Оставь и Бога не гневи!
У нас не жалуют витийства,
У нас в медлительной крови
Отравный привкус византийства.Но разве есть еще одна
С такими ж скорбными очами
Россия, горькая страна,
Отчизна веры и печали…?"
Ознакомившись еще раз с письмом, император Николай I наложил такую резолюцию: "Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного".
Журнал "Телескоп" был закрыт, редактор отправлен в Сибирскую ссылку, цензор отрешен от должности, а Чаадаев объявлен "сумасшедшим", нуждающимся в медико-полицейском надзоре.
"Прочтя предписание (о своем сумасшествии)", – доносил Бенкендорфу начальник московского корпуса жандармов, "он смутился, чрезвычайно побледнел, слезы брызнули из глаз, и не мог выговорить ни слова. Наконец, собравшись с силами, трепещущим голосом сказал: "Справедливо, совершенно справедливо!" И тут же назвал свои письма "сумасбродными, скверными".
Верно говорили древние: "Homo sum humani nihil, а me alienum puto!" (Я человек, ничто человеческое мне не чуждо).
"Чаадаев сильно потрясен постигшим его наказанием", – сообщал А. И. Тургенев, – "сидит дома, похудел вдруг страшно и какие-то пятна на лице…Боюсь, чтобы он и в самом деле не помешался".
Через год медико-полицейский надзор с Чаадаева был снят.
В старом, обветшалом, продолжавшем спокойно разрушаться флигеле на Старой Басманной в Москве, он устраивал нечто, напоминающее светский салон, где еще целых двадцать лет Петр Яковлевич продолжает философствовать, думать вслух, наполовину оставаясь изысканным денди, а наполовину ставши Обломовым.
Высшая Московская знать считает делом чести посетить "басманного" философа. На прием к нему приезжают министры, губернаторы, профессоры, графы, князья и, конечно, женщины молодые и старые, знатные и дамы полусвета.
Чаадаев очаровывал дам, как и в годы молодые. Он сам о себе говорил, что стал "философом женщин", а его недоброжелатель тот же Н. Языков назвал Чаадаева "плешивым идолом слабых женщин", а известный поэт партизан, герой войны 1812 г. Д. Давыдов вторит Языкову:
"Старых барынь духовник
Маленький аббатик,
Что в гостиных бить привык
В маленький набатикВсе кричат ему привет
С аханьем и писком,
А он важно им ответ:
Dominus Vobiscum!"
Здесь намек Д. Давыдова на приверженность Чаадаева к католичеству.
На "его понедельники" съезжалась вся Москва. "Он принимал посетителей, сидя на возвышенном месте, под двумя лавровыми деревьями в кадках; справа находился портрет Наполеона, слева – Байрона, а напротив – его собственный, в виде скованного гения". (Ф. Вигель).
Между тем, флигелек разрушался от ветхости, пугая своим косым видом хозяина и его посетителей. За тридцать лет Чаадаев ни разу не был за городом. Почти никуда не выходил и сам писал: "Выхожу только для того, чтобы найти минуту забвения в тупой дремоте Английского клуба".
"Конечно, все сознавал с неумолимой ясностью, как человек в летаргическом сне, когда его хоронят заживо. Судил себя страшным судом: "Я себя разглядел и вижу, что никуда не гожусь…Но неужто и жалости не стою?". (Д. Мережковский).
С середины 40-х годов "басманный философ" не перестает говорить об "общем перемещении вещей и людей, о "блуждающих бегах" непрерывно галопирующего мира к непредсказуемой развязке".
Чаадаев чувствовал мучительную разъединенность с рядом находящимся людьми и с живой жизнью, называя свое существование "холодным", "ледяным".
Петр Яковлевич внешне становится еще более странен. Один из современников пишет о "мраморном лице Петра Яковлевича, на которое не сядет ни мотылек, ни муха, ни комар, не вползет во время сна козявка или червячок", о его маленьком сухом и сжатом рте…"
Во второй половине 40-х годов у Чаадаева вновь наступает душевный кризис. Его письма наполняются многообразными жалобами на "бедное сердце, утомленное пустотой". Часто появляются мысли о самоубийстве. В письме к двоюродной сестре он пишет: "… Я готов ко всем возможным перипетиям, не исключая той, которые древние рассматривали как героическое действие и которую современники считают, не знаю почему, грехом".
Телесное здоровье в конец ухудшается. Припадки, чрезвычайно мнительные беспокойства, слабость, кровотечения сменяются кратковременным улучшением, а затем все начинается сначала.
К 1847 в состоянии Чаадаева наметилось значительное улучшение. Он активно сотрудничает с журналами "Москвитянин", "Московский сборник", и пишет "Апологию сумасшедшего", встречается с молодежью.
