерту вторит француженка госпожа Кампан: "К чему расхваливать наряд молодой девушки? Должно похвалить только опрятность ее". Спустя полвека ту же идею повторяет русский духовный пастырь. "Ничто так не засаривает женские головы, ничто так не охлаждает их сердца к исполнению их святых обязанностей, как страсть к нарядам; и ничто так не питает, не распаляет этой страсти как мода… женщина, пристрастная к щегольству и модам, – плохая жена, мать и хозяйка дома". Особенно опасно "утешаться нарядами детей", созданными в ущерб естественной красоте детского возраста. Наряжая ребенка, мать дает выход своей страсти к нарядам. "В маленькой девочке, приученной к модным нарядам, скоро возникают все семена женских страстей, все задатки дурной и пустой женщины. <…> Если год от году будет возрастать у нас число девочек, одеваемых по моде, – это значит, что увеличивается впереди запас записных щеголих и модниц, и вместе с тем увеличивается недостаток в добрых и умных матерях и в хороших хозяйках".