Кимберли с мамой эмигрировали из Гонконга в Америку и очутились вовсе не в экономическом раю, как ожидали, а в самом сердце Бруклина, в нью-йоркских трущобах. И теперь вся надежда только на Кимберли, поскольку мама совсем не знает английского. И вскоре у Кимберли начинается двойная жизнь. Днем она примерная американская школьница, а вечером - китайская рабыня, вкалывающая на маленькой фабрике с потогонной системой, и ее заработка едва хватает на еду и аренду убогой квартирки. Скрывая от всех и свою нищету, и то, что она тащит на себе семью, и свою любовь к юноше с фабрики, Кимберли день за днем учит язык, переводя свою жизнь с китайского на английский, возводя мост между двумя мирами, между прошлым и будущим. У Кимберли нет денег на новую одежду, на косметику и на прочие девичьи радости, но у нее есть способности и невероятная целеустремленность. Она не понимает многого в Америке, она растеряна, напугана, но она верит в себя и не собирается отступать.
Содержание:
Пролог 1
Глава первая 1
Глава вторая 4
Глава третья 8
Глава четвертая 11
Глава пятая 14
Глава шестая 17
Глава седьмая 21
Глава восьмая 25
Глава девятая 29
Глава десятая 32
Глава одиннадцатая 35
Глава двенадцатая 38
Глава тринадцатая 41
Двенадцать лет спустя - Глава четырнадцатая 44
Примечания 46
Джин Квок Девушка в переводе
Пролог
У меня есть особый талант - не актерский, не музыкальный, не к танцам или еще к чему-то столь же изящному. Я всегда умела учиться. Могла выучить все что угодно - быстро и без особых усилий. Как будто школа была специальным механизмом, а я - идеально подходящей шестеренкой. Впрочем, не могу сказать, что учение всегда давалось мне легко. Когда мы с Ма переехали в США, я знала всего несколько слов по-английски, и пришлось немало побороться, чтобы заговорить.
Китайская пословица гласит: нашей жизнью управляют ветры судьбы, вынуждая следовать в определенном направлении. Люди с сильной волей могут противостоять буре и выбирать собственную дорогу, в то время как слабые вынуждены идти туда, куда их гонит ветер. Так вот моей судьбой управлял не ветер, ею управляли собственные решения. Всю жизнь мне хотелось иметь то, чего у меня не было. И в тот момент, когда мечта, казалось, превращалась в реальность, возникало новое решение, радикально менявшее жизненную траекторию.
Отсюда, с улицы, сквозь витрину магазина для новобрачных, мне видна маленькая девочка, тихонько сидящая у ног манекена, - глаза зажмурены, тяжелые складки ткани почти скрывают ее, и я думаю: "Нет, не такой жизни я хотела бы для своего ребенка". Сегодня я знаю, что будет дальше. Уже сейчас она проводит в магазине все время после школы, помогает по мелочам - перебирает бусины; потом научится шить, вручную и на машинке, и тогда ей доверят вышивку и окончательную отделку, и в итоге все дни напролет она станет просиживать, скрючившись над бесконечными ярдами ткани. Не будет у нее ни вечеринок у подружек, ни уроков плавания, ни лета на пляже, вообще ничего, кроме неумолимого стука швейной иглы.
Но тут мы обе поднимаем глаза, потому что входит ее отец, и все, казалось бы забытое, вновь просыпается во мне, и сердце раненым зверьком мечется в груди.
Интересно, я тоже была такой хорошенькой? У нас практически не сохранилось моих детских фотографий, мы не могли позволить себе фотоаппарат. Первый американский снимок - школьное фото того года, когда я приехала в Америку. Мне было одиннадцать. Потом в жизни наступил момент, когда хотелось забыть о прошлом, и я разорвала фотографию на мелкие кусочки. Но почему-то не выбросила их, а сунула в конверт.
Недавно мне попался этот конверт. Я стерла с него пыль, раскрыла, потрогала неровные края обрывков. Это - мочка уха, а вот это - часть подбородка. Тогда, помню, мама меня подстригла, пряди слишком короткие и разной длины, челка закрывает правую половину лба, как у мальчишки. Лицо и часть голубой нейлоновой рубашки пересекает надпись: ОБРАЗЕЦ. Мы не могли заплатить за настоящую фотографию и поэтому сохранили эту. Нам ее прислали по почте.
Но когда я собираю разрозненные кусочки, в сложенном пазле появляются мои глаза, твердо глядящие в объектив, и в этом взгляде трудно не заметить надежду и честолюбие. Если б я только знала…
Глава первая
Тротуар был покрыт тающей коркой льда. Я пристально разглядывала свои резиновые сапожки - вот носок скользит по льду, вот лед превращается в мелкие осколки под моим каблуком. Известный мне лишь по маленьким искусственным кубикам в напитках, здешний лед был живым - именно он был хозяином городских улиц и зданий.
