Моделирование и точка зрения другого человека
Однажды я работал с женщиной, у которой был рак горла. Она чувствовала, что ее горло, а на самом деле все ее тело, ей не принадлежит. У нее было такое чувство, что его кто-то забрал. Я заякорил это чувство и попросил ее, следуя за этим чувством, вспомнить момент в прошлом, когда оно возникло. Это было очень раннее воспоминание. Она сказала: "Моя мать хватает меня за горло и трясет". Но когда она говорила, то сама делала руками такое движение, как будто кого-то трясет. При этом в ее голосе звучал не испуг маленькой девочки, а гнев, который тогда, должно быть, испытывала ее мать. Она поменялась местами с матерью. Она демонстрировала не поведение ребенка, но поведение ее матери, агрессора.
В детстве мы находимся в интенсивных длительных отношениях с родителями. Мы "запечатлеваем" (превращаем в "интроекты") некоторые из их убеждений и паттернов поведения, превращая их в "часть" нас самих. Как сказала мне одна женщина: "Когда я была маленькой и меня била мама, я чувствовала только боль и замешательство. Сейчас, когда я старше, мне легче идентифицировать себя с чувствами матери. Вместо боли и страха, которые я переживала в детстве, я испытываю ее гнев". Другая женщина сказала мне, что "иногда я чувствую себя так, как будто в меня вселилась моя мать". Когда мы взрослеем и наше тело меняется, нам, как правило, легче проявлять поведение взрослого человека.
Импринт не всегда логичен. Он не осознается и обычно возникает в критические периоды развития. В детстве у большинства из нас нет чувства самоидентичности. Поэтому нам легко притвориться, и мы часто выбираем пример для подражания – и стараемся во всем быть похожими на него. Мы ведем себя как утята, не слишком разборчивые в том, какой объект считать матерью.
Когда мы становимся взрослыми, наша индивидуальность во многом представляет собой "коллекцию" моделей поведения взрослых, с которыми мы росли в детстве. Наша модель того, как быть взрослым, несет в себе отпечаток значимых взрослых из детства; этот отпечаток выражается в форме ранних убеждений и паттернов поведения, которые мы превратили в "часть" себя в раннем возрасте. Такие убеждения и паттерны поведения возникают, когда мы достигаем определенного возраста и уже не являемся детьми. Именно поэтому в процессе реипринтинга важна не только фигура нас самих в детстве, но и фигуры других людей, принимавших участие в ситуации.
Однажды я работал с женщиной, которая хотела больше заниматься спортом и привести свое тело в форму. Когда мы вплотную подошли к изменениям, которых она хотела, у нее возникла сильная реакция. Я спросил: "Что вас останавливает?". Она сказала: "Если это изменение произойдет, то я действительно буду нравиться самой себе". Это последствие не показалось мне таким уж ужасным, и я спросил ее, почему это будет проблемой. Она ответила: "Потому что если я буду нравиться самой себе, то потеряю важных для меня людей". Я спросил, откуда это взялось, потому что это – убеждение.
Она сказала: "Если я полюблю себя и буду заботься о себе, то потеряю близких людей".
Оказалось, что в истории ее семьи был похожий прецедент. Когда значимые другие в ее семье делали что-то хорошее для себя, их партнер чувствовал, что ему что-то угрожает, и не мог с этим справиться. В итоге отношения прекращались. Когда моя клиентка смотрела в будущее, у нее возникало неприятное чувство, когда она видела, что делает что-то хорошее для себя. Это чувство было связано с событиями в прошлом других людей. Это было "подражание" этим людям. Это значит, что у нас могут возникать сильные ограничивающие чувства, основанные на представлении о том, что было бы, если бы мы были на месте другого человека.
Идентификация импринтов и работа с ними
Самое сложное в процессе изменения любой системы верований – то, что импринт, скорее всего, не осознается. Наше самое значимое поведение обычно является наиболее привычным. Это поведение, которое мы осознаем меньше всего. Если мы используем заякоренное чувство в качестве гида к прошлым воспоминаниям, то события, которые мы вспоминаем первыми, могут быть не так важны, как возвращение в точку, где мы испытываем замешательство и говорим: "Я не знаю, почему я это делаю". В этой точке мы знаем, что дошли до чего-то действительно важного, – этот момент мы называем "тупиком". Это довольно интересный феномен. Возможно, в прошлом вы пытались избегать его в работе с клиентами. Но именно в такой ситуации мы знаем, что "пришли по адресу", с точки зрения идентификации обстоятельств, в которых возникло ограничивающее убеждение.
