Фанаты, ослепленные маниакальной ненавистью, всегда грозное оружие в руках тех, кто ими правит. Приведу пример из книги М. Пьюзе "Крестный отец". "Семейство Боккикьо представляло собой явление в своем роде единственное - некогда ответвление сицилийской мафии, известное своей непревзойденной свирепостью, оно на Американском континенте превратилось в своеобразное орудие мира. Род, некогда добывавший себе пропитание безумной жестокостью, ныне добывал его способом, достойным, образно говоря, святых страстотерпцев. Боккикьо владели неоценимым достоянием - прочнейшей спаянностью кровных уз, образующих каркас их рода; племенной сплоченностью, редкостной даже для среды, в которой верность сородичам почитают превыше супружеской верности. Как раз по этой причине, когда враждующие кланы мафии собирались мириться, посредников и заложников на время мирных переговоров поставляло семейство Боккикьо… И никто, никакая кара не послужили бы для Боккикьо преградой на пути к отмщению - вероятно, по причине их ограниченности. Надо умереть - они умирали, и не было способа уйти от расплаты за предательство. Заложник из семейства Боккикьо был солидным обеспечением безопасности".
Мы начали раздел "Антиидеал - другой" разговором о возмущении одиночек, продолжили разговором о возмущении малых групп… Теперь - о возмущении масс. Об этом написаны тома, поэтому буду краток. Возмущение общественности выливается в обличительные речи и петиции; возмущение угнетенного класса - в бунт, забастовки, революцию; возмущение угнетенной нации, народа - в повстанческие и отечественные освободительные движения, войны.
Каковы же истоки формирования идеала справедливого общества? Всякий раз это действующий антиидеал, достигающий в своем безобразии максимума. Если это ложь, сокрытие информации, то идеал - искренность, гласность. Если бесправие - равные права. Если отчужденность - милосердие…
Нередко человек живет в той среде, в которой ему жить невыносимо, потому что он чужак среди людей, окружающих его, - он совсем другой. Неприятие нами окружения, в котором живем, - история Дон Кихота; неприятие окружением нас - история Гадкого утенка. Неприятие существующего устройства мира вообще на том или ином отрезке времени тем или иным индивидом, обществом - история человечества.
От антиидеала, от чужих, чуждых душ - к поиску своего, психически родового: друзей, любимых, учителей, единомышленников, единочувственников. Воспоминанием о кризисе такого рода, пережитом мною в 70-х годах, остались строки: "Чужие окружают племена, чужие называю имена и не свои ворочаю дела. Лицом, как через грим, гримасничаю не своим. Меня здесь держат за паяца - и надо дурачиной притворяться. Придавлен камнем примитивного старанья, унижен потолком полудыханья. Вот если мне удастся убежать, вот если мне своих удастся повстречать - как буду я тогда дышать!"
В судьбах людей - это стремление вырваться из уклада жизни, на который тебя обрекло плотное кольцо иной социальной среды. Сильные люди от угнетения и нищеты уходили в поисках богатой земли и воли, чтобы жить там по труду и справедливости. Если говорить о людях слабых, то здесь верховодит стремление уйти от принуждения, борьбы, труда, психических напряжений - в беззаботное существование (по типу потребностной психической активности). "Остров Гомер на Канарском архипелаге… Это один из последних бастионов современных хиппи, панков и фрикс (людей, бегущих из городов, ненавидящих стереотипы цивилизации. - Н. Г.), для которых единственно приемлемой стала идеология бегства - в поисках дикого тропического раздолья с пляжами, пустынями и банановыми рощами. Новые хиппи, в большинстве своем немцы, получают по почте свое пособие по безработице и переводы от родителей буржуа. Ну а тем, у кого нет никаких доходов, вдоволь хватает пещер, бананов, солнца и песка… Беженцы европейских столиц, они селятся в пещерах, курят гашиш, принимают ЛСД и жгут костры в честь полнолуния". (Из газеты.)
Хотелось мне сказать особо о неприятии людьми творческими или высоконравственными среды нетворческой или нравственно извращенной. Здесь яркими примерами служат бегство Пешкова из простолюдинов в интеллигенцию, "опрощение" Толстого, неприятие им морали дворянства, литературных кругов, церкви. Лев Николаевич Толстой: "Я отрекся от жизни нашего круга, признав, что это не есть жизнь, а только подобие жизни, что условия избытка, в которых мы живем, лишают нас возможности понимать жизнь и что для того, чтобы понять жизнь, я должен понять жизнь не исключений, не нас, паразитов жизни, а жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придает ей".
