– Это для тебя, – говорит она мне, – только сначала покажу своей маме.
Закончив рисунок, она его сверху показывает маме, а потом, повернувшись ко мне, говорит:
– Я спущусь, а ты мне потом дашь куклу.
Я жду наверху, пока она спустится, но где-то посередине лестницы Анна вновь призывает маму:
– Мама, смотри, я сейчас буду прыгать, – и смело прыгает вниз, где ее ждет, раскрыв объятия, мама.
Анна вновь обрела свое тело и возраст, я ей была уже не нужна и могла заняться своим делом. Спустя некоторое время, когда они собрались уходить, Анна подошла ко мне и протянула свой рисунок.
– Это тебе.
Попрощавшись, они ушли, но у меня остался не только ее рисунок, но и переживания прожитого с Анной процесса ее возрождения – отрезок совместно прожитого времени, иллюстрирующий готовность психики человека к символической замене, восстановлению через нее отсутствующей, отколотой части целого.
Для того чтобы понять, что произошло с Анной, необходимо обратиться к основным положениям концепции Ф. Дольто о бессознательном образе тела, который она определяет следующей метафорой: "Образ тела – это живой синтез нашего эмоционального опыта: межличностного, повторно переживаемого, оживающего через избирательные эрогенные ощущения, архаические или актуальные". Далее она уточняет, что "образ тела – это синтез трех образов в постоянном их становлении: базового, функционального и эрогенного", связанных между собой влечением к жизни и актуализирующихся для субъекта в том, что Ф. Дольто называет динамическим образом, понимая его как "желание быть, утверждаться в происходящем".
Образ тела начинает формироваться уже в зародышевой жизни человеческого существа; в своем становлении три его составляющие: базовый, функциональный и эрогенный образ тела – проходят все стадии развития личности – оральную, анальную, генитальную, но целостность приобретает лишь к эдипову возрасту. В отличие от схемы тела заданный анатомически бессознательный образ тела – это образ целостного, "интегрированного" тела, составленного из фрагментов, – разрабатывается на всем протяжении развития ребенка и истории личности.
"Образ тела – всегда потенциальный образ из общения в фантазме".
Ф. Дольто характеризует базовый образ тела как статичный, функциональный – стеничный. Остановимся на функциональном образе тела, так как он понадобится для анализа нашей ситуации: "Благодаря функциональному образу влечения к жизни, после того как они субъективируются в желании, могут нацеливаться на достижение удовольствия, объективироваться в общении с миром, с Другими".
Потерю функционального образа тела Ф. Дольто иллюстрирует многочисленными примерами из своей практики, но один из них достоин особого внимания – о 5-летней девочке, потерявшей двигательные способности верхних конечностей и в течение 2 лет не пользовавшейся руками.
Ф. Дольто описывает консультацию, предваряя ее комментариями: "Частичные влечения к смерти отлучили верхние органы в функциональном образе тела. Когда ей (девочке. – прим. автора.) демонстрировали объект, она так складывала пальцы в предплечья, чтобы руками не прикасаться к объекту. Ела она с тарелки (ртом. – А. В.), если еда ей была по вкусу. Я (Ф. Дольто. – А. В.) протянула ей пластилин, сказав: "Ты можешь взять его ртом своей руки". Немедленно пластилин был схвачен рукой ребенка и засунут в рот".
Анализируя этот случай, Ф. Дольто указывает, что функциональный образ отторгается целиком или частично в случае, например, репрессивного физического вмешательства, вербальной кастрации, направленной против действий ребенка, и др.
Вернемся к Анне. Влившись в движение цепочки детских тел наверх, она фантазматически объединяется с ними в единое телодвижение. Здесь, наверху, она испытывает сильнейший эмоциональный подъем – ликование. Она такая огромная, ее так много – верх нарциссического наслаждения. Внезапно ее либидо-восторженное состояние пресекается ощущением "разрыва" процесса. Она уже не большое и целое, а осколочек. Она "поломалась" – осталась совсем одна и малюсенькая, отделенная от мамы лестницей-дырой. Она ли это?
