Забытая сигарета медленно тлела, а он по-прежнему не отрывал взгляда от ее лица.
— Почему тебя так волнует эта тема? Тебе неприятно сознавать, что большинство женщин не ледышки?
Лицо ее залилось краской. Второй раз он позволил себе намек в ее адрес. С нее хватит… Ей захотелось ударить его. Зеленые глаза сверкнули, рука поднялась.
— Попробуй, — тихо посоветовал он. В серебристых глазах мелькнул опасный огонек, когда он увидел движение ее руки. — Ну давай, моя радость, попробуй.
Это было первый и единственный раз, когда ей захотелось ударить его, и он сам на это нарывался. Но у него был вид человека, готового дать отпор, и она не знала, какую форму он может принять.
Она постаралась успокоиться.
— Нет, благодарю, — сказала она сухо. — Твое право иметь свое мнение обо мне. Я чувствую, оно нынче снизилось на порядок.
Он затянулся сигаретой и спокойно продолжал изучать ее лицо.
— На секунду холодная маска, которую ты всегда носишь, соскользнула, и тебе захотелось ударить меня. Я не ошибся?
— Нет, — сказала она, отводя глаза.
— Так почему же ты этого не сделала? Она беспокойно заерзала на сиденье.
— Потому что ты не похож на того, кто способен подставить вторую щеку.
— Я бы никогда не мог ударить тебя в ответ, если ты это имеешь в виду. — Он потянулся, чтобы открыть ей дверцу, и она почувствовала, как он локтем случайно задел ее грудь. Она замерла, пока он не убрал руку.
— А что бы ты сделал? — спросила она.
Он задумчиво смотрел на нее сквозь струйки дыма.
— А ты как думаешь? — Вопрос был явно двусмысленным.
— Думаю, что уже поздно.
— Даже позднее, чем ты предполагаешь, дорогая. Я пришлю за тобой Хосито около семи.
Идет?
Она посмотрела на него, пытаясь прочесть его мысли, но выражение его глаз озадачило ее еще больше. Его взгляд вызывал беспокойство, пугал ее.
— Мы сделаем это неторопливо, осторожно, — произнес он тихо, а глаза придавали словам новый, волнующий смысл.
Она густо покраснела, и сердце ее забилось так часто, что казалось, оно вот-вот разорвется.
— Может быть, лучше не стоит, — пробормотала она шепотом.
— Не бойся меня. Мы ведь всегда доверяли друг другу. Ласочка.
Она рассмеялась неловко.
— Должно быть, я вымоталась сильнее, чем предполагала. Не понимаю, что сегодня со мной творится.
— Не понимаешь, дорогая? Она опустила свои длинные ноги на землю и выбралась из машины.
— Спасибо, что довез меня домой, — напряженно проговорила она.
— Ты в порядке? — В его голосе звучало искреннее беспокойство.
— Ну конечно, — заверила она его. — Мне не нужна нянька. Ты же знаешь, я человек независимый.
— Как и я. Но кто просидел возле меня две ночи, когда у меня был грипп?
Она покраснела, вспомнив, как помогала Хосито смачивать ему лицо и грудь мокрой губкой во время его необычной болезни. Джон почти никогда не болел, но в ту ночь ему было по-настоящему плохо. Они вдвоем с трудом удерживали его в постели, не давая вскакивать, пока не упала температура. Она ясно помнила его жесткие волосы на груди…
— Хосито было бы трудно управиться одному. Он улыбнулся так спокойно и по-доброму, что ей захотелось броситься ему на шею.
— И я для тебя сделал бы то же самое. — Он улыбнулся и, подмигнув ей, добавил:
— Но если говорить откровенно, мне было страшно приятно.
От мысли, что его руки могли бы прикасаться к ней так, как касалась его она, когда обтирала губкой, у нее вдруг задрожали колени.
— Езжай домой, — сказала она и захлопнула дверцу машины.
Она двинулась по дорожке, нащупывая ключ в сумочке.
— В семь утра ровно! — крикнул он через окно машины.
Она повернулась, сделала достойный принцессы реверанс, и он, рассмеявшись, с шумом укатил.