Внимание к моде в изданиях для девиц соседствовало с осуждением интереса к ней, тогда как интерес к рукоделию и швейным занятиям поощрялся. То, что в жизни было взаимосвязано – шили и вязали по модным образцам, – в литературе было разведено по разным ценностным полюсам: связанные девочкой чулки открывали ряд добродетелей, а купленные шляпки завершали перечень пороков. Антимодные риторические формулы черпались из сатирической и назидательной литературы XVIII века. Манера модно одеваться трактовалась в них как общественный порок, который ведет к разорению семейств, обеднению народа и обострению отношений между сословиями. Но если в сатирах объектом насмешки были в основном щеголи мужского пола, то десятилетиями спустя главной мишенью стали дамы и девицы. "Недавно во многих честных домах и самые взрослые девицы спрашивали и узнавали, как должно одеться по моде, а ныне и та из них малолетняя, которая не выучила еще французских складов, умеет уже есть ли не себя, то, по крайней мере, куклу нарядить с ног до головы в последнем вкусе. Недавно девицы носили платье, а ныне платьем щеголяют, недавно хвалили рукоделье, а нынче моду. Недавно девицы имели только два полезные выезда: церковь и дом родственников или друзей, а ныне ежедневно родители трясут их в каретах, знакомят со множеством домов, развозят по гостям, театрам, зрелищам, маскерадам, гуляньям; одним словом, употребляют все средства на то, чтобы скорее отучить их от кукол и заставить вместо всех выбрать одну живую, т. е. мужа".
Моралисты XVIII – середины XIX века, вдохновленные Руссо, были далеки от того, чтобы разбираться в феномене моды (между модой и роскошью ставился знак равенства). Готовность заплатить высокую цену за платье (500 рублей серебром!), которое сезон спустя уйдет за бесценок, трактовалось как проявление порочной тяги к роскоши. Госпожа Жанлис наставляла малолетних девиц: "Любить роскошь значит любить самые маловажные вещи, богатое платье, драгоценности, хороший экипаж и проч.: страсть сия есть таких людей, кои имеют много гордости, а мало ума". К "пустякам" дама-писательница относила "красоту телесную, алмазы, драгоценные вещи, наряды и проч. суть пустые вещи". Одно только перечисление этих "пустых" вещей тешило девичье сердце (антимодная риторика служила сразу нескольким целям).
Избалованная аристократка предпочитает игру с кошкой заботам о кукле (Записки петербургской куклы. СПб.: тип. И.И. Глазунова, 1872)
"Всякая роскошь – безнравственна, несправедлива, бесчеловечна", – повторяли моралисты, начиная со времен сатир Кантемира и завершая плакатами эпохи социализма. Терпимее всего к моде, как ни странно, относились авторы старинных трактатов. Объявив моду "неизбежным злом", они признавали за ней важное свойство: мода помогает женскому полу быть привлекательным для мужчин (важнейшая обязанность для будущей женщины). Поэтому аббат Фенелон, письма которого о воспитании девиц были весьма почитаемы в России, моду не осуждал, но советовал избегать чрезмерной роскоши. "Будь так одета, сказал бы я молодой девице, чтобы нельзя было порицать тебя за недостаток вкуса, за неопрятность, за нерадение, но чтобы любовь к блеску и роскоши не располагала твоим нарядом: тогда увидят, что ты украшаешься всего более рассудком и добродетелью, следуешь только обычаю и не раболепствуешь перед идолом мнения. Я старался бы изъяснять молодой девице, что роскошь равняет все состояния и поставляет человека, дурно воспитанного и обогащенного непозволительными средствами, свыше человека отличного достоинствами и воспитанием". В главе с выразительным названием "Суетное попечение о красоте и уборах" он давал совет: "Старайся показать девицам, сколь почтительнее честь, приобретаемая хорошим поведением и разумом, нежели которую от своих волос и одежды получают". Наставник внуков Людовика XIV советовал демонстрировать убожество модного наряда на примерах дам: "Осмеивай пред детьми пустые уборы, к коим некоторые женщины весьма пристращаются и которые нечувствительно приводят их к расходам весьма бесполезным". Разумеется, что осмеивать позволительно наряды молодых особ, поскольку дамы в возрасте были вне критики.
Наставления Фенелона русские баснописцы сопровождали примерами из русских нравов. В басне А. Измайлова "Арина, или Чиж и Павлин" девочка предпочла весело поющему чижу безгласного павлина, пышно украшенного перьями. Потом бедняжка горько сожалела о своем неразумном выборе:
Бедность платья не порок.
Помни, помни ввек, Арина,
Случай Чижа и Павлина;
Опыт твой и их урок.Знай, что можно украшаться
Не одеждой, но умом;
И не должно нам пленяться
Без достоинства лицом.
В альманахе Марии Даргомыжской "Подарок моей дочери", напечатанном в типографии Российской академии наук, любящая мать призывает свою дочь ценить не пышные наряды, а ум и образованность:
Вот видишь, в золотом уборе
И кукла очень хороша:
Но поищи же в разговоре,
Где ум у ней? – И где душа?И так прошу тебя стараться
Себя от кукол отличать;
Нарядом меньше заниматься,
А больше ум образовать.
Слева: Недовольное лицо портит вид девочки, одетой в модное нарядное платье. Справа: Пример небрежного отношения к кукле (Книга для девочек на русском и французском языках. Изд. Федора Наливкина. М.: тип. В. Готье, 1853. С. 24)
Громогласное осуждение пристрастия девочек к моде перемежалось практическими советами при подготовке девиц к выходу в свет. Решительное слово принадлежало отцу как знатоку светских приличий: "Поставь себе за непременное правило, что между особами разных полов дружба существовать не может", а "недоверие к мущинам есть лучшая защита девицы". В то же время приходится признать, что "пол ваш как будто создан на то, чтоб нам нравиться". В этой ситуации девице на выданье нет смысла отвергать моду, которую отец уподобляет "благоразумному Деспоту". Желая выгодно пристроить свою дочь, отец рассуждает прагматично: "Вольно мыслить всякому, что в старину одевались лучше, но одеться по старинному было бы смешно: в свете много предрассудков, свыше коих ставить себя никак не должно".
Наряжаясь так, как диктуют правила света, девочка должна избегать хвастовства. Только дурно воспитанная девица может заявить во всеуслышание: "Мое платье стоит сто франков! У меня три шляпы". По мнению издателей "записок", эти слова служат проявлением щегольства. Нарочитая демонстрация своего наряда лишает девочку естественности – главного украшения малолетней барышни. Куда счастливее ребенок, который носит простые и удобные для игры платья. "Поглядите, как моя Люлюза прыгает и скачет летом в кисейной блузе, зимой – в шерстяном платьице! Ей свободно, легко в них. Зато какая она здоровенькая, свеженькая! Драгоценных вещей у нее никаких" (браслет из зернышек, серьги из вишенок).