Андрей Кочергин - Абсолютная беспощадность... к себе! стр 18.

Необходима тотальная решимость идти до конца! То­варищ водителя моментально уяснил, что, даже подняв руки, он не убедит меня в том, что не станет стрелять по моей персоне из припасенного обреза, а я ведь не в курсе, есть он у него или нет. Единственное, что меня убе­дило в его безобидности, - так это удаленность метров на сто.

Я не скрывался, не оправдывался, а стоял и ждал ми­лицию, которая в итоге не приехала, а ее представитель ушел, как только понял, что убийство не состоялось, как и его раскрытие, получение денежной премии и повы­шение в звании.

Надеюсь, что опасности обойдут вас стороной по той причине, что вы к ним готовы. Я был готов!

Боишься - не делай, сделал - не бойся. То, что я сделал, уголовно наказуемо, но мне повезло, и я, види­мо, ни за что не отвечу, плюс у меня не переломаны руки. А вот бойкие ребята теперь будут осторожно про­бираться по улицам тихого города. Еще раз прошу не обращать внимания на брутальность повествования, его единственная цель - обратить ваше внимание на хлип­кость нашей безопасности. Каждый неадекватный хрен считает, что может орать матом и гнуть неумелые паль­цы даже на припаркованный бульдозер, не то что на вполне милого лысого борова.

Вот еще случай из жизни.

Я немного наехал на переход типа "зебра"; вре­мя около девятнадцати, люмпен-пролетариат прет с пивом домой после нечеловеческих напряжений трудового дня.

Из трамвая выходит прыщ в очках плюс семь-восемь, с газетой и банкой "Охоты".

- Ты, водила хренов! Не для тебя, козла, тут на­рисовано, что это переход?! Или ты в глаза долбишься, урод?! Мы что, должны оббегать тебя, придурка? А ну вылазь! Я тебя, пидора, жизни научу!

При этом он изображает победные свинги муми­фицированного Майка Тайсона и постоянно переме­щается к концу перехода.

- Тихо, тихо... Ты куда спешишь, я же вылез уже... Так что там насчет пидора?

- Молодой человек, какое вы имеете право ме­ня задерживать и за рукав хватать?! Помогите, на помощь, милиция, милиция!..

Короче, получил он пня и умчался домой, высо­ко поднимая колени.

Пока эта водоросль не попросила меня выйти, я общаться с ним совершенно не собирался, но на­зывать меня пидором некультурно. В следующий раз этот "инженер-грузчик" уже не будет орать ма­том на улице, так как получил вполне заслуженный пендаль под вялый зад. Материться и орать он пе­рестал сразу и перешел на парламентские выра­жения.

Если вы в такие моменты поджимаете мошонку и го­ворите: "Добрый день", то я обычно занимаюсь управ­лением ситуацией, которую, заметьте, не я спровоциро­вал ни первый, ни второй раз, как, впрочем, и никогда. Я более чем вежливый человек и водитель - меня мама так воспитала.

Вот написал это, и тут же в носу защипало от жало­сти к лысым и толстым. Кстати, расхожее заблуждение, что я сразу бью любого идиота, именно заблуждением и является. Любой боец пьяного стиля должен насобирать сумму факторов, достаточную для его экспресс-обучения хорошим манерам и приличиям. Ни один уважающий себя крепкий парень не обидит и не оскорбит слабого, если этот парень действительно силен.

И вообще обсуждение моей персоны очень забавная игра. Ладно, играйте-играйте, только не курите и руки из штанов выньте.

Вам есть разница, отчего на вас кинулся дядя? От плохого пищеварения, оттого что мама его была дура и пьянь, оттого что его баба - дура и пьянь. У него пре­красное настроение, и он типа русский мужик, а не какое-нибудь там говно.

У противника нет ни возрастных, ни половых, ни ка­ких-либо иных качеств, не связанных напрямую с так­тической обстановкой проявления агрессии.

Если почтенная дама, ветеран РКП(б), решит ударить меня клюкой по бритой башке по причине климакса, плохой погоды и перманентного недержания стула, то са­мое малое, что я смогу для нее сделать, - сломать клю­ку. Я более чем уверен, что у меня хватит такта и воспи­танности не спровоцировать попадание этого дерьма в вентилятор! А вот людям помоложе я очень постараюсь поломать руки и ноги...

Уж простите меня за то, что не хочу быть отлуплен­ным, ах, простите!

Никто не имеет права оскорблять мое человеческое достоинство, равно как и нарушать общественные нор­мы морали и этики.

Я доступно излагаю?

Так вот, человек, писающий в урну у остановки, по­знакомится с моим лоу, хам, оскорбляющий всех матом и свинством, будет минимум застыжен, а в случае тяже­лого анамнеза узнает, что мы называем "пограничными состояниями". Баба-хамка, раскрывшая хлебало и зашедшаяся в мате, будет обязательно остановлена! И дело не в том, что я крупнее и тренированнее, это не важно.