В 1855 году Петра Яковлевича вновь настигает кризис. Он составляет завещание, постоянно ведет разговоры о скоропостижной смерти. Д. Н. Свербеев вспоминает слова Чаадаева за 2–3 недели до смерти: "Я чувствую, что скоро умру. Смертью моей я удивляю вас всех. Вы о ней узнаете, когда я уже буду на столе".
Умер П. Я. Чаадаев 14 апреля 1856 г. накануне Светлого Христова Воскресенья.
За 3 дня, т. е. в среду, он стал жаловаться на сильную слабость и отсутствие аппетита. С четверга началось стремительное увядание. Тем не менее, как свидетельствует М. Н. Лонгинов: "…В пятницу (12 апреля – В. Г.) мы обедали…Вдруг появляется согбенный, чуть двигающийся старец, лицо изрыто морщинами, глаза мутны, ввалились и окружены черными кругами, голос чуть слышный, похожий на предсмертное хрипенье. Это был Чаадаев…" По словам М. И. Жихарева: "Одно из самых поразительных явлений этой (Чаадаева – В. Г.) жизни. Со всяким днем ему прибавлялось по десяти лет, а накануне, в день смерти, он, в половину тела согнувшись, был похож на девяностолетнего старца".
Так в возрасте 62 лет погиб один из величайших умов России. Светлой тенью прошел он в самой черной тьме нашей ночи, этот безумный мудрец, этот немой пророк, "бедный рыцарь русской революции" и, умирая, наверное, повторял свою непрестанную молитву:
Adventiat Regnum Tuum.
Так был ли душевно болен Петр Яковлевич Чаадаев?
Думаю, что каждый мало-мальски образованный психиатр скажет: "Да, Чаадаев страдал психическим расстройством". Каков же был характер этого расстройства? Первое впечатление от анализа "Curriculum Vitae" (жизнеописание) Чаадаева – это, то, что он страдал шизофренией.
Блестящий гусарский офицер мчится в вихре нескончаемых светских развлечений. Да вот одна странность – влюбляет в себя дам высшего света, а сам холоден, как ледяная глыба. Так это обстоятельство как раз и характеризует шизоидную личность. Но все меняется в 1820 г. Чаадаев переживает душевный кризис после загадочной отставки, внезапно разрушившей головокружительную карьеру. В течение трех лет нарастают ипохондрические переживания, одолевают "болячки". Куда "исчезли юные забавы"? В 1823 внезапный и странный отъезд за границу, похожий на бегство. В течение трех лет пребывания за границей резко меняется внешний облик-облысение, пергаментная кожа, изменение лицевого черепа, нарастание аутизма. Проявляется интерес к мистико-религиозно-философским течениям.
Но вот с 1831 будто бы кризис миновал. В психической деятельности преобладает активность. Так длится до 1836 г., когда публикуется "философическое письмо № 1" и вновь наступает душевный кризис, еще более усиливаются депрессивно-ипохондрические переживания, он постоянно философствует на непонятные темы, говорит о "ледяном существовании", высказывает суицидальные мысли, идеи особой значимости, переоценки собственной личности. В 1847 вновь перелом к лучшему – активен, занимается литературной и журналистской деятельностью. В 1855 вновь кризис – депрессия, ипохондрия, суицидомания и роковой конец.
Казалось бы диагноз шизо-аффективного психоза несомненен.
Только есть одно большое "но".
Почему все таки смолоду Чаадаев не испытывал сексуального интереса к женщинам, а скорее наоборот? Почему очень быстро за три года так изменился внешне – полысел, кожа лица приобрела пергаментный характер, рот сжался, появились различные "болячки"?
Почему в свои 36 лет он выглядел одно время лет на 20 старше? Почему, наконец, катастрофически старея в течение трех дней, превратившись в глубокого старика, он умер?
Если обратимся к эндокринологии, то там с уверенностью найдем ответ. Да, существует эндокринологическое заболевание – прогерия (в переводе с греческого – преждевременно состарившийся). Это заболевание описано у взрослых в 1904 году Вернером и называется – синдромом Вернера.
Проявляется оно в возрасте 20–30 лет. Кожа лица становится бледной, истонченной, несколько уплотненной на ощупь, резко натянутой. Черты лица заостряются, выявляется т. н. птичий нос, резко выступает подбородок, ротовое отверстие суживается. Снижается сало– и потоотделение. Волосы тонкие, преждевременное облысение и поседение. Гипогонадизм. Трофические нарушения кожи – язвы, гиперкератоз. Ранний атеросклероз: (БМЭ, т.4 с. 143, 1976 г.).
Читатель может удивиться тому, как точно внешний облик Чаадаева и его ранняя смерть соответствуют медицинскому описанию синдрома Вернера.
Нужно полагать, что в основе душевного заболевания П. Я. Чаадаева лежит тяжелая эндокринопатия в виде синдрома Вернера с психопатологической картиной шизо-аффективных состояний.
Но разве для нас это важно? Важно другое, что так талантливо, с трагической грустью отражено в стихах А. Городницкого: