Заслуги А. Ф. Шенина в области отечественного гееведения велики и по несправедливости вполне забыты. Им создана грандиозная поэма "Похождение пажа", расходившаяся в списках по всей России, но печати преданная в сугубо ограниченном количестве экземпляров в сборнике "Eros russe. Русский эрот не для дам", выпущенном в 1880 году в Женеве. Библиофилы насчитывают 4 переиздания этого сборника, тиражом, однако, по 100 экземпляров каждое. Именно здесь русский читатель нашел в полном виде творения "Графа Диарбекира" и "Жреца мужика" (он же "Инвалид Николай Иванов") - под сими псевдонимами были напечатаны юнкерские поэмы Лермонтова. Кое-какие мелочи Петра Каратыгина и Ишки Мятлева, фольклор. Центральное место, бесспорно, заняли сочинения Шенина, скрытого под буквами "А. Ш." Творец не дожил до опубликования своего шедевра. Он скончался в 1855 году, в нищете и забвении, высланный из Петербурга в 1846 году, именно за неумеренность в отношении к сильному полу. До этого благополучно занимался со своими кадетами, прослужив в корпусе двадцать четыре года.
Не только в отношении технических подробностей вполне можно доверять автору "Похождения пажа" с его незаурядным опытом. Всего ценнее примечания, коими снабдил поэт свое творение. Помянул он многих. Даже великий князь Михаил Павлович, брат Государя, назван им "педерастом, но очень осторожным".
О камер-юнкере Александре Львовиче Потапове указал, что тот на время был выслан во Псков, "за то, что одетый дамою, интриговал государя в маскараде, и государь ему руку поцеловал". Это писалось, когда Потапову было не более двадцати пяти лет, был он хорошеньким брюнетом с ручками и ножками "совершенно женскими", любил пользоваться женскими ночными горшками с собственным гербом, носил дорогие турецкие шали и напевал: "Не шей ты мне, матушка, красный сарафан".
Известно, что дама-камер-юнкер родился в 1818 году, стало быть, время написания Шениным поэмы - около 1843 года. Скорей всего, то, что поэма вместе с примечаниями, получила широкое распространение, стало основной причиной "неудовольствия начальства", повлекшего ссылку Шенина. Пользование дамским бельем и горшочками не помешало Александру Львовичу дождаться генерал-адъютантства и дожить до семидесяти лет. Кстати, император Николай Павлович добродушно пошутил как-то, увидев, как флигель-адъютант граф Петр Киприанович Крейц прогуливается в санях под ручку с Потаповым: "Voila Kreuz et sa femme" ("Вот Крейц со своей женой")
"Педерастия, - пишет Шенин, - никогда не прекращалась в высших учебных заведениях. Кадеты пели на голос марша песню, начинавшуюся следующими словами:
В пизду ети не годится,
Лучше в жопу завсегда.
От пизды бубон родится,
А от жопы никогда.
Бум, бум, и т. д."
Конечно, не Лермонтов, но характерно. "Русский эрот не для дам" недавно переиздан многотысячным тиражом, так что вполне доступен читателям. Однако, еще несколько слов о "Похождении пажа". Герой поэмы, выходящий в лейб-гусары из Пажеского корпуса, объявляет свету, что "корпусные все пажи в столице севера известны, как бугры или бардаши". Сюжет незатейлив, но снабжен множеством зажигательных подробностей, необходимых для такого рода литературы. Цитировать их не совсем прилично. Ну, разве что:
За мною первый волочиться
Стал черноокий, стройный паж.
Он не замедлил объясниться:
"Когда же ты, mon cher, мне дашь?" -
Спросил он прямо, обнял смело
И целовал так горячо;
В моих ушах тут зазвенело,
Краснело от стыда лицо…
Вскоре герой входит во вкус, пользуется успехом, как в корпусе, так и в городе, под прозванием "Натальи Павловны". Являясь в маскарады "в ажурных шелковых чулках", "в черном домино и маске и в платье модного гро-грем", паж-барышня обольщал поклонников:
Звал в ресторан Леграна их;
И в троешных санях гурьбою
Участники моих проказ
Летели все туда со мною,
Любовным жаром разгорясь;
А там мне юбки подымали,
И жопу пышную открыв,
Сперва ее все целовали,
Потом ебли наперерыв.
Кстати, ресторан Леграна (в 40-е годы он уж стал называться "Дюссо") находился как раз на углу Большой Морской и Кирпичного переулка, через дорогу от дома Косиковского. Поэма может служить наглядным пособием различных способов и приемов, включая и то, что именуется "легкий с/м": в корпусе юношей пороли розгами, и герой поэмы Шенина ухитрился получать от этого значительное удовольствие.
"Похождение пажа", на первый взгляд, может показаться сочинением, направленным исключительно на простейшее самовозбуждение. Но это своеобразная апология гомосексуальных отношений, привлекающая исторические и мифологические прецеденты (Ганимед, Алкивиад), воспевающая блаженную Персию, где "красою отроки цветут, стихами Хафеза воспеты":
Завет священного Корана
Пророка мудрый волю чтит,
Живет без лжи и без обмана,
Зла никому он не творит.
