Счастье вечного ученичества
…Там, в обшарпанном гипнотарии, я постигал с каждым пациентом снова и снова, со сквозной ясностью: основная причина наших трудностей и страданий - наше невежество и неумение думать. И смерти причина - в начале начал и в конце концов - неумение думать.
Хочу передарить тем, кто захочет принять подарок, свое несказанное счастье - быть пожизненным учеником мира, вселенским студентом. Нет ничего чудеснее должности простого подопытного кролика жизни, который, однако же, не только дрыгает ножками и верещит, но и пытается соображать.
Человек испытал все, если не жизнью, то смертью.
К чему не пробилась Мысль, то постигла Вера. Чего не открыл ученый - пропел поэт, зашифровал миф, изъяснила музыка. Мир изведан своим бытием, все вселенские тайны открыты - мы ощущаем в себе их дыхание…
Но нельзя тайной пользоваться без уплаты собой.
Каждая капелька человечности, каждый лучик душевного света, каждая жилка живого, откуда бы ни исходили, наполняют нас счастьем встречи и одновременно горечью расставания.
Так смотришь на закат солнца.
Так разглядываешь свои детские фотографии и веришь, что это ты, и не веришь. Так расстаешься с откровением сновидения…
Наши чувства и наши знания разобщены, разбрызганы, как дождинки по ненасытному солончаку, иссыхают и разлучаются, как и мы…
Но есть в мире Сила Соединения, есть…
Как беспробудно эта ночь темна.
О жгучий холод, злой отец,
спасибо,
ты научил нас
разводить огонь.
Глава 1. ДОКТОР ТОРОБАН
ПОЧЕМУ У НАС НE ПОЛУЧАЕТСЯ ЖИТЬ
…гремел Гомер,
шептал Экклесиаст:
все суета, и пошлостью воздаст
величие, и пыль покроет имя…
Трудами и победами своими
мы можем лишь самих себя растить,
и нужен полный свет, чтоб осветить
наживку демагога - чувство долга.
Как медленно прозрение. Как долго
я сочинял ненужного себя,
как будто, заикаясь и сипя,
искал волну детекторный приемник,
как будто полз
к святым местам паломник
и вдруг его настиг крылатый конь,
и Бог живой, смеясь, простер ладонь…
…Все тлен и прах,
но есть необходимость
преобразить в вещественность и зримость
восторг души, ночующей во мне,
как ласточка
в простреленной стене…
У моего старинного Великого Стола две цены. Одна - рыночная, для всех: стоит столько-то. Сколько именно - знать не знаю и не хочу.
Другая цена - моя личная, деньгами не измеряемая.
Венецианский шедевр в стиле то ли позднего барокко, то ли раннего рококо (всегда их позорно путаю), львино-лапый красавец в золотистом литье.
Такой стол мебелью не назовешь, это уже существо.
Дух изысканно-живой, беззаботный, пьющий на брудершафт с Вечностью, сотворил это произведение руками неведомого мастера и теперь звучно приветствует меня всякий раз, как зашелестит строчка прозы, зашевелится зачаток стиха…
Милостиво разрешает присаживаться пациентам, выслушивает их снисходительно-умудренно, иногда проборматывает некие напоминания, благоволит усилиям понимания… Но не выносит, когда на нем пишут рецепты или деловые бумаги. Что такое, вопрошает, к чему эта буфетная суета, эта возмутительная возня?.. Стыдно и оскорбительно. Я и так многое претерпел…
Это правда: Великий Стол пережил восемь войн и по меньшей мере три революции. Гнутые ореховые ноги уже лет сто восемьдесят взывают о скорой помощи; грудастые бронзовые рожицы побурели; врезная, цвета спелой маслины кожа столешницы изуродована царапинами и вмятинами, кое-где вспухла; на черной тисненой кайме зияет кошмарный шрам, выжженный сигаретой, - увековечил себя мой подвыпивший приятель с подружкой…
Реставрировать недосуг, да и не по карману…
…И молча, как рыба, ныряя на дно,
вдыхаю миазмы чужих природ -
несчастий так много, счастье - одно,
а надо бы наоборот…
В скудный наш дом этот ссыльный аристократ перекочевал из Старой Европы, из Бельгии, где в приморском граде Антверпене родилась моя мама. Такой же точно - близнец? - я увидал мельком в кинохронике: в роскошном королевском дворце (Версале?) за ним сидел президент де Голль, подписывал договор…
Плохо это, неправильно - зависеть от вещей, знаю и понимаю - глупо, унизительно для души…
А я от Великого Стола явно зависим. Сейчас, правда, уже не настолько сильно, как раньше, когда, бывало, и месяца не мог прожить где-нибудь в отдалении, чтобы не затосковать, не возжаждать снова и снова притронуться рукой, глазом, дыханием к добротному дружелюбному дереву, к звонко зовущим извилистым вензелям, к гениально-легким литым фигуркам…
Я терял без него работоспособность и вдохновение жить. Спрашивал себя, в чем же дело, почему я готов отдать за этот музейный экспонат если не жизнь, то пожалуй, ногу, а то и руку. Эстетическая ценность - да, я к красоте чувствителен; средоточие родовой памяти - да, и это… Но и еще что-то…
Личная значимость, внутренняя цена, привязанность и зависимость - вот мы и начали разговор об этом.
