Взыскание, которое я накладываю, – это в большинстве случаев работа, которую должен сделать провинившийся. Я делаю это не потому, что работа несет характер наказания, а чтобы дать возможность провинившемуся возместить сделанное им плохое чем-то хорошим. Поэтому легионер всегда спокойно примет свое наказание и исполнит его.
Наше решение идти в народ
15 декабря 1929 года
Больше двух лет прошли с основания легиона. Количество гнезд выросло по всей стране. Теперь следовало усилить и ускорить начавшееся движение с помощью использования и активизирования этих скромных сил. Единственным законным путем, который дал бы нам возможность через государственные мероприятия решить еврейский вопрос, был политический путь. Условием этого пути было установление контакта с широкими народными массами.
Хорошо или плохо, привычно или непривычно, но это был единственный путь, который закон оставлял для нас открытым. Мы должны были рано или поздно вступить на этот путь. Таким образом, я с Лефтером и Потолей назначил первое общественное собрание легиона на 15 декабря в Тыргу-Берешты, на севере уезда Ковурлуй. Мы приняли это решение уже 8 ноября, когда в День Михаила, праздник легиона, ряд новых легионеров прибыл из всех частей страны для принесения присяги в Яссы.
Одновременно я послал Иона Баню в уезд Турда. Здесь он должен был вместе с Амосом Хорэтиу Попом начать агитационную кампанию для легиона и готовить собрание.
Вечером 14 декабря мы были в Берештах. На вокзале меня ждали Лефтер, Потоля, Танасе Антоки и другие. Это местечко было настоящим еврейским осиным гнездом. Один полуразрушенный дом клонился к другому, одна грязная лавка теснила другую. Единственная улица пересекала городок. В грязи можно было утонуть до лодыжек. Несколько сгнивших досок слева и справа от дороги образуют тротуар. Нас принял у себя Потоля. Когда я на следующее утро хотел выйти из дому, на пороге я столкнулся с майором жандармерии и прокурором. Они как раз прибыли из Галаца и сообщили мне, что я ни при каких обстоятельствах не могу проводить общественное собрание.
Я сказал им: "То, чего вы требуете, незаконно и несправедливо. В этой стране у каждого есть право проводить общественные собрания. Ваши действия – это акт произвола. Я никогда не подчинюсь вашему запрету. Я проведу назначенное собрание в любом случае!"
После долгих разговоров мне все-таки разрешили провести собрание при том условии, что мы не вызовем беспорядки.
Но какие беспорядки я мог бы вызвать? Неужели я стал бы выбивать окна и двери? Это было мое первое общественное собрание. Я как раз был заинтересован в том, чтобы это собрание прошло в полном спокойствии и порядке. И я ведь теперь никак не хотел лишиться права проводить дальнейшие собрания в будущем.
К установленному часу появились едва ли сто человек. От них я узнал, что прибыло бы гораздо больше людей, но жандармы задержали их в их деревнях. Собрание длилось не дольше пяти минут. Одну минуту говорил Лефтер, одну минуту Потоля и три минуты оставались мне. Я сказал: "Я приехал, чтобы провести здесь собрание, но власти силой помешали людям в деревнях прийти на это собрание. Поэтому я теперь вопреки всем официальным распоряжениям проведу еще десять следующих собраний. Приведите мне лошадь! Я хочу объехать верхом всю волость Хоринча и говорить к народу!"
Лошадь давала мне единственную возможность передвижения, так как все дороги превратились в море грязи. Через два часа мне привели лошадь. Я прыгнул в седло и поскакал. Лефтер с четырьмя легионерами следовал пешком. Я въехал верхом в деревню Мериа. За несколько минут вся деревня собралась на кладбище. Мужчины, женщины и дети. Я сказал им несколько слов, не развивая политическую программу.
Я сказал: "Мы все должны твердо стоять вместе, мужчины и женщины. Мы с нашим народом должны выковать себе новую судьбу. Уже близится час освобождения и возрождения нашего народа! Кто может верить, кто может бороться и жертвовать, того благословит его народ. Новые времена стучат в наши ворота! Мир, душа которого уже давно засохла, гибнет. Но рождается новый мир! Мир сильных, мир верящих! В этом новом мире каждый получит свое место. Не по своему школьному образованию, не по интеллекту, не по уму, а по своему характеру и по своей вере!"
Я поскакал дальше. Через четыре километра я приехал в деревню Сливна. Между тем наступил вечер. Люди ожидали меня на улице с горящими фонарями и факелами. У входа в деревню меня встретили легионеры с их руководителями гнезд. Здесь я тоже произнес несколько слов. Тогда я поскакал дальше до деревни Комэнешти. Легионеры сопровождали меня. Мы двигались по дорогам, на которых я еще никогда не бывал. Здесь в Комэнешти тоже вся деревня ожидала меня с факелами и фонарями. Ребята пели. Люди принимали меня, несмотря на свою партийную принадлежность, с большой радостью. Мы не были знакомы, но все было так, как будто мы издавна были друзьями. Вся вражда исчезла. Мы были лишь одной единственной большой рекой, одной душой, одним народом!
