Если хотите курить, курите, — предложила она. — Я сейчас принесу пепельницу…
— Нет-нет, мне пора. Спасибо за кофе. Так вы исполните мою просьбу?
— Хорошо, но гарантировать ничего не могу. Вы, надеюсь, сказали ему об этом? Все, что увижу, — расскажу, а уж дальше пусть он действует сам.
Передреев достал из нагрудного кармана пиджака конверт — плотный и коричневый, какие продаются на почте и в каких отправляют толстые заказные письма, — и протянул Наталии:
— Вот. Это аванс. Здесь две тысячи долларов. Остальное получите от Левы. — Он, проговорившись, сразу же стушевался и мотнул головой. По-видимому, он теперь не знал, как себя вести: то ли попросить у нее, чтобы она забыла только что оброненное им имя, то ли сделать вид, что ничего вообще не произошло, в надежде, что она не обратила на это внимания.
— Я все поняла, — проговорила она, глядя мимо него и тем самым вводя его в очередное заблуждение, чтобы он так и не понял, услышала она имя заказчика или нет. — До свидания. Передайте ему, чтобы он звонил мне в любое время. И еще: он носит совершенно немыслимую маску, от которой меня пробирает мороз по коже. Скажите, что я умею держать язык за зубами и что он спокойно может обойтись без маскарада.
По удивленному выражению лица Передреева Наталия поняла, что ни о какой маске он ничего не знал.
Они тепло попрощались, Передреев ушел, а спустя несколько минут к ней пришел Логинов.
— Послушай, кто это был у тебя только что? Передреев? Что ему от тебя надо?
— Никакого Передреева здесь не было. — Наталия говорила это относительно спокойно, поскольку чашки после кофе она успела сполоснуть и убрать в буфет. — Возможно, он и был в моем подъезде, но только не у меня.
— Ты как всегда врешь, Наташа. Ты постепенно превращаешься в хроническую врушу, это у тебя уже в крови. Хотя тебе хорошо известно, что я все равно все узнаю, — убежденным тоном произнес Игорь. — А теперь поскорее накорми меня, иначе я съем тебя. — Он схватил ее за руку, притянул к себе и принялся покусывать ее щеки, шею, руки, губы…
В такие минуты она уже не принадлежала себе. Ей безумно хотелось, чтобы он почаще вот так приходил к ней, чтобы обнимал и крепко сжимал в своих объятиях, как изголодавшееся по любви большое и нежное животное. Конечно же он заехал к ней не только пообедать. Он не мог простить ей черного юмора, связанного с квартирой Шаталова», и теперь решил добиться своего всеми правдами и не правдами.
— Подожди, ты порвешь мои шифоновые брюки… — Она высвободилась и разделась сама. Дальше все произошло быстро и импульсивно: он подхватил ее на руки и отнес в спальню.
— Как прокурор, я просто обязан это сделать, понимаешь? — говорил он, обрушиваясь на нее всей своей тяжестью и грозя раздавить ее хрупкое тело или в порыве страсти сорвать скальп.
— Хорошо, что ты не палач, — отбивалась она от него, превращая любовный поединок в щенячью возню с визгом и рычанием.
…Они угомонились часа через полтора. Наталия, завернувшись в простыню, пошла на кухню разогревать суп и котлеты — прозаическую еду для утомленного работника прокуратуры.
— Милый, тебе накрошить укропу с петрушкой? — ангельским голоском спросила она его, возникнув в дверях с тарелкой, полной густого ароматного супа. Она знала, что делала, обезоруживая его подручными средствами, чтобы расслабить окончательно и выудить из него все-, что только возможно на сегодняшний день.
Игорь, потянув носом, понял, что с этой женщиной у него все более чем серьезно, и вновь подумал о женитьбе.