"В провинции накал борьбы не до такой степени захватывает вас; и хотя добиться здесь можно гораздо большего, сами потребности не столь безудержны. Здесь обращают внимание не только на триумф, но и на то, какой ценой он был одержан. В провинции можно быть коммерсантом, оставаясь человеком, и здесь обогащаются, не теряя память, и любят, и уважают здесь все же вопреки воле гроссбуха. Жулик-миллионер не пользуется в провинциальных кругах полной безнаказанностью, и порой слово "мошенник", произнесенное неизвестно кем, подхваченное ветром и разносимое шелестом тростника, три или четыре тысячи лет назад разоблачившим царя Мидаса, долетит до его ушей и заставит вздрогнуть среди нечистого богатства; тогда как, напротив, солидные качества - порядочность и честность, - любезные качества - ум или просто добродушие - имеют там свою цену и свое хождение, как банковские билеты или монета" (Ч. И,VII).
Но сельская жизнь далека от идиллии. Среди "этого изобилия земных благ" тоже есть нищета. И все же, "хотя в деревнях нищета еще глубже, еще сильнее, чем в больших центрах цивилизации (…) здесь она менее жестока и легче переносится" (Ч. Ill, I). Имея клочок земли, крестьянин может хоть как-то прокормиться. В лесу он собирает хворост, - значит, имеет возможность поддерживать в доме тепло. Кроме того, он не знаком с перенаселением бедных кварталов города: "… у него есть солнце, лучи которого люди еще не догадались поделить" (Там же).
Впрочем, нищета остается нищетой. Стоит человеку заболеть, стоит случиться недороду, и она хватает за горло. И никакая благотворительность не может помочь, ведь в деревне "богач находится в непосредственном контакте с несчастными, чья назойливость его утомляет и чей вид оскорбляет его деликатность" (Там же). Благотворительность становится столь же беспомощной, как и в городе.
Подобные рассуждения вложены в уста благородного графа Анри, которого трогает чужое горе. Причем, как ни странно, его слова, произносимые во время посещения деревенских бедняков вместе с любимой девушкой, не кажутся неуместными вкраплениями публицистической риторики. Они спокойно вплетаются в ткань романа, показывая, что взгляды молодых людей на жизнь весьма сходны, и завершаются тем, что больная старуха-крестьянка объявляет влюбленным, которые не успели еще сами себе признаться в своих чувствах, что они - прекрасная пара.
Вот такие интересные зарисовки деревенской жизни мы находим в романе "Парижане и провинциалы".
Что касается исторических и так называемых приключенческих романов Дюма, то, естественно, они больше тяготеют к городу, и если в романе содержится описание замка в провинции или сельского пейзажа, то обычно эти описания не предоставляют достаточно информации для того, чтобы судить о сельской жизни. Замок Меридор в "Графине де Монсоро" стоит среди парка, окруженного лесами Анжера. По описаниям мы знаем лишь привычный маршрут, приводивший Бюсси через леса в парк Дианы. Описания природы конкретны, окружающие виды легко себе представить, но автор не заостряет на них внимания: для действия они не важны.
Полуразрушенный замок барона Таверне в "Жозефе Бальзамо" также в большой мере является декорацией для действия. А вот в романе "Сильвандир" мы находим более интересное описание. И оно тем более любопытно, что изображает скромно живущего во времена Людовика XIV знатного барона, который не устремился вместе со всеми поближе к Версалю и, "пребывая вдали от солнца и, тем самым, от света… прозябал в безвестности и забвении" ("Сильвандир", I).
Вот краткий отчет о его экономическом положении.
"Барон Аженор Паламед д’Ангилем (…) жил в замке, расположенном на равнине, владел шестьюдесятью овцами и шестью коровами, продавал на двести ливров в год шерсти и выращивал за тот же промежуток времени на триста ливров конопли, выручая всего пятьсот ливров, каковые он великодушно отдавал баронессе д’Ангилем - на ее наряды и на воспитание их сына.
У баронессы Корнелии Атенаис д’Ангилем было только шесть платьев, хоть и не слишком элегантных, но зато необычайно красивых: одно платье она сшила к свадьбе, другое - по случаю рождения сына (…) Остальные четыре платья баронессы были сшиты не в столь отдаленные времена и больше отвечали современной моде; однако и они, можно сказать, видали виды" ("Сильвандир", I).
Наследственные владения д’Ангилемов, которые должны были перейти к сыну барона Роже, состояли из "Ангилема, Пентад и Герит, иными словами, шестидесяти арпанов пашни, двадцати арпанов лесных угодий и огорода, где росла капуста" (Там же).
Воспитание юного наследника поначалу сводилось к физическим упражнениям: верховая езда, охота, фехтование. Кроме того, священник из соседнего села обучил его основам грамматики. Затем юноше был выписан наставник - аббат Дюбюкуа.
Как видим, состояние барона было весьма скромным. Дюма уточняет:
"Барон получал от своих арендаторов, которым он отдавал внаем земли, тысячу двести ливров в год; а посему, так как в провинции доходы каждого известны всем остальным, ему следовало либо безропотно смириться с репутацией дворянина средней руки, либо лгать.
И барон лгал без зазрения совести: он утверждал, будто получает сто луидоров в год из военной казны да еще сто других из личной казны короля. Впрочем, мы не отважимся уверять, что он утверждал это самолично, просто он не мешал говорить другим и никого не разубеждал. Надо сказать, (…) никто не обманывался насчет этих двухсот луидоров дополнительного дохода, и потому шевалье Роже Танкред не считался в провинции завидной партией" (I).
Барон мечтал было направить сына по финансовой части, но получить такую должность мелкопоместному дворянину, не имеющему особых заслуг перед г-жой де Ментенон, отцом Лашезом или герцогом де Мэном, представлялось невозможным, а потому жизнь спокойно текла дальше, отец мечтал о карьере сына, сын охотился, соседи, как в любой деревне XIX века, прекрасно знали обо всех проблемах семьи, и все шло своим чередом, пока, как вы догадываетесь, юный Роже не влюбился…
Оставим Роже д’Ангилема наедине с его сердечными заботами и взглянем еще на одно имение, чуть более раннего времени и более богатое. Это усадьба г-на дю Валлона де Брасье де Пьерфона, то есть нашего старого друга Портоса. Заехать к нему тем более приятно, что "поместье Брасье находилось в нескольких милях от Виллер-Котре" ("Двадцать лет спустя". Ч. I, XII). Впрочем, д’Артаньяну, вместе с которым мы отправляемся в это путешествие, не удалось застать Портоса в Брасье, и мы последуем за ним в сопредельный Пьерфон: для этого "следовало ехать по дороге, ведущей из Виллер-Котре в Компьень, и, миновав лес, свернуть направо".
Имение Портоса, простите, г-на де Пьерфона находилось в живописной долине, "в глубине которой дремало небольшое прелестное озеро, окруженное разбросанными там и сям домами с соломенными и черепичными крышами; казалось, они почтительно признавали своим сюзереном стоявший тут же красивый замок, построенный в начале царствования Генриха IV и украшенный флюгерами с гербом владельца" (XII).
Подъезд к замку представлял собой "аллею, обсаженную прекрасными тополями и упиравшуюся в железную решетку с позолоченными остриями и перекладинами".
Золоченой оказалась не только решетка. В самом замке "все сверху донизу сияло позолотой: золоченые карнизы, золоченая резьба, золоченая мебель" (Ч. I, XIII). Еще бы! Портос был вдовцом и имел сорок тысяч дохода. Он мог устроить жизнь по своему вкусу, а потому в его имении имелись стада тучных овец, охотничьи угодья, обилие рыбы в прудах и небольшой виноградник, обеспечивавший стол хозяина вином. От такого изобилия у всех, кто жил во владениях Портоса, были счастливый вид и "лица в аршин шириной".
Итак, мы имеем наконец картину счастья и изобилия, пример богатого сеньора, который живет со вкусом и не мешает жить другим. Думается, что щедрый Портос счел бы личным оскорблением, если бы в его владениях поселилась нищета. Ему хватало денег на всех. Но кое-чего не доставало и ему. Окрестные мелкопоместные дворяне, жившие, скорее всего, куда более скромно, тем не менее обладали титулами, которыми явно кичились. Поскольку в деревне известно все и обо всех, они быстро разузнали, что супруга Портоса, вдова стряпчего, - "сомнительная дворянка", и сочли это "отвратительным". Из-за этого словечка "отвратительно" Портос даже дрался на дуэли, что заставило окрестных графов и виконтов замолчать, но не убавило их презрения.
Барон д’Ангилем страдал от отсутствия денег, Портосу не доставало для полного счастья баронского титула. Так уж водится: в жизни всегда чего-то не хватает!
И причины этой неудовлетворенности человека его положением кроются зачастую не во внешних обстоятельствах, экономических или политических, а в том, кто эти обстоятельства создает, - в самом человеке. Обратимся же наконец к тому, как Дюма изображал людей: современников, исторических лиц, представителей всех рангов и сословий.