На следующее утро я поскакал дальше. Три всадника попросили сопровождать меня. Я им разрешил. Так мы теперь ехали верхом вместе. В следующей деревне, Ганешти, мы остановились у Думитру Кристиана. Это был мужчина примерно сорока лет, из-под кустистых бровей взгляды его стреляли как сверкающие лезвия меча. У него был вид настоящего гайдука. Думитру Кристиан уже во время студенческого движения был пылким борцом за наше дело. Он сразу выпряг лошадь из своей телеги, надел на нее седло и поскакал с нами.
От деревни к деревне наше количество росло. Скоро нас было уже двадцать всадников. Все мы были молоды, от 25 до 30 лет. Самым старым в нашем отряде был Кикулицэ из Кавадинешт, ему было около 45 лет.
Когда нас было уже так много, мы почувствовали, что нам нужен отличительный знак, униформа! Так как у нас не было других возможностей, мы просто прицепили к нашим шапкам индюшиные перья. Когда мы с песнями скакали вдоль холмов, которые широко окаймляли Прут, где столько раз скакали, сражались и проливали кровь наши предки, нам показалось, что мы тени тех, которые веками защищали землю Молдовы от натиска Азии. Великие мертвые давних времен и нынешние живые стали одной душой, образовали великое единство, о котором уже на протяжении веков пели ветры над холмами: единство румынского народного духа!
Весть о нашем приближении передавалась из уст в уста по всем деревням с быстротой молнии. Всюду нас ожидались с радостью. Каждый, кто встречался нам на пути, спрашивал нас: – Господин, когда вы приедете, наконец, и к нам в деревню? Вчера стар и млад ждали вас до поздней ночи!
Когда мы пели в деревнях или обращались к людям, я чувствовал, что я своими словами проникаю в такие глубины их души, куда политики с их заимствованными программами никогда не смогут пробиться. В эти души я закладывал фундамент для нашего движения легионеров. Никакая сила не сможет снова вырвать их из этих глубин души.
В четверг в Берештах каждую неделю был базар. В десять часов утра 50 всадников появились на холмах перед местностью. Мы собрались и с пением поскакали длинной колонной вниз. Нас приняли с большим воодушевлением. Румыны радостно выходили из своих домов на улицу. Они ставили на дорогу большие ведра с водой. По старому обычаю это должно было принести нам благословение и удачу. Мы собрались во дворе Нику Балана, где должно было произойти собрание. Теперь тут собралось больше трех тысяч человек. Тем не менее, мы не проводили собрание. Я раздал некоторым из всадников, которые сопровождали меня, маленькие подарки на память. Нику Богату я подарил мою табакерку, которую я сам сделал в тюрьме Вэкэрешти. Старый Кикулицэ получил свастику. Лефтера и Потолю я включил в "Высший совет легиона". Нику Балан был приглашен в генеральный штаб в Ковурлуй. Думитру Кристиана я назначил главным руководителем легионеров долины Хоринча.
Эта долина с ее людьми и приветливыми местами осталась мне дорогой до сегодняшнего дня. Здесь наряду с Фокшанами был заложен второй столп фундамента моего легиона.
В Лудоше на Муреше в Трансильвании
В пятницу перед Рождеством в пять часов пополудни мы на нашем автомобиле поехали в Лудош. Нас было четверо: Раду Миронович, который был за рулем, Эмил Еремиу, другой знакомый и я.
Страшный мороз остановил все движение поездов. Этой ночью нам пришлось перенести неописуемый холод. Его едва ли можно было выдержать, хотя мы до отказа набили машину соломой и зарылись в нее до пояса. Мы ехали по направлению Яссы-Пятра-Нямц-Долины Бистрицы. В четыре часа утра мы достигли водораздела Карпат. В Сочельник в одиннадцать часов мы смертельно усталые прибыли в Лудош. Сначала мы хорошо выспались. На следующий день, это было Рождество, мы пошли в церковь, потом осмотрели городок. Он немного больше Берешт, и лежит примерно в сорока километрах к юго-востоку от столицы уезда Турды (Торенбург). Лудош полон евреями, хотя и не так сильно, как Берешты. В этом местечке тоже обосновался Иуда и раскинул свою сеть как паутину по всему румынскому краю. В петли этой сети ловит он бедных крестьян, высасывает из них все соки и лишает всего их добра. На второй день Рождества мы продолжили путь. Сначала машина ехала с десятью легионерами, потом меня сопровождали около двадцати всадников. Среди них были Амос, Никита, Колчериу, профессор Матэй и другие. У всех нас на шапках были индюшиные перья.
Люди, встречавшие нас на улицах, смотрели на нас с удивлением и не знали, что это должно было значить. Но мы скакали дальше с гордо поднятой головой, как будто нас призвали высшие силы. Мы чувствовали, что мы приходим от имени румынского народа! По приказу народа и для этого народа скачем мы!
В Геце, Глигорешти и Гура-Ариешулуи народ сбегался как в долине Хоринча. И здесь мы тоже не развивали политическую программу. Мы только говорили им: