Ты что, не уловила даже намека на ревность?
— Разве что намека. Но с твоей стороны было не очень-то этично прийти ко мне в магазин за подарком для своей возлюбленной, да еще купить предмет дамского туалета!
— Возлюбленной, — со смехом повторил он это старомодное слово. — Приходи ко мне, когда захочешь, и я покажу тебе комбидрес с чулками, — сказал он, приникнув губами к ее шее. — Они так и лежат, завернутые в розовую бумагу, хотя я разворачивал их несколько раз, чтобы полюбоваться.
— Что за извращенность!
— Гм. Я воображал твои груди в этих кружевных чашах. И твои соски, натягивающие кружево.
Тэд снова поцеловал ее, и рука его, гладившая ее талию, передвинулась на живот. Затем скользнула к треугольнику рыжеватых волос. Элизабет вспыхнула, когда взгляд его вслед за рукой устремился вниз. Он взял пальцами светлые завитки.
— Какие красивые! Мягкие и сексуальные. И это было только начало.
— Ты… что ты, хм, имел в виду… когда вешал здесь гамак?
— А ты можешь найти ему лучшее применение?
— Нет, — вздохнула она. Получасом раньше он попросил:
— Проводи меня домой.
Элизабет сочла эту идею безумной, но согласилась, так ей хотелось продлить эту ночь. Она накинула на себя разорванную ночную сорочку, которую подал ей Тэд, подняв с пола. Сам он натянул брюки и… ничего больше, все остальное понес в руках. Они прокрались вниз, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить детей, и вышли через заднюю дверь. Оба только сейчас обнаружили, как громко скрипят петли, когда дверь открывается.
Смеясь, чувствуя себя восхитительно молодыми, они на цыпочках пробежали по холодной влажной траве к его дому, несколько раз останавливаясь, чтобы поцеловаться. Он предложил опробовать гамак, который так кстати повесил между деревьями. Но Элизабет усомнилась в том, что гамак привязан достаточно крепко и не сорвется. И тогда Тэд, смеясь, крепко обнял ее, сказав, что она чудная, прелестная спорщица.
А сейчас они лежали в гамаке. И ничуть не замерзли, несмотря на ночную прохладу. Даже Элизабет, у которой подол ее длинной ночной сорочки был задран до талии. Потому что Тэд был на ней и… в ней.
Ее согнутые в коленях ноги очень удобно устроились на краях гамака. Они отдыхали там, когда Элизабет переставала покачивать гамак, касаясь земли кончиками пальцев. Покачивание гамака было мерным и ленивым, но усиливало их ощущения тысячекратно.
— Я не думала, что ты можешь… Я имею в виду, что… Как ты можешь оставаться…
— Твердым? — спросил он. — Как может он так долго оставаться твердым?
— Да. — Она застонала, когда он сжал ее сильнее. — Это какое-то чудо!
— Никакого чуда. — Он поднял брови и лукаво усмехнулся.
Она тоже рассмеялась. При этом тело ее слегка задрожало, заставив Тэда вздрогнуть от удовольствия.
— Сколько мы здесь? Минут десять?
— Да, но это неважно, — проговорил он, целуя ее. — Он твердый уже почти две недели.
— Что?
— С того самого момента, когда я обнял тебя за талию, снимая с дерева. У меня поехало не только в голове.
— Я тоже была на пределе. Хотя ты относился ко мне с уважением, как и подобает соседу относиться к вдове. Ничего общего с тем разъяренным мужчиной, который чуть не изнасиловал меня сегодня.
— Допускаю, я был разъярен. Но неужели я причинил тебе боль?
— Нет, — ответила Элизабет, тронутая его заботой. — Никакой боли. Просто я не думала, что ты можешь быть таким агрессивным.
— Лишь когда меня здорово спровоцируют и когда я слегка пьян.
— Кто же тебя так здорово спровоцировал и почему ты был слегка пьян?
— Потому что сама мысль, что ты делаешь это с Кэйвано, для меня невыносима. С кем бы то ни было, кроме меня.
Его откровенность была обезоруживающей. И Элизабет спросила:
— Ты всегда так искренен?
— Просто до безобразия.
— Я рада, что ты не обманщик.