Билеты нам доставили весьма оригинальным способом. Король же не приглашает никого сам, а поручает это своим придворным. И еще королевские приглашения не посылают по почте, а доставляют лично. Так что сотрудника берлинского посольства попросили отвезти приглашение к нам домой. Тогда мы еще жили в районе Кройцберг, и наша квартира располагалась в новостройке возле того самого киоска с кебабами. Архитектор, проектировавший здание, позаботился о том, чтобы у входа, над почтовыми ящиками, был небольшой навес. Сам он приехал из Беблингена и не понимал, что под навесом сразу начнут собираться все кройцбергские бомжи. Здесь можно было укрыться от Дождя и ветра, отдохнуть от палящего зноя. А так как чистота и опрятность, увы, не относятся к числу добродетелей кройцбергских бомжей, то у входа постоянно валялись осколки пивных бутылок, горы сигаретных бычков и стоял запах уборной.
Наверное, сотрудник посольства решил, что попал в Калькутту, когда шофер остановил машину перед нашим подъездом. Думаю, удивились и бомжи, увидев, как он вышел из "мерседеса" со штандартом, пробрался мимо них и оставленных ими нечистот и опустил приглашение в наш почтовый ящик. Оно было отпечатано на бумаге ручной выделки, которую почти нельзя было согнуть. Это была не обычная печать. Буквы были оттиснуты едва ли не золотом. Эти приглашения я решил сохранить, ведь одна их материальная стоимость способна прокормить нашу семью в небогатую заработками зиму.
Спустя несколько недель мы с Ириной поднялись на борт самолета "Брунейских королевских авиалиний", который раз в неделю летает из Франкфурта до Брунея Даруссалама (в переводе: "Бруней, оплот мира") через Дубай. Как только мы вошли в салон, наша немецкая, полная финансовых тягот жизнь осталась далеко позади. Мы летели первым классом, а в арабских авиакомпаниях это гарантирует великолепный сервис, который лично я оценил сполна. Я ни на секунду не смыкал глаз, чтобы не пропустить ни одной мелочи, а Ирина преспокойно дремала, словно мы ехали на рейсовом автобусе из Котбуса в Эйзенхюттенштадт. Каждый час из своей кабины выходил капитан и осведомлялся о нашем самочувствии. А у нас все было просто замечательно! Я бы с удовольствием еще летел и летел, но самолет приземлился, и нам пришлось выйти из него и окунуться в жаркое и влажное брунейское утро.
В аэропорту нас встречала делегация из двенадцати придворных, которую возглавляла сестра султана. Среди придворных стоял и советник посольства Германии в Брунее, который даже не предполагал, кого, собственно, дожидается и зачем. Прибытие немецкого графа с супругой даже самый исполнительный немецкий служащий никогда не воспримет как "официальный визит". Вот если бы прилетал депутат крейстага, тогда ладно, но приезжать в аэропорт из-за частного визита людей, о которых МИД Германии не мог сообщить ничего особенного, советнику казалось излишним.
Колонна "роллс-ройсов" отвезла нас в дом для гостей султана, где температура была такая же, как внутри холодильника. Приветливые слуги вносили наш багаж, пока я осматривал дом, а жена принимала ванну. При этом каждый из нас сделал открытие. Жена поняла, что даже богатейший человек в мире не всегда может позволить себе горячую воду - вода в ванной была чуть теплой. А я понял, куда исчезают с аукционов импрессионистов картины Моне и Сезанна, когда публике объявляют, что их приобрел покупатель, пожелавший остаться неизвестным.
После официальных торжеств в честь дня рождения султана, военного парада, вручения орденов и банкета нас пригласили на аудиенцию во дворец, который, казалось, был построен исключительно из мрамора и золота. Везде стояли вазы, но не с живыми цветами, а с искусственными, из драгоценных камней. Мы подарили султану маленький глиняный сосуд в стиле модерн производства королевского фарфорового завода, так как единственным материалом, пришедшимся по душе султану и по кошельку нам, была глина.
К счастью, султан вырос и жил в той среде, где подарки делают прежде всего гостям. Каждое утро к нашей двери приносили по небольшому презенту: одни часы Ирине, другие - мне. Жаль, что мы пробыли там всего два дня. Когда немецкие банки опять стали отказываться оплачивать мои счета, у меня порой возникало искушение продать подарки султана. С другой стороны, я чувствую, насколько это стильно: не иметь возможности оплатить счет, однако носить на руке механизм швейцарской фирмы, который стоит дороже многих легковых автомобилей.
