Плавленый сыр "Дружба"
Э. М.: Кстати, оказывается, сыр "Дружба" выпускается до сих пор. Вкусным его не назвать. Но я его иногда покупаю из соображений патриотизма.
Что касается ночевок, я, естественно, пытался остановиться у кого-нибудь из знакомых. Но это не всегда удавалось. В гостиницы устроиться было трудно, да и дорого это было для меня. Поэтому я довольно часто ночевал на вокзале или в аэропорту, предпочитая Центральный Аэровокзал на Ленинградском проспекте. Чисто там. И спится лучше. К счастью, у меня хороший сон, даже объявления отправляющихся и прибывающих рейсов не мешают.
Но если в отношении денег удавалось как-то "сводить концы с концами", то решить вторую проблему, о которой я упоминал выше, было значительно труднее. А суть этой проблемы состояла в том, что "Аллоплант", легализацией которого я занимался в Москве, был рожден чисто на интуиции, говоря иными словами – по божьей подсказке. Эта божья подсказка была столь сильна, что я решился изготовить из трупных тканей человека то, что мы впоследствии назвали "Аллоплантом", сделать эксперименты на животных, после чего перейти к операциям на людях, удивляясь хорошим результатам.
Я всегда сам себе признавался в том, что, являясь изобретателем "Аллопланта", не понимаю самой сути его. Будучи во власти безбожной коммунистической пропаганды и сдав в институте экзамен по атеизму, я боялся даже слова "интуиция", а уж слово "Бог" произнести в научных кругах не решался никогда. Нельзя было. Но я очень часто, особенно в периоды научных страстей, чувствовал, что в голову невесть откуда приходит совершенно неожиданная и, как правило, простая мысль, от которой ты приходишь в восторг и в дальнейшем следуешь только ей, нисколько не сомневаясь и не утруждая себя сбором приземленных доказательств правомерности этой мысли. Ты просто веришь этой мысли, да и все… как Богу веришь. И только иногда, сторонясь людей, поднимаешь глаза к небу и тихо шепчешь: "Спасибо тебе, боженька!"
Мои друзья-ученые (Рафик Нигматуллин, Венера Галимова, Сагит Муслимов, Клара Захваткина, Валя Яковлева и другие) почему-то всегда верили мне и никогда не говорили: "А ты докажи это вначале!" Божий шепот, видимо, распространялся и на них.
Зато с официальной легализацией "Аллопланта" в Минздраве СССР все было намного сложнее. Там ведь не объяснишь, что мысль пришла интуитивно, не говоря уж о том, чтобы сказать, что… Бог послал тебе эту идею! Засмеют, да и все.
Ох, и изощрялся я! Чего только не придумывал, чтобы все выглядело наукоподобно, и не надо было бы говорить слов "интуиция" и "Бог"! Я даже стал мастером этого дела – все что угодно "онаукоподоблю". Хотя… мне всегда было грустно это делать. Ну а куда деваться… в нашем мире! Ведь цель-то благородная – для людей ведь это все!
Разве в официальном учреждении объяснишь, что мысль пришла интуитивно… от Бога?!
Но однажды, в ходе своих горемыканий, я заметил, что все равно, даже здесь – в обители официоза – главное решают не слова, а глаза. Не знаю почему, но я к каждому чиновнику относился как к очень доброму, очень прогрессивному человеку, стараясь передать ему свою увлеченность. В этот момент у меня, наверное, блестели глаза, и это, наверное, нравилось людям. Ведь любому человеку приятно, когда ему что-либо рассказывают не только с доверительными нотками в голосе, но и с горящими глазами, как самому близкому человеку. Короче говоря, я ориентировался на то, что люди, и даже чиновники, в основной своей массе хорошие и добрые.
И это помогало. Шаг за шагом, в течение пяти лет, удалось легализовать "Аллоплант" в СССР. И, наконец, в 1987 году я держал в руках долгожданный приказ Минздрава СССР о разрешении широкого клинического применения "Аллопланта" на территории СССР. Этот приказ имел вид невзрачной и неказистой бумажки с плохо пропечатанными буквами, но он обладал силой, огромной силой… А обладал он силой, на мой взгляд, не только потому, что открывал дорогу новому направлению в медицине, но и потому… что его удалось получить не с помощью взяток или "волосатой руки", а с помощью того, что можно выразить словами: "Люди! Вы ведь очень хорошие и добрые! Вы ведь от Бога! Помогите, пожалуйста!"
Именно с этим приказом в портфеле, тогда, в 1987 году, я шел по Сретенке и… так хотел это отметить… так хотел отметить… Я знал, что у меня в заначке есть 7 рублей. И тут по пути мне попалась эта "Шашлычная".
