Завернутая колбаса
Я опять погрузился в свои мысли. Анализируя предположение о том, что четыре первоэлемента (из пяти!) олицетворяют четыре мира (мир Времени, мир Эфира, мир Воды и Плотный мир), я удивлялся тому, что все эти четыре мира… как бы "собраны" вокруг священной горы Кайлас и расположены соответственно на западе, севере, востоке и юге Города Богов или Матрицы Жизни на Земле.
Понятие "мир" для меня ассоциировалось с чем-то безбрежным и огромным, и я никак не мог представить, что мир, целый мир, может быть расположен на сравнительно небольшом участке площадью этак 400–500 квадратных километров, занимающем одну четверть Матрицы. Все как-то не складывалось… Таких маленьких миров не бывает!
Но при всем этом я осознавал, что дело здесь отнюдь не в размерах занимаемой площади, потому что речь шла не о площади обычной земной поверхности, а о площади Матрицы Жизни на Земле – Матрицы, на которой, по нашим воззрениям, создавалась земная жизнь.
Я понимал, что Матрица, выстроенная кем-то и когда-то в виде колоссального комплекса пирамид, монументов и зеркал времени, и похожая в общем на геном (ДНК), представляет собой нечто уникальное, сверхъ-естественное и неподвластное осознанию банальным человеком… типа меня, но… так хотелось, так хотелось хоть чуть-чуть, хоть чуть-чуть… что-то знать. А я не знал ничего! Ничего не знал! Ничего!
В глубине души я начал нервничать от своего бессилия. Я нервно похлопал ладонью себя по лбу и попытался сосредоточиться.
Четыре мира как бы собраны вокруг священной горы Кайлас
– Не зря, не зря все религии говорят о пяти первоэлементах, – думал я. – И не надо, наверное, слишком скептически относиться к своим умозрительным заключениям о том, что каждый первоэлемент, локализованный в определенной зоне Матрицы Жизни на Земле (Города Богов), олицетворяет целый мир – мир Времени, мир Эфира, мир Воды и Плотный мир! Здесь есть что-то очень хитрое и простое… что-то очень простое… очень простое! Но что? Что?
Я изо всех сил, превозмогая нервозность, напрягся. Мне показалось, что я знаю разгадку… Мне подумалось, что я уже догадался до этого… Мне показалось…
– Эх! – стукнул я кулаком об стол. – Эх! Не могу догадаться, короче говоря!
Мне стало грустно. Сильно-сильно грустно. Вспомнились слова Юрия Ивановича Васильева, когда он важно сказал: "Каждый человек должен иметь свободу грусти".
В этот момент открылась дверь и вошел Юрий Иванович Васильев.
– Шеф! – сказал он. – Американка не ест. Все около завернутой колбасы сидит. Я, вроде как, намекал, что и прямо здесь завернутое можно поесть, но она ни в какую.
– Наелась, значит, – констатировал я.
– Я тоже так думаю, – сказал Юрий Иванович.
– Расскажу я тебе, Юрий Иванович, одну короткую историю, – начал говорить я. – Поехал я с моим другом Венером Гафаровым на рыбалку в один из районов Башкирии. В глухой такой и, честно говоря, небогатый район. Встретили нас глава администрации района Радик Сахаутдинов и его заместитель Марс Кашапов, вместе с которыми мы поехали на одну речку. Пока мы с Венером лазили по речке и ловили рыбу, на костре для нас готовили ужин. А ужин этот был такой: целое ведро ароматной ухи висело около костра, около трех килограммов рыбы, вынутой из ухи, дымилось на походном столике, стояли тарелки с нарезанными овощами и колбасой, хлеб, нарезанный ломтями с ладонь величиной лежал… Но самое главное – стояла двухведерная кастрюля, где была потушена с картошкой и капустой баранина, кусками размером с кулак. А еще дорогая водка стояла… И все это только на пять человек.
Радик Сахаутдинов (справа) и Марс Кашапов (слева), для которых самым главным в жизни является широта души человеческой
– Обожраться можно, – вздохнул Юрий Иванович.
– Естественно, мы только поклевали. Не голодные же! – сказал я. – На следующее утро мы, конечно же, кое-что подъели, но… очень немного. Сколько прекрасной еды осталось! Сколько!