Не так-то легко было вернуться из прекрасного далека в маленькую кройцбергскую квартирку, где меня ждала стопка писем с просьбой погасить задолженность и CMC-сообщение об отключении услуг на исходящие звонки с дружеской подписью телефонной компании. Тем не менее я окончательно понял: глупо пытаться перенести размах чужой жизни на свою. Тот, кто так поступает, никогда не почувствует себя богатым: сколько бы он ни накопил денег, всегда найдется другой богач, у которого их больше. А копить можно до бесконечности. Поэтому лучше научиться чувствовать себя богатым с тем имуществом, которое при тебе. Иначе можно вечно ощущать себя бедняком, не имея того, что есть у других.
Однажды мне довелось брать интервью для журнала "Эсквайр" у Аднана Кашогги, которого в восьмидесятых часто называли самым богатым человеком на планете. Он сидел в своем личном Boeing business jet (реактивном "боинге") в лондонском аэропорту Хитроу, когда грузовой автомобиль врезался в хвост его самолета. И пока он дожидался замены транспорта, я взял у него интервью. Из здания аэропорта мы видели, как к соседнему терминалу подогнали "Гольфстрим V" сэра Джеймса Голдсмита. Кашогги не мог оторвать глаз от этого чуда техники. Белый фюзеляж был украшен полосками темно-зеленого цвета (British racing green), тянувшимися вдоль всего корпуса. На хвосте вместо привычных инициалов был нарисован скорпион. От прежней невозмутимости моего собеседника не осталось и следа. Он начал говорить о всевозможных преимуществах "боингов", хотя было очевидно, что ему просто захотелось такой же самолет, как у Голдсмита.
Стремление ни в чем не отставать от других - один из вернейших способов лишить себя счастья. И не важно, на каком уровне достатка это стремление начинает развиваться. Счастье возможно лишь при условии, что человек умеет быть довольным тем, что у него есть, и не завидует состоятельным людям. А тот, кто хочет жить не по средствам, обречен на неудачу.
Вероятно, у богатых есть только один способ вести непринужденную жизнь. Апостол Павел открыл его почти две тысячи лет назад, когда сказал, что "имеющие должны быть, как не имеющие". Тот, кто живет по возможностям, обладает многими преимуществами - например, хорошим вкусом. Вспомним хотя бы Розамунду Пилчер. Родители ее были зажиточными англичанами, а она, выйдя замуж, поселилась в Шотландии, в просторном загородном доме. Когда к ней пришла известность, она отнюдь не стала обустраивать жизнь на широкую ногу, и, после того как гонорары за ее книги превысили миллион фунтов стерлингов, Пилчер вовсе сделала то, на что не решилось бы большинство из нас: они с мужем переехали из загородного дома в небольшой коттедж.
У максимы апостола есть и практическое значение. Тому, кто имеет, словно не имеет, не придется перекраивать свою жизнь, если в один прекрасный день он лишится своего состояния. Чем дороже привычки, чем вычурней мечты, тем больнее внезапное падение. Когда Карл Маркс оказался беженцем в Англии, то в отличие от своей жены Дженни, уроженки Вестфалии, вел себя далеко не лучшим образом. Маркс привык к множеству слуг и скандалил из-за того, что его жене приходилось готовить. А вот сама супруга была более кротким созданием и, нисколько не унывая, великолепно овладела кулинарным искусством. У нее было то, чего явно недоставало ее мужу: способность мириться с обстоятельствами.
Что же сказать о тех, кто вышел за рамки апостольской максимы и совершенно отказался от обременительного имущества? Кто заслуживает большего восхищения: те, кто стойко переносят потери, или те, кто Целиком отказываются от владения материальными благами? На первый взгляд полный отказ от власти, денег и социального положения выгладит благороднее, но, по-моему, в нем всегда остается доля какой-то неестественности.
Когда в истории или литературе нам встречаются люди, прославившиеся своим пренебрежительным отношением к собственности, в большинстве случаев мы имеем дело с Детьми очень богатых родителей. Алексий, отпрыск римских аристократов, живший безвестным нищим под окнами родителей и питавшийся объедками с их стола, Франциск Ассизский, сын торговца сукном, и святая Клара, его спутница, ушедшая за ним от богатых родителей, Сиддхартха, сын брахмана, - слишком часто знаменитыми аскетами становились дети из знатных и состоятельных семейств.
Особенно выразительный пример - философ Людвиг Витгенштейн. В пьесе Бернхарда "Племянник Витгенштейна" племянник бросает дяде такой упрек: "Мультимиллионер и сельский учитель в одном лице - не кажется ли тебе, что это слишком?"