- Нам очень повезло, что освободилось местечко в одном из домов Мистера Н., - объявила Тетя Пола, едва мы подъехали к своему новому жилищу. - Вам, конечно, придется привести его в порядок, но, знаете, при нынешней дороговизне на жилье в Нью-Йорке это очень даже дешево.
Я с трудом могла усидеть в машине, вертела головой во все стороны, пытаясь разглядеть небоскребы. Но что-то ни одного не встречалось. Мне страстно хотелось увидеть тот Нью-Йорк, о котором я слышала в школе, - Мин-Хат-Тон, сверкающие магазины, а больше всего - статую Свободы, гордо возвышающуюся над Нью-Йоркским заливом. По мере нашего движения дороги превращались в невероятно широкие авеню, уходящие в бесконечность. Здания становились все грязнее, все чаще встречались разбитые окна и какие-то английские надписи, нарисованные краской прямо на стенах. Еще несколько поворотов. Мы проезжаем мимо людей, стоящих, несмотря на ранний час, в длинной очереди, а потом Дядя Боб останавливается у трехэтажного дома с заколоченной витриной на первом этаже. Я подумала, что мы притормозили только на минутку, по какому-нибудь делу, но тут все принялись выбираться из машины на обледеневший тротуар.
Перед закрытой дверью с непонятной надписью "Отдел Социальной Службы" стояла длинная очередь. Почти все были чернокожими. Я никогда прежде не видела черных. У женщины, стоявшей ближе других ко мне, кожа была просто смоляной, а в пышных волосах сверкали золотые бусинки. На ней было поношенное тоненькое пальто, но она тяжело дышала, как будто ей было душно. Кое-кто был одет прилично, но в основном все были неопрятные и неряшливые, с мутными глазами и немытыми волосами.
- Не пялься на них, - прошипела мне Тетя Пола. - Не надо привлекать к себе внимание.
Я отвернулась. Взрослые уже выгрузили наши немногочисленные пожитки, которые громоздились теперь у заколоченной витрины, - три чемодана, мамина скрипка в футляре, несколько свертков, обернутых в крафтовую бумагу, и швабра. Перед входной дверью была большая лужа.
- Что это, Ма?
Она наклонилась пониже, разглядывая.
- Не наступайте, - раздался сзади голос Дяди Боба. - Это моча.
Мы поспешно отскочили назад.
- Все будет нормально. - Тетя Пола ободряюще похлопала Ма по плечу, но звучало это не очень убедительно. Ей было явно неловко перед нами. - Из вашей квартиры совсем недавно съехали жильцы, и я ее пока не видела, но помните, если возникнут проблемы, мы их сразу же уладим. Вместе. Потому что мы одна семья.
Ма вздохнула и погладила тетину руку:
- Хорошо.
- А у меня для вас сюрприз. Вот! - Тетя Пола вернулась к машине и вытащила коробку, в которой лежали несколько простыней, радиоприемник с будильником и маленький черно-белый телевизор.
- Спасибо, - сказала Ма.
- Не за что, что ты, - замахала руками Тетя Пола. - А теперь нам пора. Мы уже опаздываем на фабрику.
Они отъехали, а Ма все возилась с ключами, тяжелая дверь, казалось, сопротивлялась натиску. Наконец Ма удалось справиться с замком, дверь распахнулась, и голая электрическая лампочка тускло замерцала в проеме, подобно одинокому зубу в темной пасти. Потянуло сыростью и запахом пыли.
- Ма, - прошептала я, - здесь точно не опасно?
- Тетя Пола не поселила бы нас в опасном месте. - Однако в ее голосе прозвучала нотка сомнения. Когда Ма нервничала, в ее обычно чистом кантонском диалекте проскальзывали интонации, выдававшие ее провинциальное происхождение. - Подай-ка щетку.
Пока я втаскивала наши вещи в узкий коридор, Ма ловко размахивала щеткой, выметая грязь с лестницы.
- Стой там, придерживай дверь, чтоб не захлопнулась, - распорядилась она. Ма не хотела, чтобы я бросилась ей помогать.
Я смотрела, как она карабкается по деревянной лестнице, и сердце мое колотилось где-то у самого горла. Покосившаяся лестница казалась ненадежной. Я боялась, что какая-нибудь ступенька вдруг вылетит и Ма покатится вниз. Она скрылась за пролетом, и я слышала лишь скрип ступеней. Я оглядела кучку наших вещей, прикидывая, что можно использовать в качестве оружия. В крайнем случае я смогу громко завизжать и броситься ей на помощь. В голове промелькнули образы моих гонконгских одноклассников, Жирного Вога и Длинного Лэма. Была бы я такая здоровенная, как они! Над головой раздались шаги, щелкнул замок, застонали половицы. Это Ма или кто другой? Я напряглась в ожидании крика или звука удара. Тишина.
- Поднимайся, - донесся ее голос. - Можешь прикрыть дверь.