– В каком смысле? – не понял Хейз.
– А?
– В каком смысле хозяйство, сэр?
– В обыкновенном, – сказал Бирнс. – Следственный отдел, участок, улицы. Полезно знать, где у нас что.
– Ясно, сэр.
– Ну, а пока, Коттон... – Бирнс запнулся. – Я правильно говорю – Коттон?
– Да, сэр, Коттон.
– Значит... в общем, Хейз, мы рады, что вы будете работать у нас. Конечно, после тридцатого участка наш восемьдесят седьмой вряд ли покажется вам райским уголком, но это и не помойка.
– Хорошего мало, – сказал Стив Карелла.
– Чего там говорить, хорошего действительно мало, но вы к нашему участку привыкнете. Или он к вам привыкнет. Трудно сказать, кто у нас к кому привыкает.
– Думаю, я разберусь, что к чему, сэр, – отозвался Хейз.
– Ну, если больше вопросов нет, то... – Бирнс снова замолчал. В присутствии Хейза ой чувствовал себя на удивление неуютно, однако не мог взять в толк, в чем тут дело. – Ты покажешь ему все, Стив! – наконец произнес он.
– Да, сэр, – ответил Стив и подвел Коттона Хейза к двери, ведущей в комнату следственного отдела. – Вообще-то у нас тут все, как и в других участках, – сказал он, когда они вышли из кабинета Бирнса.
– Более или менее, – отозвался Коттон Хейз.
– Коттон – редкое имя, – сказал Карелла.
– Мой отец был без ума от одного пуританского проповедника. – Интересно, кто бы это мог быть...
– Коттон Мэзер. Отец считал его одним из величайших людей Америки. Но могло случиться и хуже.
– В каком смысле?
– С него бы стало назвать меня Инкризом [2] .
– Запросто, – согласился Карелла и улыбнулся. – Вот наш отдел. Столы, окна, доска объявлений – кто в розыске, всякие гам приказы и инструкции, которые больше некуда девать. Справа картотека со всеми нашими делами. Досье на местную шпану, списки разыскиваемых преступников, сведения о задержаниях и кражах. Черт побери, да у вас в тридцатом участке наверняка все то же самое.
– Конечно, – сказал Хейз.
– У нас есть ещё картотека пропавших велосипедов, – сообщил Карелла. – Может быть, хоть этого у вас нет?
– Этого нет.
– Может пригодиться. В нашем районе полным-полно подростков.
– Угу.
– Единственный свободный стол – у окна. Мы на него сваливаем всякий хлам. Там ты найдешь все, кроме разве что собственной тещи.
– Я не женат, – сказал Хейз.
– Понятно. Мы сейчас все уберем, и можешь считать его своим. И не горюй, что не женат!
Карелла улыбнулся, но Хейз не ответил на его улыбку. Карелла замолчал в раздумье, и тут его взгляд упал на Мейера Мейера.
– Мейер! – окликнул его Карелла, и тот оторвался от пишущей машинки. – Мейер, познакомься с Коттоном Хейзом. Его перевели в наш участок. Коттон, это Мейер Мейер.
Мейер протянул руку и начал было: «Рад позна...» – потом осекся и переспросил:
– Как вас звать?
– Коттон Хейз.
– Рад познакомиться, – и пожал руку Коттона.
– Мейер – единственный человек на свете, у которого целых два имени, – пояснил Карелла. – Или целых две фамилии, в зависимости от того, как на это смотреть.
– Не считая Генри Джеймса, – сказал Хейз.
– Почему Генри Джеймса? А, тоже два имени. Это точно, – согласился Карелла и откашлялся. – А над чем ты трудишься, Генри... тьфу, Мейер?
– Убийство в винном магазине, – сказал Мейер. – Только что закончил допрос владельца. Похоже, я не попаду на бар-мицву.
– Почему?
– Никак не управлюсь с отчетом, – ответил Мейер и поглядел на часы.
– Что это ты так расписался? – удивился Карелла. – Закругляйся поскорее.
– Не торопи меня. А вдруг мне не так уж хочется на эту паршивую бар-мицву?
– Теперь ты будешь часто видеть Коттона, – сказал Карелла. – Надеюсь, вы сработаетесь.
– А то как же, – равнодушно отозвался Мейер и вернулся к своей пишущей машинке.
– Там, за перегородкой, коридор. Он ведет в раздевалку.