Нарисовать "тупик"
Если вам никак не удается найти импринт, связанный с "тупиком", пусть человек сделает что-то, что может быть с ним связано. Можно спросить: "Как вы думаете, с чем связано это чувство?" С этого можно начать. Если эпизод, который опишет человек, вызывает настолько же интенсивные реакции в его физиологии, как и проблемное состояние, вы будете знать, что здесь есть связь.
Иногда, когда мы якорим какое-то чувство, даже сильное, и удерживаем якорь, чтобы помочь человеку вспомнить какой-то прошлый опыт, человек как бы "замирает", испытывает замешательство, у него "все вылетает из головы", как у того клиента, который боялся летать на самолетах. Внезапно кажется, что здесь не с чем работать. Как будто некоторые люди научились диссоциироваться от боли, чтобы избежать того, что могло бы случиться после нее. Можно заякорить это "замирание" или отделенное состояние и в подходящий момент снять якорь, чтобы найти значимый импринт из прошлого. Здесь нужно терпение, и часто такое терпение бывает вознаграждено. Человек может начать быстро видеть серию "слайдов", которые может затем объединить и вспомнить, таким образом, подробности ситуации, в которой возник импринт.
Еще одна полезная техника идентификации импринта, когда человек оказывается в "тупике", – быстро прервать это состояние и заякорить какое-нибудь сильное ресурсное состояние. Возможно, поможет такой ресурс, как смелость или сила, – такие "общие" ресурсы полезны в самых разных ситуациях. Затем можно задействовать этот якорь, когда человек вернется в состояние "тупика", чтобы помочь ему пройти его.
Я часто замечаю, что полезны могут быть терапевтические истории (метафоры), – если мы движемся по пути к интеграции. Если вы зашли в тупик, где сознание делает что-то одно, а бессознательное – другое, полезно использовать метафору, особенно если человек говорит: "Это не имеет никакого смысла".
На стене в моей комнате висит цитата Альберта Эйнштейна: "Все нужно делать настолько просто, насколько возможно, – но не проще". Я часто говорю эти слова людям, когда они застревают и думают, что если попытаются сделать что-то быстрее или сложнее, чем это возможно, то рискуют столкнуться с сопротивлением. Метафоры хороши тем, что для их восприятия нужны оба полушария мозга, и поэтому они прекрасно заполняют пробелы в мышлении. Даже если в метафоре просто повторяется то, что вы только что сказали, но в виде аналогии или истории, ее можно понять на другом уровне.
Изменить личную историю без ролевых моделей
Иногда в ситуации, где возник импринт, нет никакой очевидной интроекции со стороны значимых других. Позвольте мне привести несколько примеров импринтов, где нет очевидной смены позиций со значимым взрослым или кем-то еще. Однажды я работал с 35-летним человеком, который был успешным топ-менеджером, но не мог грамотно писать. Мы попытались обучить его стратегии правописания, но он все равно писал с ошибками. Оказалось, что когда он смотрит вверх и влево, чтобы представить себе слово, которое собирается написать, то начинает вспоминать ситуацию, где видит лицо учителя: как тот сердито смотрит на него и говорит, как плохо он у него с грамматикой. В результате, конечно, он чувствовал себя плохо. Этот образ "забивал" каналы, и он видел не слово, а только лицо учителя. Он сказал, что когда пытается визуализировать слово, оно не удерживается в его визуальной памяти, оно быстро исчезает. Его проблема возникла в отношениях со значимым другим, несмотря на то что он не ставил себя на его место.
Мы исследовали позитивное намерение, лежавшее в основе поведения его учителя, попросив его встать на его место. Он обнаружил, что учитель пытался мотивировать его научиться грамотно писать. Определение позитивного намерения изменило его отношение к учителю, и лицу учителя уже не нужно было "висеть" у него перед глазами. После этого отпала необходимость сознательно представлять себе слова – буквы буквально выскакивали перед ним. На самом деле он и раньше видел буквы и знал, как правильно написать слово по буквам; он просто не мог получить доступ к словам перед своим мысленным взором из-за помехи – образа учителя. Когда мы убрали эту помеху (образ лица учителя), оказалось, что за ней находятся слова, и они были там всегда. Это – пример импринта, который мешал человеку выполнять очень простые действия. Поэтому у этого человека возникло убеждение, что он не умеет грамотно писать.