Добро, как справедливость, связано со стремлением людей установить демократический строй отношений, их равенство перед законом. Жить по справедливости - значит жить открыто, не утаивать информацию, учитывать интересы всех в принимаемых обществом решениях. Правда - это обнародование скрываемых фактов, эгоистичных побуждений, корыстных расчетов. Если бы информация не утаивалась, не искажалась, не понадобилось бы в лексиконе иметь слово "правда" - достаточно было бы слова "информация".
Добро, как свобода, как минимальное число социальных регламентации поведения, ограничений в удовлетворении потребностей человека, его прав на выбор, постоянно упирается в проблему границ дозволенного и кары за преступление этих границ - за ту свободу, которая переходит в насилие над свободой другого человека.
Нельзя, став на путь зла и страха, прийти к добру. Может получиться нечто похожее на такую историческую карикатуру, подмеченную В. Пикулем: "На базарах с утра до ночи истошно вопили купцы, уши которых были прибиты гвоздями к стенкам, и гвозди эти из ушей им выдернут завтра, чтобы наказуемый до конца жизни помнил: торговать надо честно! Стамбул сразу же присмирел, как мышонок при виде льва. Облачившись в рубище дервиша, живущего подаянием, великий султан Селим III инкогнито появлялся на рынках, в учреждениях, на фабриках столицы, всюду требуя от людей только честности. А телохранители, идущие следом за султаном, тут же казнили всех лгущих и ворующих".
Понятые абсолютного добра - как отсутствие всякого насилия над живым - в корне противоречит устройству биологического мира, построенного на необходимости существования за счет другой жизни. Даже в том случае, если (по мысли В. Вернадского) человек перейдет в будущем от гетеротрофного существования, поедая живую природу, к автотрофному, синтезируя пищу из света, воды, минералов, даже в этом случае он не сможет прожить, не истребляя, не утилизуя "косную" (по выражению того же Вернадского, избегавшего слова "неживая") природу, не эксплуатируя ее ресурсы. Уже не говоря об истреблении мириадов микроорганизмов или паразитов. Понятие абсолютного добра противоречит также и устройству социального мира с его иерархическими законами совместной деятельности. Таким образом, разговор сразу следует перевести из утопического мировоззрения в рамки реального добра. Здесь, как и везде, вступает в силу закон меры, гармонии, поддержание динамического равновесия, гомеостаза, как в системе "человек - человек", так и в системе "общество - природа".
В системе "человек - человек" добро как свобода - все, что раскрывает индивидуальность каждого человека и направляет ее на созидание, творчество.
В системе "общество - природа" добро - все, что направляется на познание истины и бережное, ответственное отношение к любому конкретному проявлению жизни.
Христианская идея о том, что путь добра - это путь спасения, постоянно находит подтверждение и в идеях ученых, и в общественной практике. Вернадский разрабатывал учение о планетарной силе науки (ноосфере), призванной регулировать экологическое равновесие, защищать и развивать чудо земное - Жизнь. Основоположник учения о стрессе Ганс Селье является одновременно и проповедником идеи "альтруистического эгоизма", согласно которой нет альтернативы добру в защите от психических напряжений межчеловеческого общения. Наконец, добро - это высшая категория экономической эффективности. В 1982 году вышла в свет книга американских исследователей, которая в короткий срок стала бестселлером. Т. Питере и Р. Уотермен отобрали объектами изучения 14 наиболее популярных, преуспевающих фирм. Оказалось, что уважение к потребителю сочетается в образцовых американских компаниях с уважительным отношением к собственному персоналу, демократическим стилем управления, верой в способности работников, стремлением раскрепостить их и воодушевить. Авторы книги отмечают, что демократическая атмосфера, уважение к человеку связаны в образцовых компаниях и с повышенной требовательностью к нему. Но здесь это не столько требования со стороны управляющих, сколько требования со стороны равных по положению, возникающие на почве открытости, доступности информации, простоты общения. Так образцовым компаниям удается победить бюрократический стиль управления. Они ставят действие выше планирования, дело - выше размышления, конкретное - выше абстрактного.
Теперь от прИзрения перейдем к прЕзрению, к теме "сверхчеловек среди людишек". Здесь можно встретить и "демоническую" личность, направившую свои исключительные задатки, способности, умения на одурачивание общества (тип графа Калиостро), и главарей преступного мира, и узурпаторов, ненасытных властолюбцев, и разочарованных общественными идеалами интеллектуалов. Об одном из них в повести "Каторга" поведал В. Пикуль, всегда с большим удовольствием живописующий сильную личность.
