В корзинке поменьше были грибы. Дендре приготовила фритатту, своего рода открытый омлет, и все домашние уселись завтракать. После еды Гидеон скрылся в мастерской, остальные занялись повседневными делами.
День выдался пасмурным и довольно холодным. Топились все печи, центральное отопление грело слабо. Дом на острове в это хмурое утро казался особенно уютным. Дендре решила предоставить Китти готовить обед, а сама заняться ужином. Утро она собиралась провести в спальне за интересной книгой.
Гидеон не захотел брать в мастерскую никакой еды, кроме бутербродов и термоса с кофе. Он с головой ушел в рисунки для серии гравюр, над которой работал. В обеденное время Дендре пошла на кухню, съела тарелку супа с хлебом и вернулась в спальню. В отсутствие дочерей, без гостей и Эдер дом казался очень тихим, спокойным, одиночество доставляло ей наслаждение.
Часа в два дня Дендре заметила, что на телефоне горит сигнальная лампочка. В мастерской была снята отводная трубка. Первый разговор длился минут сорок, вскоре последовал еще один. Гидеон мог звонить кому угодно, по любому делу, но она невольно задалась вопросом, не с Эдер ли он разговаривает. Собственно, если и так, это не имело никакого значения. Дендре собиралась поговорить о ней с Гидеоном по возвращении в Нью-Йорк. Ближайшие месяцы она хотела провести с мужем и детьми, потом была готова покинуть его, если придется.
Как только сигнальная лампочка погасла во второй раз, Дендре снова взялась за книгу, но тут в спальню вошел Гидеон.
– Привет.
– Сегодняшний день мне нравится, – улыбнулась она.
Гидеон, не ответив, подошел к кровати, снял несколько белых домотканых мягких ковриков, отнес их к камину и положил на пол. Дендре залюбовалась мужем – Таким вдохновленным, исполненным бодрости и огня он выглядел. В глазах Гидеона было полнейшее блаженство и… вожделение. Это заставило развалившуюся в шезлонге Дендре выпрямиться. Гидеон подошел к ней, обнял, крепко сжал и выпустил.
В этом объятии она просто растаяла от любви. Гидеон начал раздевать ее, прошептав тихим, ласковым голосом:
– Давай займемся любовью, как ею не занимались никогда никакие любовники. Ни слова, чтобы не нарушить этой минуты, просто двое в страсти и любви.
Дендре начала раздевать его. Руки ее дрожали. Обнаженные, они стояли лицом друг к другу. Гидеон подошел к жене вплотную, поцеловал в лоб, затем в кончик носа. Лизнул ее губы и поцеловал их. Кончиком языка провел линию от шеи до пупка. Руки его напоминали мягчайшие перья, такими легкими были ласки.
Он свел вместе ее груди, погладил их, прильнул губами к соскам. Ласкал их, пока кружки вокруг них не сморщились. Положил ее на коврики, лег сверху и ласкающими пальцами, влажными от ее страсти, приготовил Дендре к тому, чтобы принять его.
В промежутках между неторопливыми, утонченными пронзаниями он говорил, как любит ее. Дендре потеряла контроль над собой, оргазмы следовали один за другим, погружая ее в облако сладкого блаженства. Она всхлипывала, роняя слезы радости, потому что отдавалась в любви. Любовь, а не похоть правила их близостью.
Когда они вместе кончили, Гидеон воскликнул:
– О да! Да, моя богиня любви!
И прежде чем отпустить Дендре, полежал на ней какое-то время.
Дендре смотрела на пляшущие в камине язычки пламени. Глаза Гидеона были закрыты. Она коснулась его руки, но тот отдернул ее. Дендре была потрясена. Он никогда не отвергал ее, ни разу! Казалось, он влепил ей пощечину, вывел ее из какого-то транса. Гидеон занимался любовью с ней так только в молодости. Собственно, он обладал сейчас не ею, а Эдер. «Ни слова, чтобы не нарушить этой минуты». Конечно, с горечью подумала Дендре.