Всегда держа себя достойно,
В дому своем сидит спокойно
И часто тайные красы
Прелестных отроков ласкает,
В отрадном кайфе пребывает:
И жизни пролетят часы.
И Азраил счастливца вводит
В Аллахов радостный Эдем,
Чтобы встречать его, выходит
Там гурий-юношей гарем;
Их лики, как луна, сияют,
Шальвары радугой блестят,
И тут счастливца увлекают
Они с собой в небесный сад…
Разумеется, поэма Шенина - в значительной степени мечта, фантазия. О Пажеском корпусе придется еще вспомнить, но вот, кстати, разительный пример. В пажах провел свою юность малоизвестный ныне литератор Александр Васильевич Дружинин. И что же? - "натурал"! Столь очевидный, махровый, можно сказать, что название направления в русской литературе, к которому он был причастен, - "натуральная школа" - как нельзя более полно соответствует его убеждениям. Весьма поучительны его дневники, вышедшие в свет лишь в 1980-е годы и оживившие интерес к личности автора давно забытой повести "Полинька Сакс". Прожил он всего сорок лет, умер от чахотки (то есть, туберкулеза - болезни, как-то сопутствующей особенному приапизму). Из пажей был выпущен в гвардейский Финляндский полк, где сильно подружился с Павлом Андреевичем Федотовым, по отзыву Дружинина, "человеком аскетическим".
Личность этого самобытного художника, несомненно, притягивает. Барышни какие-то мелькают, но заведомо без всяких последствий. Казалось бы, почему и нет: с денщиком, конюхом, барабанщиком… Но ведь природных наклонностей не одолеть, а при отсутствии желанного предмета или невозможности с ним соединиться, нас всегда может выручить незатейливый, но надежный способ. С Федотовым, судя по всему, было именно так.
Как-то Дружинин скучал в своей деревне в Гдовском уезде, без привычных ему городских утех, и вспомнил афоризм их с Федотовым однополчанина Дрентельна, находившего много общего между запойным пьянством и онанированием втихомолку. "С этой стороны, - заметил беллетрист, - я пьяница и должен стараться если не о искоренении порока, то, по крайней мере, о введении его в должные границы"…
Рано уйдя в отставку, Дружинин посвятил себя словесности. Сотрудничал с журналом "Современник", что давало скромные, но достаточные средства, чтобы иметь роскошную квартиру близ Владимирской церкви. По собственному признанию, "любя женщин ужасно", был неутомим с разными Лизеттами, Бертами, Сонями, именовавшимися им "доннами". Как человек приличный и на виду, для такого рода забав снимал специальную квартирку в уединенном местечке, близ Смоленского кладбища, в доме пожилого своего приятеля, Алексея Дмитриевича Михайлова, которого он именовал "Сатиром". Дмитрий Владимирович Григорович, товарищ Дружинина, вспоминал, что никаких особенных оргий на Васильевском не происходило. Гости и "донны" просто водили хороводы вокруг установленной посреди комнаты гипсовой Венеры.
Дружинин был человеком общественным, что в середине прошлого века подразумевало бесчисленные визиты, балы, лотереи и, разумеется, обеды: у Дюссо, Бореля, Кюба. Таким образом, пятачок, на котором эти ресторации помещались - Морские, между Невским и Кирпичным переулком - был отлично ему знаком. Ресторан А. Бореля, любимый авторами "Современника" и "Отечественных записок", находился в доме Руадзе (Большая Морская, 16), построенном в начале 1850-х годов (арх. Р. А. Желязевич). Дом был записан на жену Руадзе, служившего сначала смотрителем при слонах в зверинце, а потом театральным кассиром. Государь Николай Павлович поинтересовался, откуда у скромного служащего такие деньги, чтоб отгрохать громадный четырехэтажный дом. Призвана была красавица-жена Руадзе, ответившая на прямой вопрос, потупив очи, что деньги - "приобретенные собственными средствами"…
Соседний, известный нам косиковский дом в 1858 году перешел во владение Елисеевых. Эта торговая фирма, специализировавшаяся на продаже вин, фруктов и бакалеи, основана ярославским крестьянином Петром Елисеевичем Елисеевым, в 1813 году открывшим лавочку "колониальных товаров" в котоминском доме на Невском, 18. Сыновья его, Григорий и Степан Петровичи, владели уже многомиллионным состоянием, собственными кораблями и винными оптовыми складами в Хересе, Бордо и Мадере. Елисеевы значительно расширили и перестроили косиковский дом, с соседними флигелями по Морской и Мойке занявший целый квартал. Ряд помещений у Елисеевых сдавался в аренду под общественные нужды. В главном корпусе, со стороны Невского, устраивались музыкальные вечера и балы так называемого Благородного собрания. На Морской находился известный в истории отечественного либерализма "Шахматный клуб", основанный в 1853 году.