Польская аристократка, сосланная за участие в Виленском восстании, вышла за ярославского мещанина Придуркина, торговца гробами. Она рыдала по загубленной жизни, нещадно колотила сына, вымещая на нем злую долю. Его детство и юность прошли среди гробов, заготовленных в продажу. Он и спал в выставочном образце, рекламирующем фирму. Отцу мечталось вывести сына в люди. Ему стоило немало унижений и взяток, чтобы мещанского отпрыска приняли в Демидовский лицей, выпускавший просвещенных знатоков права. В лицее он был лучшим учеником и в то же время социальным изгоем, человеком низшей касты. Его обходили наградами, на мраморной доске выпускников лицея не хотели прописать фамилию.
Он окончил лицей уже уязвленный, но чувствуя свое превосходство над людьми. С дипломом молодого юриста он оказался в селе Павлово-на-Оке, где стал мелким судебным исполнителем. Накладывал печати на двери амбаров проворовавшихся лавочников, описывал имущество бедняков за недоимки, а по ночам глотал книгу за книгой.
Павловские мастера по изготовлению замков с "секретами" создавали такие шедевры, что получали призы даже на международных промышленных выставках. Эти мастера-самородки, порой безграмотные люди, возбудили в нем случайный интерес к точной механике, и, забыв о своем дипломе юриста, он пошел к ним на выучку. Он был способным учеником! И однажды, смастерив сложнейший замок, задумался: если он способен изготовить такой замок, значит, способен его и открыть! Чтобы увериться в себе, он поехал на выставку в Вену, где на "призовой" площадке, ничем не рискуя, за полторы минуты вскрыл несгораемый шкаф фирмы Эванса, за что получил тысячи марок вознаграждения. Он еще со скамьи лицея понял, что при той системе, какая существует в империи, ему всю жизнь суждено оставаться презренным мещанином. И тогда он решил сам возвысить себя над этим миром.
Он поехал в Льеж, где поступил в политехническую школу, прослушав полный курс точной механики. И получил не простой диплом, а почетный. Потом, подделав себе документы, из сословия мещан легко перебрался в дворянство. Под новой фамилией завел в Петербурге частную техническую контору. И, не брезгуя брать любые заказы, стал жить на широкую ногу. Знания законов империи, хорошее владение языками, долгая жизнь за границей - все это помогало ему проникать в высшее общество. Но в нем постоянно зрело недовольство системой, которая из честного человека сделала жулика и прохвоста, живущего на птичьих правах под чужим именем. К тому времени его захватили идеи Бакунина, Кропоткина. Контрасты жизни убеждали в том, что сильная личность - превыше всего. И такой личности, как он, в этом мире почти все дозволено.
Однажды его навестил неизвестный, который от имени других неизвестных просил вскрыть одну кассу. С самого начала ему было ясно, что все деньги, добытые с кассы, провалятся в подполье какой-то партии. Тем не менее не отказался. Он был арестован, бежал, затем ушел в подполье, снова сменил имя, перебрался в Польшу, стал членом активной "боевки". Пан Юзеф Пилсудский не раз прибегал к его услугам, когда нужны были деньги. Но он скоро разуверился в идеалах резолюции, которых не заметил в Пилсудском, больше других кричащем о свободе. Тогда и решил: стоит ли рисковать жизнью ради этого демагога? Не лучше ли найти своим талантам иное применение? И стал авантюристом-одиночкой, гением преступного мира.
Добро и зло - проблема проблем. Мы никак не можем благоразумно решить из веков идущие этические задачи, а научный прогресс ставит совершенно новые и все более сложные. Вот, например, публикация из французского издания о проблеме "искусственного" человека. Ее главное действующее лицо - человеческий зародыш на самой ранней стадии развития: продукт встречи в пробирке между сперматозоидом и яйцеклеткой. Именно на этой стадии эмбрион может быть либо имплантирован в женский организм, либо заморожен и законсервирован. Поскольку оплодотворение, в пробирке уже практикуется довольно часто, законсервированных эмбрионов довольно много. Их тысячи. Точную цифру, по-видимому, не может назвать никто. Так почему бы "неиспользованным" эмбрионам не стать предметом научного исследования? В этом и заключается суть спора, разгоревшегося между европейскими эмбриологами. Этично ли взять несколько клеток для исследования и впоследствии создать науку о генетической идентификации (и коррекции), или нужно вовсе прекратить поиски в этом направлении? Кто должен взять на себя ответственность? Индивид, выбирающий отпрыска в соответствии со своими желаниями? Общество, решающее, что именно считать генетической "аномалией" эмбриона? Как поступать с этими "аномальными": уничтожать или исправлять?
В наш век критерий добра сформировался как призыв к общечеловеческому согласию во спасение рода людского от надвигающейся экологической катастрофы, как призыв к планетарному мышлению, к открытости и подключению творчества каждого государства, индивида. Необходима нравственная революция землян, необходим глобальный переворот сознания в этом направлении.