Самая что ни на есть конкретная психология.
Голова в песке - не бывать тоске
психологема сверхценности
Чья жизнь вам дороже: отца, матери, ребенка или ваша собственная? Катастрофа, пожар, землетрясение - кого спасать первым?.. Кто-то скажет: конечно, ребенка.
А кто-то - мать, ведь она единственная, а детей может быть много… Для большинства же сама мысль, сама возможность рассуждений об этом кощунственна и невыносима. Не все нужно заранее знать, и вообще - не все знать, не все!.. Сверхценностью это называется.
Жизнь ребенка для нормальных родителей, конечно, сверхценна. Жизнь родителей для нормальных детей тоже сверхценна. Сверхценна и собственная жизнь - для нормального или, скажем, для обычного человека…
А внутренняя защита в положениях непосильного выбора - непроизвольное отталкивание, вытеснение, а то и просто потеря сознания… Похоже на метод страуса - голову в песок, но так и решаются проблемы неразрешимые. Так женщины забывают о родовых муках. Так живем мы, забывая о смерти и о войне, об уродствах и о долгах, о совести, об изменах своих и чужих, о страшных ударах по самолюбию…
Но такое забвение никогда не бывает полным.
И важно знать: страусиное наше сознание в неразрешимых проблемах нуждается. Природа наша требует запредельности, экстремальности. Если проблем нет, мы начинаем их создавать!..
Чо-то в нас ищет безоговорочной полноты и приравнивает ко всей жизни то одно, то другое - то результат футбольного матча или поединка между своим мозгом и автоматом, то содержимое кошелька, то чью-то оценку, то собственную фантазию…
Если этого не происходит, существование обретает характер смертельной скуки, и это уже проблема проблем.
Да, сверхценности нам нужны - это хозяева наших желаний. А когда мы находим их, непременно вступает в силу великий и ужасный закон…
Законом Бревна я его назвал - так вот простенько, и сейчас попробую пояснить, почему он важен для понимания этой книги и всей нашей жизни.
О ПАРАДОКСЕ БРЕВНА
пять рассуждений
Давным-давно, давным-давно я рассказал вам про бревно… Вот на земле лежит оно, и по нему пройти дано любому чудаку - и мне, и вам уютно на бревне при подходящей толщине сего бревна…
Но толщина порой не так уж и важна. Вот поднимается бревно на высоту затылка… Но теперь так просто не пройдешь - в поджилках страх, в коленках дрожь… Прошел, однако же, едва-едва… Кружилась голова, клонилось тело вниз и вбок, но совладать я с этим смог… И вот бревно на высоте пятиметровой… На кресте у всей России на виду меня распните - не пойду! - Да почему же? - Упаду! - Да почему же упадешь? Бревно все то же! - Ну и что ж?
Теперь другая высота, теперь уверенность не та, опасно стало… - Но бревно все то же! - Это все равно - уже при мысли о бревне все напрягается во мне…
С юных врачебных лет занимаюсь исследованием и лечением парадоксальных состояний, как я назвал их, - и самочувствие человека на высоко поднятом бревне остается для этого наипростейшей наглядной моделью.
Не скажу, правда, что она всем понятна и до конца понятна мне самому. Все ясно было бы, если б речь шла только о бревне физическом, деревянном. Речь о тех бревнах, которые - там, внутри…