Функциональный образ тела Анны мгновенно отторгается. Свидетельствует об этом она сама графически – в рисунке, подаренном мне. Ибо именно свободному графическому изображению детей Ф. Дольто придает огромное значение в своей клинической и теоретической работе и заключает, что в них "за аллегорически представленными ситуациями стоит нечто иное, символическое. Это представление из прочувствованного таким, каким оно происходило для каждого: в личных условиях для его собственного тела в том виде, в каком этот образ каждый несет в себе и в своем бессознательном как символический субстрат своего существования независимо от актуализации в динамическом выражении".
А теперь рассмотрим рисунок Анны (см. рис. 1): здесь крупным планом изображена голова. Голова, "потерявшая" свое тело. А лицо? Рот у головы – на лбу, нос – под ртом. Волосы торчат дыбом, но снизу. Все смешалось, все наоборот. Лишь огромные глаза остались на своем месте. Но! Каждый глаз – тело с руками, ногами и головой, которая имеет только открытый рот. Рот-глаза! Крик о переживаемом состоянии. Это и есть графическое выражение пережитого ею архаического страха исчезновения. Здесь лишь рот девочки, подобно голове, изображенной на рисунке, кричал глазами ужаса. Вспомним: "частичные влечения к смерти отлучили верхние органы..." А у Анны в функциональном эмоциональном образе тела – и нижние.
Слова, которые я произнесла, встав на колени и таким образом сравнявшись с ней ростом, поддерживают ее влечение к жизни, интуитивное стремление к пренатальной защите. Призыв ее бессознательного "Обними меня" показывает, что она еще не способна действовать своими конечностями.
Исполнив ее желание, я становлюсь для нее транзициональным объектом, который Ф. Дольто остроумно сравнила с джокером в карточной игре, который "заменяет отсутствующую карту и особенно козырную" (здесь Мать – "Все" – козырь для младенца).
Получив защиту в символическом лоне – "объятие-матка", она услышала мои слова: "Ты уже родилась, ты..." – и восстановила (вновь обрела) двигательные способности, функциональный и динамический образ тела, желание общаться.
Здесь уместно повторить высказывание В. Бараля: "Влечения всегда частичны. Ребенок может быть заблокирован в каком-то месте частичной пульсацией, и нужно идти за ним в это место, чтобы восстановить его образ целостного, интегрированного тела".
Случай с Анной в очередной раз доказывает значение теории Ф. Дольто для детского психоанализа, более того, ее жизнеспособность в "Саду радуги". И еще, "Обними меня" может означать: "Дай мне тело свое, чтобы вновь породить мое".
5 этюд
Дочки-матери
Ника, девочка-сероглазка, привлекла мое внимание жеманно-демонстративным поведением. Ее речь – довольно громкая, полуповелительная, сопровождаемая выразительными жестами и мимикой, назойливо-настойчиво, мастерски вовлекала присутствующих в разыгрываемый спектакль "общения с мамой".
Мама подзывала ее, просила подойти. Она, стоя поодаль, объясняла, что не может, занята! Затем, повернувшись к матери спиной, Ника пошла в сторону замка и продолжала, жеманно растягивая слова, объяснять, что сейчас она очень занята. Мать стала приближаться к дочери, мягко настаивая на своем. Дочь, не оборачиваясь, демонстративно "застревая" на каждой ступеньке, все громче и театральнее отказывалась и продолжала подниматься на верхний балкон замка. Разыгрывался очередной акт. Искусно отработанная игра – "просительница-мама", "мучительница-дочь". Действие казалось настолько отрепетированным, что присутствие "зрителей" нисколько не смущало партнеров. Монотонные диалоги продолжались в тех же интонациях. Обе периодически поглядывали то на меня, то на другую маму, сидящую неподалеку. Меня это "втягивание" в затянувшийся спектакль начало тяготить, и я переместилась в другой конец игровой комнаты.
Что-то смущало меня в этой паре. Что-то было не так. Но что?