– М-да, – произнес Юрий Иванович, даже облизнувшись.
Стол гостеприимства… Будет съедено не более 30 % еды
– А когда мы уезжали, нас завезли в какое-то очень респектабельное придорожное кафе, где был приготовлен такой стол… такой стол… аж жуть! Нам подали мясо в горшочках… величиной с ведро, беляши величиной с тарелку… но самое главное – на столе стояли два блюда (величиной с таз) с нарезанной колбасой и ветчиной, да бессчетное количество бутербродов с красной и черной икрой украшали стол. Мы, конечно же, поклевали чуть-чуть в промежутках между тостами. А когда уходили, я оглянулся – столько еды осталось! Аж жуть!
– Я понимаю, шеф, не лезет много еды-то за раз, – прокомментировал Юрий Иванович.
Киснущие объедки в холодильнике, которые скоро не жалко будет выбросить
– И вот тут, – продолжал я, – возникает парадокс. С одной стороны, изобилие пищи – это признак гостеприимства и широты души, с другой – прекрасная пища, "поклеванная" гостями, переходит в разряд объедков, доедать которые не так уж приятно. Кто-то подъест что-то, но чаще всего все оставшееся засунется в холодильник, чтобы там завять, заветриться и закиснуть до такой степени, чтобы не жалко было выбрасывать.
– Да уж, – сказал Юрий Иванович.
Кухонный работник со свежачком
– Я спрашивал кухонных работников – едят ли они объедки с праздничных столов? И знаешь, что они отвечали, Юрий Иванович?
– Что?
– Они говорили, что они заранее оставляют себе "свежачок", зная, что гости это и не заметят… и так ведь половина, а то и больше еды остается. А объедки они, кухонные работники, не едят – выбрасывают, даже не "допаривая" в холодильниках, хотя… начинающие официантки страдают этим, загромождая холодильники. Страной объедков можно назвать Россию, Юрий Иванович!
– Я понимаю…
– Еще один случай мне вспоминается, – чуть задумавшись, сказал я. – Справляли мы однажды на даче моего друга Сергея Анатольевича Селиверстова день рождения одного человека. Еду готовили по принципу – кто что умеет. А Валя Яковлева вызвалась готовить салат "Оливье". Через некоторое время я случайно увидел, что Валя готовит этот салат в… тазу для стирки белья. Я ужаснулся. Валя же стала убеждать меня, что народ (8 человек) съест этот салат "Оливье", аж свист будет стоять. Но получилось как всегда. Салата этого съели всего-то одну тарелочку.
– А остальное куда дели?
– Наутро весь этот салат из всех тарелок и остатки его из таза для стирки белья вывалили в поддон холодильника "ЗИЛ"… туда, куда обычно фрукты кладут. Валя дня два еще предлагала всем поесть салата "Оливье", но… уж больно неаппетитно он выглядел в поддоне холодильника. Тогда я решился устроить… похороны салата "Оливье". Я втихаря вынес на улицу поддон с салатом, вывалил его на лужайке и руками придал этой куче форму гробика, после чего смастерил крест и воткнул его в салат. Валя, увидев "гробик из салата", хохотала, конечно, но хохотала еще больше, когда через десять минут от салата ничего не осталось – вороны и собаки тут же съели его.
– Ох, и дура же Валя! – заметил Юрий Иванович.
Салат "Оливье" в поддоне холодильника
"Похороны" салата "Оливье"
– А вот моя секретарь Альфия умнее. – Я улыбнулся. – Она остатки вчерашней колбасы и ветчины кладет в морозилку, а потом отдает их в пищеблок нашего центра, чтобы из нее… солянку готовили. Правда, как я это узнал, я… солянку не очень-то ем. А хлеб и все другое, оставшееся из еды, Альфия отдает в виварий крысам. Хорошо, что у нас крысы есть!
– Да, и они такие обжористые, как старший лаборант Неля Мубаряковна говорила, – подметил Юрий Иванович.
– А вспомни походы, Юрий Иванович! Вспомни, что мы ровно по порциям раскладываем кашу и всю ее доедаем. Недоесть кашу в походе – западло. А если хариус в горной речке хорошо ловится, то мы ведь его ловим столько, сколько можем съесть, да и готовим по принципу – головы и хвосты на уху, а туловище – на жареху.