О Максиме Горьком пишет Леонид Резников: "Он, Алексей Пешков, прошел все "круги ада" дореволюционной жизни: подростком, рано оставшимся без отца и матери и отданным "в люди"; юношей, которому пришлось быть и деревенским батраком, и грузчиком, и рабочим на соляных приисках, и бродягою, готовым выполнять любую работу за кусок хлеба… Сам выходец из "низов", Максим Горький и в крестьянах, и в рабочих, и в интеллигентах не то что не любил - ненавидел все мещанское, темное, жестокое, лживое… Феномен горьковской личности - в этом сочетании (иногда вызывающе дисгармоничном!) самого трезвого реализма (результат лично познанных ужасов и свинцовых мерзостей жизни) с самой возвышенной, пророчески-романтической верой в талантливость России, в то, что человек ее может стать прекрасен, добр, мудр, если преодолеет губящий мысль и чувства мещанский индивидуализм, если поймет бытие как деяние, жизнь как творчество и, полюбив труд, научившись работать, почувствует высшее наслаждение жизнью. Такое выстраданное и глубоко индивидуальное сочетание в самой натуре антимещанского реализма с романтическим человеко- и народолюбием сделало Горького личностью необыкновенной, во многом опередившей свое время".
Современники в большинстве своем не принимают новаций, даже возмущены открытиями людей творческих, опередивших свое время. Как сами творцы ("творяне", по выражению А. Вознесенского), так и их герои, коль речь зашла о писателях, не находят в таком случае признания и употребления своим идеям в современном им мире. "Лишние люди" - забежавшие вперед объективных предпосылок изменения общественной жизни, не порвавшие полностью с обществом (своим кругом), не ставшие его лидерами, - разновидность беглецов. Писатель Фазиль Искандер даже вывел понятие "бездомная литература". В частности, он говорил о творчестве Достоевского, Лермонтова… Я бы сказал: "литература отрочества" - отрицание того, что есть, и невозможность в настоящем реализовать идеал.
В обыденной жизни неприятие и отчуждение повседневной среды - следствие выбранной не по склонности профессии, слепота супружеского выбора, бегство подростков из семьи, крестьянских детей из деревни и многое другое.
Перемена профессии, друзей, класса, государства, религии, убеждений происходит как по принципу "где сытнее или резвее телу", так и по принципу "где просторнее или теплее душе" - в направлении от опыта антиидеала.
Итак, в разделе "Антиидеал - другой" мы называли подростка, завистника, мстителя, жестокосерда, ненавистника, фаната, чужака… А в разделе "Антиидеал - я" - только одного бойца. Да, трудно признать свои несовершенства, трудно исправлять себя. Проще собственные недостатки не замечать. Кажется, что проще исправлять недостатки других.
ИДЕАЛ - Я
Когда идеалом становится собственное Я в настоящем, выделяющее человека из его окружения умом, волей, мастерством, очевидные слабости, несовершенство других людей направляют работу чувств следующим образом: либо прИзрение - либо прЕзрение. Начнем с призрения.
Освободители - легендарные Прометей и Геракл. Освободители от экономического угнетения (Маркс), от гнета бессознательного (Фрейд), освободители от мора, эпидемий (Дженнер, Пастер, Флеминг) - все, кому благодарно человечество.
Мессии - законодатели нравственных укладов жизни (Моисей, Будда, Конфуций, Христос, Магомет).
Подвижники идеи - великомученики, страстно желающие открыть людям глаза на то, что стало им очевидно в прозрении (Бруно, д'Арк). Это герои во имя добра. Добро для них - идеал; их Я - служитель добра, носитель добра, следовательно, Я - тоже идеал.
Альтруисты - милосерды, посвящающие жизнь свою служению беспомощным, страждущим. Учителя - не по должности, а по призванию. Патриоты - защитники родины, добровольно идущие за нее на смерть. Зеленые - защитники природы. Пацифисты - защитники мира. Интернационалисты - защитники братства на Земле.
Здесь, если быть последовательным, не миновать разговора о добре. Часто "добро" понимается как "польза". Добро относительно сугубо государственной пользы фиксируется в политике и идеологии верховной власти, а также в своде законов страны. Добро относительно прочности социальной позиции, консолидирующей людей одного класса, сословия, закреплено в морали, кодексе чести этого класса, сословия. Кроме того, в каждом коллективе, каждой группе людей (вплоть до семьи или друзей) существуют свои особенности этики.
Помимо добра как соблюдения корпоративных норм взаимодействия, оценки и самооценки индивидуального вклада в общественно полезную деятельность, добро непременно должно рассматриваться в системе "сильный - слабый" как помощь счастливого - несчастному, богатого - бедному, власть имущего - бесправному, умного - дураку, здорового - больному, большинства - меньшинству. И тогда говорят о милосердии.
"Вот сейчас (1987 год. - И. Г.), к примеру, везде заговорили о простом возчике из Казани - Асхате Галимзянове: 40 тысяч рублей своих трудовых денег он передал сиротам из Казанского дома ребенка, купил им автомобиль "Нива" и многое другое. Собирая пищевые отходы, он откармливает бычков и сдает мясо государству, а деньги, не держа их в руках, передает детям…" (Из газеты.)