ГРЯЗЬ НУЖНО ВЫЧИЩАТЬ, ИНАЧЕ НАС ЗАМУ­ЧАЕТ ДИЗЕНТЕРИЯ!

Я не слишком вежливо излагаю?

Я никогда не ищу агрессии, она мне в зале надоела до коликов. Я добр, как Олимпийский Мишка, и всегда готов даже уступить откровенно глупому оппоненту, но только не в том случае, когда человек перешел грань ра­зумной дозволенности.

В один прекрасный день я разодрал себе пахо­вые связки на левой ноге, причем разодрал самым странным образом - борясь в партере, да так, что и внизу живота имелись порывы. Врач говорил, что отслоились глубокие ткани. За сим последовали бес­сонная неделя и проблемы с перемещением в про­странстве, каждая посадка на унитаз напоминала ут­ренник в гестапо.

И тут меня пригласили на вечеринку в некий за­мечательный бар, где собрались укуренные серферы, сноубордисты и прочие мальчики и девочки по­добного рода. Ваш покорный слуга в силу инвалид­ности и перманентного болевого синдрома не пил, а всего лишь глазел на разгоряченных теток, свер­кающих бельем и скачущих по столам, и на отморо­женных экстремалов в килтах.

Дело к отъезду... Доковылял я до стойки, рассчи­тался, стою, никого не трогаю, разговариваю с при­ятелем. Тут подходит рыжеватый вьюноша с блед­ным, напряженным лицом и в верхней одежде - с улицы заскочил касатик, видать, на огонек - и, не долго думая, сообщает:

- Ребята, я решил с вами подраться!

- Дружок, у тебя есть десять секунд, чтобы пе­редумать и, собрав в мыслительном порыве остат­ки спинного мозга, уйти целым и непорочным.

- Ты, мля, Боб Шрайбер фуев, ты думаешь, что после этих слов я развернусь и убегу?

- Да, я очень на это надеюсь.

Восемь, девять, десять - чпоньк! И моя голова аккуратно и без общественного резонанса ломает ему нос.

Беру я плывущего дядю под руки, вывожу на ули­цу и за пару-тройку секунд исполняю ему вольный тюнинг морды лица, в запаре приложившись ото­рванной ноженькой в конце процесса.

Надо сказать, дядя был в весовой категории за восемьдесят, и годков ему было в районе тридцати. От первого удара на улице он довольно бодро ушел ныр­ком, чем очень меня позабавил, потому это всего лишь отяготило ситуацию, и "дрался" он в два раза дольше, чем я планировал, и исключительно лицом.

Хотелось бы думать, что молодой человек меня узнал и решил поюзать суицид в извращенных фор­мах, в противном случае мир все же куда-то катит­ся, если какой-то дебил заходит к веселящимся лю­дям и ищет драки.

Данный случай опять же подтверждает, что тактика, принятая у нас, работает. Не ищите моментальной по­беды. Аккуратно убрали решительность и визуальный контроль противника, сломав ему нос, а затем, не выпус­кая тушку из рук, порвали в лохмотья!..

Ни объясняться, ни стесняться того, что сделал, не со­бираюсь, права выбора мне не оставили. Я настоятельно предлагал дебилу мирно свалить, хотя во сто крат логич­нее было бы сломать его, не проронив ни слова, после его первого хрюканья!

Отсутствие выбора облегчает выбор!

Слишком тяжело мне доставались эти убеждения, чтобы я мог позволить себе не драться тогда, когда это будет уже деградация личности и предательство всего, во что веришь и для чего живешь.

Скажу немножко про моего сына. Зовут его Ва­силий, живет он в Челябинске.

В силу того, что я был очень занят последние двадцать лет, он вырос ровно там же, где и я, да и занимался тем же самым: поджигал помойки и до­куривал бычки.

...Ему пять лет, он прибегает с улицы и рыдает навзрыд. Какой-то мальчик его треснул лопаткой.

- Папа, иди набей его...

- Нет, сынок, если ты будешь плакать и жало­ваться, папа выкинет тебя на ту самую помойку и ты будешь жить там до старости!

Следуют вопли, сопли и все такое. Папа берет ремень и педагогично порет сына. Тот как-то быстро затыкается и спрашивает:

- А что мне сейчас делать?!

- Возьми такую же лопатку и побей этого маль­чика.

- А если он меня побьет?..

- В любом случае, он побьет тебя меньше, чем я.

Догадайтесь, чем все закончилось?!

...Ему двенадцать лет, он в новой школе. Я по­дарил ему сравнительно дорогие часы, и они вдруг пропали.

- Ну и где часы?

- Ты же сам запретил жаловаться...

- А ты и не жалуешься. Ты мне докладываешь, где часы.

- Старшеклассники сняли.

- Ну и?..

- А что "и"?.. Их не менее трех-пяти ходит вместе.

- Ну и?..

- А что я могу сделать?..

- Драться, твою мать!

- А как против пятерых?..

- Как всегда: взял дрын и отходил все стадо.

- А если убью кого-нибудь?

- Ответишь перед судом - какие проблемы? Но выбора-то нет!