Они обещали поднять связи и выйти на руководство канала; кто-то имел выход на кризисный центр, в котором якобы работал психотерапевт; другие помнили его выступления на одной радиостанции и обещали найти его там. Короче, Налееву была объявлена война. Окажись он в ту самую минуту в салоне, ему бы не поздоровилось.
— Ну а ты что нервничаешь? — заканчивая последний натюрморт на ногте мизинца, тихо спросила Алка. — Ты что, всерьез ему поверила? Плюнь!
— Дело не только в этом, — я с удовольствием рассматривала изумительную миниатюру, — все обстоит гораздо хуже.
И я рассказала Алке о пари и назначенном свидании.
— Да, мать моя, это ты погорячилась. — Она с сомнением оглядела меня.
— Вот я и пришла со всем своим золотым запасом, чтобы ваши кудесники сделали из меня Клаудиу Шиффер.
— Боюсь, что это не поможет, — подумав, изрекла маникюрша.
— Ну и что теперь, позориться перед всей Москвой?! — взорвалась я.
— А может, ты позвонишь ему, скажешь, что улетаешь в командировку, и прекратишь это пари?
— Ну нет! — Злость вновь вспыхнула во мне. — Он говорил со мной таким обидным тоном, словно я пустоголовая баба, а не женщина, зарабатывающая на жизнь не чем-нибудь, а мозгами.
Мы помолчали.
— Слушай, — меня осенило, — а может, ты пойдешь вместо меня?
— Я?! — ужаснулась Алка. — Ты что?
— А что? Голоса у нас похожи, с головой у тебя в порядке, фигура как у гимнастки, кожа чудесная, волосы хотя и нарощенные, но роскошные. Я уже не говорю о ногтях. И вообще ты моложе меня на восемь лет!
— А если он меня попросит что-нибудь перевести?
— А ты скажи, что пришла не на профессиональный тест, а на свидание. Скажи, мол, дело принципа!
Я знала, Алка любила риск. Конечно, салон, картины на вернисаже, которые она продавала через друзей, приятели, вечеринки — все у нее было. Но такого приключения, я уверена, никогда!
Из салона я позвонила администратору, узнала, что Налеев назначил мне свидание в шикарном ресторане «Пушкин» в воскресенье, в семь вечера.
В воскресенье меня вызвали на работу, так что я даже не успела сказать пару напутственных слов Алке, и все переговоры с швейцарскими «сырниками» (мы так называем производителей сыра) я просидела как на иголках. Потом был скучный ужин в ресторане с обязательными тостами за партнерство и дружбу между народами. Время от времени я набирала номер мобильного телефона Алки, но он был отключен.
В двенадцать ночи она позвонила мне сама.
— Слушай, ну ты мне и подкинула пузана, — томно протянула она, — такой круглый, толстый, рыжий, усатый доктор. Кажется, что я когда-то его видела, но вот когда...
— Алка, ты что, много выпила, что ли? Рассказывай все по порядку!
— Он пришел вовремя, с букетом алых роз.
— Так.
— Я, как и положено, пришла на десять минут позже.
— В чем ты была?
— В своем алом брючном костюме.
— Отлично, ты в нем выглядишь на все двадцать лет.
— Мы сели, заказали еду, поговорили о Пушкине. Я ему поведала о Гау, который написал знаменитый портрет Наталии Николаевны.
— А он?
— Он мне рассказал о каком-то ученом.
— Долго я буду из тебя слова клещами вытягивать?
— Если бы я знала, что тебе это так важно, я бы диктофон в сумку спрятала! — разозлилась Алка.
— О чем вы еще говорили?
— О философии, о живописи, о погоде, о моде... Мы танцевали, пили вино, я же должна была его обольстить.
— Не обольстить, а обаять, — хмуро поправила я.
— Именно поэтому я немного флиртовала, но авансов не делала.
— И чем все кончилось?
— Он предложил подвезти меня на машине домой, я отказалась, попросила его взять мне такси, шоферу адрес я назвала, когда мы уже отъехали от ресторана. Все как договаривались.
— В какой кондиции ты его оставила? — Трубка телефона задрожала у меня в руке.
— Как тебе сказать... — Алка нарочно тянула с ответом. — Мне кажется, что он сел на крючок.
— Ура! — заорала я.