И вот теперь, по прошествии многих лет, я сидел в этой же "Шашлычной" под другим названием. Я, конечно же, сейчас был хорошо одет, не то что тогда – в 1987 году. Да и денег у меня было достаточно, не то что тогда – в 1987 году. Да и портфель у меня был кожаный, из самой Мексики привезенный, не то что тогда – в 1987 году – барахло какое-то. Вот только радости в душе после разговора с Петром Гаряевым и Георгием Тертышным было так же много, как и тогда – в 1987 году, когда я держал в руках приказ Минздрава СССР. Я понимал, что идея Матрицы Жизни на Земле дорогого стоит, так же как тогда, в 1987 году, понимал, что этот приказ дорогого стоит.
Люди! Вы ведь очень хорошие и добрые! Вы ведь от Бога! Помогите, пожалуйста!
Я прекрасно помнил, что я заказывал в "Шашлычной" тогда, в 1987 году, и сейчас заказал именно то же самое. Мне так хотелось.
Официантка принесла шашлык и два кусочка черного хлеба.
– А скрипач у вас здесь больше не играет? – спросил я.
– Давно не играет, – ответила официантка.
– Жаль, – выдавил я из себя.
Я экономно налил из графина треть рюмки водки, чтобы растянуть удовольствие… как и тогда, в 1987 году. Выпил и закусил кусочком хлеба. Сочный шашлык я оставил лежать в тарелке, чтобы, как и тогда, в 1987 году, люди видели, что я… будто бы… равнодушен к еде и что… будто бы… шашлык для меня – ежедневная еда.
А тогда… тогда, в 1987 году, я, зайдя в эту "Шашлычную", прежде всего удостоверился в том, что моя заначка (7 рублей) на месте, после чего со страхом открыл меню. Оказалось, что шашлык стоит 3 рубля 50 копеек. Сто грамм водки стоили ужасно дорого – аж 1 рубль 80 копеек. Хлеб стоил аж по 2 копейки за кусочек, а чай – аж 10 копеек.
Графин с водкой
Шашлык
Я все подсчитал. Получилось 5 рублей 44 копейки.
– Пойдет! – с волнением прошептал я. – Беру! Остается даже… 1 рубль 56 копеек. Но ведь нужно еще официанту… копеек пятьдесят… дать чаевых. А рубль пусть будет в заначке. Да еще и на метро останется.
Я с видом ресторанного завсегдатая подозвал официанта и делано бодрым голосом сказал:
– Шашлык за 3.50, сто грамм водки… м-м… за 1.80, два кусочка черного хлеба за… ой, извините, и стакан чая.
Вокруг сидели люди. На столах стояло аж по целой бутылке водки. Все ели шашлык.
А я себя чувствовал гордо. Очень гордо. Почти что богатым себя чувствовал. Я по чуть-чуть наливал из графина себе в рюмку водки и тихонько пил ее, пил за то, что мы получили приказ Минздрава СССР. А потом я экономно, врастяжку, стал есть шашлык с хлебом.
И вдруг откуда-то сбоку появился хромой еврейский паренек со скрипкой в руке. Он остановился посреди зала и провел смычком по струнам. Все посмотрели на него. А я смотрел пристальнее всех, – мне казалось, что этот паренек пришел сюда, чтобы поздравить меня… именно меня… с приказом…
Скрипач поймал мой горящий взгляд, подошел к моему столику и заиграл. А играл он:
Шаланды полные кефали
В Одессу Костя привозил
И все биндюжники вставали
Когда в пивную он входил…
Мне, конечно же, хотелось ему подпеть под скрипку, но я не решился этого сделать в культурном обществе "Шашлычной".
А скрипка пела:
Ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла-ла-ла
Ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла-ла-ла
Ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла-ла-ла
Ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла ла-ла.
А мне было хорошо. Очень хорошо. Душа вместе со скрипкой пела. Я даже поднял треть рюмки водки и, показав ее скрипачу, выпил… без закуски. Не буду же я жевать под музыку.
Скрипач
Исполняемая на скрипке мелодия этой популярной песенки должна была уже кончиться, а скрипач все играл и играл ее.
– Для меня ведь играет, – с гордостью подумал я.
Когда паренек закончил играть, он подошел ко мне и внимательно посмотрел на меня большими еврейскими глазами. Я гордо вытащил заначенный рубль и протянул его ему. Я, конечно же, понимал, что в таких случаях дают (например, кавказцы) больше – три, пять и даже десять рублей, но у меня больше не было. Тем не менее, я был горд, очень горд тем, что могу наравне с другими людьми сидеть в "Шашлычной" и даже могу… отблагодарить… скрипача.